Запрещённый приём
Шрифт:
— Могу поспорить, ты чаевые в уме считаешь.
Ее лицо так сильно помрачнело, что морщины теперь выглядели почти болезненными — скорее как шрамы, словно все ее страдания проступили наружу.
— А еще я уверена, что ты знаешь это меню вдоль и поперек.
Она чуть улыбнулась, и это смягчило выражение боли на ее лице.
— Я здесь больше трех лет работаю, так что — да.
— Сядь, пожалуйста, Хейзел. Мы просто хотим поговорить. — Произнес Ливингстон.
Улыбка исчезла, Хейзел снова стала мрачной и настороженной.
— Мне надо столики
— Хейзел, мы можем поговорить здесь, а можем — в отделении. Решать тебе. — Сказал Ливингстон.
Она обернулась и уставилась на нас. Ее лицо просто сочилось презрением. Интересно, как она выглядит, когда по-настоящему на кого-то злится? Возможно, мы скоро это узнаем.
— Если это не арест, то я не обязана идти с вами или отвечать на ваши вопросы.
— Ты знаешь Бобби Маршана? — Спросил Ньюман.
Презрение Хейзел сосредоточилось на нем. Я бы не хотела встречаться с человеком, который так себя ведет.
— Ну разумеется знаю.
— Мы пытаемся спасти ему жизнь.
— Вы же, вроде, маршал из сверхъестественного отдела.
— Так и есть.
— Тогда разве вы не должны убить его?
— У меня есть ордер на его ликвидацию.
— Тогда о чем вы хотите со мной говорить? Все же очевидно. Бобби убил своего дядю, и теперь вам нужно казнить его, чтобы он больше ни на кого не напал.
— А что если он не виноват?
— Весь город знает, что он это сделал. — Закатила глаза Хейзел, как будто Ньюман нес полнейшую чушь. Она по-прежнему вела себя, как девчонка-подросток — только они так сочатся презрением.
— Если я казню его, а потом вскроется, что он не виноват, тогда тот, кому была известна личность настоящего убийцы и кто промолчал об этом, не дав нам спасти Бобби, будет обвинен в предумышленном убийстве или даже убийстве третьей степени.
Я не знала, насколько это было правдой, но, видя колебание в глазах Хейзел, я просто сидела на своем месте и делала вид, что все действительно так, как сказал Ньюман. Возможно, он нашел способ пробиться сквозь щит ее презрения.
— Это неправда. — Сказала она, но по глазам было видно, что она сомневается.
— Давай ты сядешь и поговоришь с нами, Хейзел. Тогда нам не придется узнавать, правда ли это. — Предложил Ливингстон.
Она, наконец, присела на краешек дивана рядом с Кейтлин. Окинув всех нас взглядом, Хейзел, наконец, сказала:
— Вы хотели поговорить? Говорите. — Большинство людей попадают в неприятности из-за того, что слишком много болтают, но Хейзел, очевидно, хотела, чтобы болтали здесь только мы. Бьюсь об заклад, что она не в первый раз имеет дело с полицией.
— Кармайкл сказал, что был у тебя в ночь убийства. — Начал Ньюман.
— Да, был. А теперь мне надо вернуться к посетителям, которые ждут свои заказы. — Она переместилась на край диванчика, собираясь вставать.
— Разве они с Шеве не контактируют друг с другом, чтобы убедиться, что в доме остался хоть кто-нибудь?
— Да. Но в тот раз они этого не сделали,
и вот чем все закончилось. — Хейзел встала.— Почему Кармайкл не связался с Шеве? — Спросил Ньюман.
— А мне откуда знать?
— Я думал, у вас все серьезно.
— Было серьезно, и есть серьезно. — Быстро добавила она, словно надеялась, что мы не заметим, как она поменяла прошлое время на настоящее.
— Вы расстались? — Поинтересовался Ливингстон.
— Нет. — Отрезала Хейзел. Она покосилась назад, где другие посетители махали ей, подзывая к своим столикам.
— Ты сказала, что у вас «было» серьезно. — Заметила я.
— Я сказала, что у нас все серьезно. А теперь мне надо вернуться к гостям, чтобы раздать им еду и счета. Мои чаевые тают с каждой минутой.
— Ладно, Хейзел. Спасибо, что уделила нам время. — Сказал Ньюман.
Хейзел поспешила к другим столикам. Когда она уже была вне зоны слышимости, Кейтлин произнесла:
— Мне казалось, она умеет врать получше.
— Обычно умеет. — Согласился Ливингстон.
— Она часто врет? — Уточнила я.
Они оба кивнули.
— Она хорошо играет на работе. Может притвориться сладкой булочкой, чтобы получить жирные чаевые. — Заметила Кейтлин.
— Она хорошая официантка. — Сказал Ливингстон. — Но Памеле она врала о причинах своих опозданий на работу. Так хорошо врала, что ей поверили несколько раз, и только спустя недели, если не месяцы, вскрылась правда.
— Она что-то скрывает. — Произнес Ньюман.
— И паршивенько так скрывает. — Добавила я.
— Вы назвали ее опытной лгуньей, так? — Уточнил Олаф.
— Она может улыбаться в лицо клиенту, чтобы ее вновь выбрали для обслуживания столика, а за спиной будет поливать посетителей дерьмом. Такое уже бывало. Хорошей лгуньей ее не назовешь, но она умело скрывает то, что чувствует.
— Тогда чего она так нервничала и запиналась сегодня? — Поинтересовалась я.
— Она притворялась. — Ответил Олаф.
— Зачем притворяться, что ты нервничаешь? — Не поняла Кейтлин.
— Одно дело — врать своему начальству о причинах опозданий на смену, и совсем другое — врать об убийстве. — Заметил Ньюман.
— Думаешь, у нее неприятности? — Поинтересовалась я.
— Когда я беседовал с Кармайклом, он был убит горем из-за смерти Рэя и подозрений относительно вины Бобби. — Ответил он.
— И что в таком случае скрывать его девушке? — Не поняла я.
— Я видал искреннее раскаяние в убийстве. — Заметил Ливингстон.
— Я не думаю, что Рэя убил Кармайкл. — Возразил Ньюман.
— Тебе не показалось, что он что-то скрывает? — Спросила я.
Ньюман покачал головой.
— Нет.
Я посмотрела через стол на Ливингстона.
— А Кармайкл хороший лжец?
— Его я не так хорошо знаю, как Хейзел, но он всегда казался прямолинейным малым.
— В смысле, честным?
— Да.
— Тогда что он делает с этой женщиной? — Спросил Олаф.
— Она на двадцать лет моложе него. — Ответил Ливингстон.