Запрещённый приём
Шрифт:
— Так и было.
— Но он правда адекватный, Эдуард. В смысле, адекватный, как человек, который прошел терапию или даже терапию для пар. Я и представить себе не могла, что он может быть настолько адекватным, даже если это притворство.
— Он хороший актер, Анита, как и я. Не позволяй ему обмануть тебя.
— Как ты обманул Донну? — Спросила я.
— Донна знает достаточно, чтобы не париться о том, кто я такой.
Поскольку я была на их свадьбе и провела с ними и детьми достаточно времени, я не могла спорить.
— Справедливо. И прости, что я засунула тебя в одну коробку с Олафом, но он, по ходу, реально
— Как именно он старается?
Я рассказала про инцидент с рукой и коленом за завтраком, и про лекцию, которую прочитала потом Олафу.
— А только что он спросил разрешения прежде, чем коснуться моего лица.
Если честно, я не хотела признавать, что Олаф также попросил меня о поцелуе, и я согласилась. Меня это смущало, пугало и черт знает, что еще. В тот момент, когда я поняла, насколько смешанные чувства испытываю по поводу своих последних минут с Олафом, я осознала, почему бросилась в объятия к Эдуарду, как какая-нибудь барышня в беде.
— Ты выглядишь спокойнее. — Заметил он.
— Думаю, хватит с нас обнимашек. — Сказала я.
— Почему?
— Потому что я все поняла.
Он позволил мне отступить на шаг и поинтересовался:
— Что поняла?
— Я не расстроилась потому, что Олаф вел себя плохо. Я тупо охренела от того, насколько хорошо он себя вел.
— Ты это уже говорила, и оно все еще звучит крайне бредово.
— В моей голове звучит нормально.
Эдуард улыбнулся.
— Ну, я-то не в твоей голове, так что озвучь мне свои мысли.
— Я попытаюсь. — Я уставилась на него, нахмурившись. — Ты однажды сказал, что Олаф хочет попробовать со мной ванильный секс, обычный, то есть, и на твоей памяти это был первый раз, когда он захотел чего-то подобного.
— Я помню.
— Я уже забыла, как ты умудрился уговорить меня заставить его поверить, что я на самом деле займусь с ним сексом, или хотя бы попробую это сделать.
— Кажется, это были два разных момента. — Заметил он.
— Ладно. На чем мы решили остановиться в этом вопросе?
— Никакого секса. Просто подыгрывай ему.
— Ладно, но я больше не могу этим заниматься, Эдуард. Олаф действительно делает то, что я прошу, чтобы заслужить право на свидание со мной.
— Анита, просто нет.
— Я не о сексе сейчас говорю, а о свидании. Типа поделать что-нибудь вместе и лучше узнать друг друга.
— Он даже не поймет, о чем речь, Анита.
— Согласна, но если он так старается встретить меня на полпути, то я буду чувствовать себя последней сволочью, если не выйду ему навстречу сама.
— Ну-ка повтори. — Попросил Эдуард, изучая мое лицо.
— Если я не стану по-настоящему с ним встречаться, то я дерьмо, раз заставила его поверить в то, что стану.
— Я уже объяснял тебе, что если он не будет воспринимать тебя, как подружку серийного убийцы, ты моментально окажется в списке его жертв. Он, вероятно, сперва убьет меня — быстро и чисто, потому что он знает, что я с ним сделаю, если он от меня не избавится. Но после этого ты умрешь, Анита. И это не будет быстро. Это будет долго, мучительно, и куда хуже, чем ты можешь себе представить.
— Я знаю, что ты видел, что он делает с женщинами.
Эдуард обхватил мою руку, и в его глазах стояла ярость, но вместе с ней там был страх. А Эдуард ведь почти ничего не боится.
— Я видел, и я не хочу видеть это еще раз. Мысль о том, что он
сделает это с тобой, вызывает у меня желание пойти туда и пристрелить его — независимо от того, сколько там будет свидетелей.У меня вдруг пересохло во рту и я сглотнула.
— Как раз поэтому я и охренела от того, что он спросил так вежливо, как меня вообще когда-либо спрашивали, может ли он меня поцеловать.
— И ты убежала, не ответив? Ему это не понравится, Анита.
— Я ему ответила.
— Он взбесится на твое «нет».
— Я не сказала «нет».
— Прости, что?
— Я не сказала «нет».
Эдуард вылупился на меня.
— Не смотри на меня так, Эдуард. Мне и так хреново.
Он моргнул, и я буквально наблюдала за тем, как он борется с осознанием того, что только что услышал.
— Значит, ты согласилась его поцеловать?
Я кивнула.
— Анита, он ждет, что ты действительно сделаешь это.
— Я уже это сделала.
— Что? — Он был шокирован. Не уверена, но, кажется, я никогда не видела Эдуарда настолько ошарашенным.
— Я сказала «да», и он меня поцеловал.
Эдуард молча смотрел на меня пару секунд.
— Я даже не знаю, что сказать тебе по этому поводу, Анита. Могу я спросить, как это было?
— Нежно.
— Что?
— Это было нежно. Поцелуй, прикосновение к моему лицу — все это было очень нежным.
— Он не нежный. Не позволяй ему запудрить тебе мозги, как он это делал со своими жертвами. Ты ведь знаешь, кто он такой.
Я кивнула чуть быстрее, чем следовало.
— В том-то и дело, Эдуард. Я знаю. Так как мне, блядь, понять, притворяется он, чтобы потом прикончить меня, или же он настолько искренен, насколько в принципе может быть?
— Он не способен построить нормальные отношения, Анита.
Я кивнула.
— Думаю, ты прав.
Эта фраза его успокоила. Я редко видела, чтобы Эдуард терял самообладание. В другой раз я бы радовалась тому, что настолько шокировала его, но не сейчас. Мы все-таки об Олафе говорим.
— Хорошо. Тогда план остается в силе.
— Ладно, но я очень плохо притворяюсь в вещах, которые не чувствую. Я не смогу тянуть эту волынку слишком долго, Эдуард. Мы подходим к той черте, где нам предстоит решить, пан или пропал, и я, если честно, понятия не имею, что выбрать.
Он набрал воздуха в легкие и медленно выдохнул, будто размышлял о том, какие у нас могут быть варианты, потому что на кону была не только моя жизнь. Да, те, кто привязан ко мне метафизически, могли умереть вместе со мной, но дело было не только в этом. Эдуард прав — Олаф наверняка попытается убить его первым. Он считал нас любовниками, и если он хотел похитить, изнасиловать и убить подружку Эдуарда, то ему следовало в первую очередь избавиться от самого Эдуарда. Это было логично, а под всей своей патологией Олаф был холодным, безэмоциональным и очень логичным — совсем как мы с Эдуардом. Мы все довольно практично подходили к вопросам выживания. Конечно, для Эдуарда было не слишком логично притворяться моим любовником, чтобы Олаф отвалил, как и для меня — подыгрывать ему в этом, или обещать Олафу, что та или иная перемена в нем сделает его «встречабельным» для меня. И уж конечно не был логичным или практичным тот факт, что Олаф по собственной воле шел на компромиссы и развивался, как личность, чтобы в итоге добраться до той точки, где я согласилась на поцелуй.