Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Запрет на студентку
Шрифт:

– Саня, – лыбится Калинкин. – Ты когда в мой ресторан придешь? – смакует свою сигару. – Знаешь сколько я за этого шефа отвалил?

– Не вижу, чтоб ты бедствовал, – усмехаюсь, рассматривая его холеную рожу.

– Чтоб не бедствовать у меня жена финдир, – прижимает к себе Таню. – У нее в башке калькулятор.

Стоящий рядом Чернышов молча затягивается своей сигарой, с философской миной глядя в пространство.

Сообщать ему о том, что вместо него мозг вынесли мне, не вижу смысла. Короткая прогулка по улице мои мозги немного

проветрила, и все бесит меня уже не так остро.

– Отнесешь на кухню? – возвращает Таня мне бутылку.

– Не вопрос, – захожу в дом.

От детского визга и топота морщусь. Расстегнув куртку, снимаю кроссовки.

В кармане куртки опять пищит сигнализация.

Да твою ж мать!

Достав брелок, опять отключаю.

– Неужели я не сплю… – слышу за спиной и разворачиваюсь.

Мою шею обвивают руки Марго. На автомате обнимаю за талию и прижимаю к себе. Тело мгновенно реагирует на каждую сногсшибательную округлость, и на то, что одета она в тонкое шелковое платье.

– С Новым годом… – улыбается, вставая на носочки и без раскачки одаривает меня поцелуем.

Ее новые губы поразительно мягкие.

Не пойму, какого хрена мы не пересеклись за последние две недели?

У нее всегда одни духи. Сколько ее знаю.

Поставив на комод бутылку, сжимаю ее затылок и наваливаюсь на эти губы, как животное. Она вздрагивает и о меня трется. Моя реакция очевиднее некуда. С напором толкаю язык. Ее рука скатывается вниз и сжимает мою ширинку.

– Вау… – шепчет, глядя на меня полупьяно. – После развода у всех так?

– Не проверял, – закрываю тему.

Я бы мог сказать, что моя реакция имеет какое-то отношение к чувствам, но правда в том, что мне просто нужна женщина.

– Хочешь в гости зайти? – усмехаюсь, глядя в ее запрокинутое лицо.

– Уже давно, – облизывает она губы, пристально смотря в мои глаза. – Только не сейчас. Там Севастьянов. Мне с ним нужно почирикать.

Из гостиной доносятся голоса и смех. Народу здесь как всегда полно.

– Присоединишься? – обнимает меня за талию.

– Угу, – снова смотрю на нее.

Покружа глазами по моему лицу, медленно отстраняется.

– Да что ж такое, – рычу, нащупывая в кармане брелок.

Глядя на дисплей, жму на кнопку. Затыкается, а потом опять срабатывает сигнализация.

Твою мать.

Разблокировка дверей не срабатывает, слишком большое расстояние. Брелок орет, как бешеный.

– Ой, да забудь, – снова прижимается ко мне Маргарита. – Пошли… я тебя накормлю…

– У соседей ребёнок маленький, – снимаю с себя ее руки, начиная обуваться.– Нужно отключить.

– Ты такой правильный, Романов, – дует она губы, отходя на шаг.

– Скоро вернусь, – бросаю на неё насмешливый взгляд, выходя за дверь.

– Ты что, уже уходишь? – возмущается Таня.

– Сигнализацию прибило, – сбегаю по ступенькам, застёгивая куртку. – До дома сгоняю.

– Тебя добросить? – кричит вслед Чернышов.

– Сам, –

отвечаю. – Ножками.

Отойдя от дома метров на десять, пробую опять.

Бесполезно.

Затолкнув в карманы руки и накинув капюшон, быстро шагаю, скрипя снегом. Вынырнув из-за угла продуктового магазина, решаю заглянуть в него за презервативами и торможу на месте в дебильном неверие.

Глядя на освещенный фонарём пятачок парковки, бросаю в чёрное небо:

– Да что ж такое!

Глава 16

Романов

В последнее время мне начинает казаться, что город с населением в полмиллиона человек – это дырявая обувная коробка, потому что в тридцати метрах вдоль древнего зеленого внедорожника расхаживает… твою мать… Стрельцова.

Люба.

Одетая в толстый серый пуховик почти до самых пяток и шапку с большим меховым помпоном. Подкрученные рыжие волосы разбросаны по плечам, на ногах меховые ботинки, будто у нас тут Северный Полюс и бегают пингвины. И то, что я не могу слету определить, радоваться мне или плакать, напрягает. Как и то, что я двигаюсь на нее быстрее, чем успеваю определиться.

Маленькая лгунья, какого хрена она тут делает?

Две недели про нее не вспоминал, дел по горло. Она тоже не высовывалась. Боится. И правильно делает, я ей не пацан какой-нибудь. И я ни при каких обстоятельствах не свинячу там, где провожу семьдесят процентов своей жизни, то есть на своей работе, которую в основном люблю, а иногда люблю очень горячо, особенно когда вижу результаты многолетнего труда. Я тщеславный. Но единственное слово, которое я уважаю больше остальных – это "профессионализм", и оно противоречит понятию – "пускать в штаны своих студенток".

Черт. Брелок в моем кармане продолжает сигналить, и уже через четыре шага я понимаю, что радости во мне гораздо больше, чем всего остального, потому что общение с ней – это как в одно лицо съесть мешок сладких мандаринов.

Обернувшись на звук моих шагов, она округляет маленький пухлый рот и расширяет глаза, замерев. Смотрит в мое лицо, и я на секунду отключаюсь от реальности, застигнутый врасплох, потому что на ее веках и вокруг глаз голубой пыльцой рассыпаны блестки, а на кончиках ресниц висят крошечные стразы.

Смотрю на нее в полном ступоре, подойдя почти вплотную.

Твою мать…

Рот сам собой разъезжается в туповатой улыбке.

Подняв ко мне лицо, облизывает губы.

Туплю так долго, что это даже неловко.

Вижу, как тянет носом воздух. Как тянется вперед, делая полшага навстречу. Сжимаю в кулак руку, чтобы прикончить внезапное желание обнять ладонью маленький точеный подбородок и провести пальцем по розовым губам, которые, и это не гребаное открытие для меня, мог бы сожрать, если бы у меня совсем не было мозгов.

Очередь салютных залпов где-то за спиной приводит в чувства.

Люба вздрагивает, поднимая вверх глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.

Поделиться с друзьями: