Запрети меня

Он ответил:

– Это же MTV!

Надо признать, одной колодой карт он себя не ограничивал, и аудиокассета, которую якобы забыла в его магнитофоне сестра Аня, явно принадлежала не ей.

– Скажи, какая песня у тебя любимая?

– Да плевал я на них! Хочешь, прямо сейчас уйдем, братишка? Давай? Только чё, зря сюда ехали, что ли? Вхолостую? Как обломисты домой поедем? Ты видел в клипе эти клетчатые юбки? Так вот, пацаны говорили, что на концерты они под них трусов не надевают! Это их концертная фишка. Хочешь уехать сейчас – давай, а я сейчас щеману тех телок у сцены и увижу, блядь, все!

– Какие пацаны?

– Шиза.

– Он всегда выдает желаемое за действительное, он на концерте-то не был!

– Его сестра была, она не станет вешать просто так.

Конечно, я сильно сомневался в словах Гоши, но соблазн был велик, поэтому мы все-таки грубо растолкали телок у сцены и заняли выжидательную позицию. Телки-фанатки злобно шипели позади, Гоша обернулся и все уладил, сказав, что если еще раз кто-то наступит ему на ботинок или будет и дальше обламывать кайф, то он пробьет этому человеку в душу с ноги. Вокруг нас тут же образовалась зона комфорта.

Действительно, было самое время появиться двум лесбопилоткам и начать делать все эти невероятные вещи.

Прошли минут пятнадцать-двадцать, может быть, больше. Затем еще час, несколько раз по сцене ходил кто-то вроде ведущего, разговаривая с кем-то по телефону, ассистент режиссера по мегафону просил сохранять спокойствие. Прошли еще минут сорок, наконец объявили, что группа «Тату» задерживается на других съемках и записи сегодня не будет. Всю массовку пригласили на следующую неделю. Потом включили музыку, и телки позади нас начали беситься и визжать, оператор привел в действие кран и начал снимать панорамы над толпой. Когда камера пролетела над нами с Гошей, мы проорали в нее ругательства и основательно покидали зиги.

Только мы все равно обломались, совершив вылазку впустую, теперь мы точно хотели сделать что-нибудь такое, чтобы день не прошел зря. Поскольку возвращаться домой нам нужно было через центр, я предложил Гоше заехать на старый Арбат. Я знал, что там живет девочка Настя семнадцати лет. Мы познакомились с ней год назад в Морозовской больнице, где я лежал с черепно-мозговой травмой, а она – с кровотечениями из носа. Несмотря на то что она была намного старше меня, мы вместе слушали на ее кассетном плеере альбомы Bleach и Unplaget. В какой-то степени я не мог ее забыть. Она выписалась из больницы раньше меня и счастливо, что было естественно, вышла наружу в синих ботинках Grinders и черном Kangol, надетом задом наперед.

Уходя из больницы, Настя оставила мне домашний номер телефона. Я, конечно, не сразу позвонил, потому что помнил, как ходил по больнице в пижаме с Диснеем, которую передала мне мама, и мне казалось, что, какой бы взрослый голос я ни делал, Настя все равно будет помнить меня в этой пижаме. Поэтому я просто часто слушал альбомы Nirvana и представлял себе нашу встречу. Но в середине лета я все-таки позвонил, и Настя сказала, что живет и тусит на Арбате, куда я могу приехать и найти ее в любой день. Еще она спросила, по-прежнему ли я слушаю «Нирвану».

– Нет, – уверенно солгал я.

Затем я рассказал про нее Гоше, он сразу врубился и захотел мне помочь. Когда я позвонил Насте в следующий раз, он сидел рядом и советовал, что и как говорить. Настя услышала это и рассмеялась, точнее, на нее напало что-то вроде истерики, затем она сказала, что ей нужно собираться к репетитору – Настя хотела поступать в иняз.

И вот теперь, на выходе из павильона MTV, я сказал Гоше:

– Давай поедем на старый Арбат. Может, найдем Настю.

Как ни странно, он согласился:

– Давай, только сначала по пиву.

«Пивом» Гоша называл две бутылки девятой «Балтики», что было для нас тем же самым, что водка.

У метро мы выпили по бутылке, еще по одной взяли с собой, на этом деньги кончились. Прыгнули через турникеты в метро и к семи вечера оказались на старом Арбате.

По брусчатке, перекрытой во многих местах матрешечниками, шныряли небольшие группы иностранцев и молодежи из Подмосковья. Это была странная смесь – на лицах и тех и других присутствовало какое-то разочарование. У иностранцев, наверное, оттого, что они ожидали большего от нашего исторического центра, чем впаривание новодельных буденовок. У молодежи из Подмосковья – оттого, что их здесь никто от говна не отличал, ведь все вертелось вокруг впаривания буденовок иностранцам. Нам нужно было пройти к стене Цоя мимо толпы брейк-дансеров, реперов и панков, мимо бара с байкерами и прочей нечистью. Лысых парней в бомперах я нигде не видел, нас было только двое. Гоша спросил меня:

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Не знаю, давай просто держать руки в карманах, как будто у нас там ножи.

– А я взял нож.

– На MTV?

– Ну просто забыл положить на место коляновский, который он с флота привез.

– Это же штык-нож! Ты серьезно?

Гоша ударил меня по руке рукавом своего бомпера, и я понял, что там и вправду лежит нож от АК-47. Гоша улыбнулся с понтом – он-то не лох, все реально под контролем. Я испытал смешанные чувства – с одной стороны, я снова почувствовал себя комфортнее, твердо зная, что, если кто-нибудь из этих любителей уличной жизни залупнется, Гоша реально может проткнуть ему печень. Но, с другой стороны, ощутил и дискомфорт: лучший друг, с которым я тусуюсь каждый день, как ни в чем не бывало таскает в рукаве штык-нож.

Мы прошли к стене Цоя. Выглядело это грязно, большинство местных панков были похожи на бичей. Мы встали напротив и просто смотрели на них, а они хотя и косились на нас, но приближаться никто не стал. Иногда к ним подваливали группы с гитарами по пять-шесть человек, тоже смотрели на нас, затем они высчитывали новую партию мелочи, допивали новую бутылку «Очаково» и уходили. Приходили новые, мы уже давненько сидели на корточках и смеялись над панками. Насти там не было. Наверное, это уже не модно – тусить в этом месте, раз ее тут нет, решили мы, но просидели еще около часа на всякий случай, хотя было уже десять. У Гоши осталась одна сигарета, мы выкурили ее на двоих. Пора было уходить, решили мы, в этот момент к нам подошла девушка с грязными волосами, которая терлась тут с самого начала. На ней были черные дудочки в булавках, балахон с принтом «Гражданская оборона» и туристический рюкзак.

– Привет, я Ксюша! Вы смелые, раз тут целый вечер сидите… Сегодня ваших тут нет.

– Настю знаешь? Такая черненькая, в кэнголе ходит? – спросил я.

– А-а… на чем она торчит?

– Ты о чем?

– Что она употребляет?

– Я не знаю.

– Она из ваших, любит национал-социализм?

– Нет.

– Просто Настя? Кликуха какая?

– Не знаю. Она красивая.

– Красивая… а ты в этом много понимаешь? – спросила меня девушка. – А твой друг почему молчит, он тоже из любви к красоте так стремно выглядит?

– Ладно, забей просто.

– Хотите покурить крымские бошки?

– Давай, – сказал я.

Гоша кивнул и сплюнул так, словно бошки он курит каждый день, хотя в нашем районе продавалась только химка и героин для тех, кто постарше. Мы же иногда пили пиво, хотя кто-то предпочитал закидывать в него димедрол или кодеин. Гоша однажды курил химку, это закончилось плохо – он побелел, его тошнило, до дома его довела сестра, там он основательно выхватил от Моряка – старшего брата. И выхватил он в лучших традициях военно-морского флота: сотня приседаний сопровождалась пинками и пощечинами. Собственно, в момент этой экзекуции способность сидеть сейчас на кортах. Он не любил про это вспоминать, это любила вспоминать его сестра.