Запретная девочка Тагира
Шрифт:
И так много-много раз.
Сжимаю губы и переворачиваю телефон.
Вот, почему она так себя ведет. Еще не свыклась с мыслью о смерти родителей. Да, Тагир, это не ты с металлом вместо души. Это девчонка. Девчонка, которая всю свою жизнь до этого момента прожила в родительской любви.
Я забываюсь и ломаю ручку.
Я должен радоваться? Она лишилась того же, чего несколько лет назад лишился и я. Но почему так хреново?
Она прожила эту боль одна. Вернее, сейчас проживает. Одна. Ей не с кем поделиться, не с кем поплакать. Вот и сейчас она
В голову приходит шальная идея – рассказать Полине о том, что Ренат и мать продали ее Самиру. Продали дорого, но от этого их поступок не становится менее мерзким.
Но чего я добьюсь этим?
Ей будет еще больнее. Это не даст ей облегчения. Я почему-то в этом уверен.
Мои мысли меня сегодня поражают, потому что в следующую секунду я набираю Артему:
– Слушай, Артем, - стараюсь не выдать своего волнения, - помнишь, ты говорил, что у сестры у твоей собака сдохла и сестра плакала всеми днями?
– Ну да, было дело. Да она мелкая же. Дурочка еще.
– И что вы сделали? Как успокоили-то? Или она до сих пор ревет?
– Купил ей котенка, - говорит Антон, усмехаясь.
– И как она?
– Ну, не сразу, но отошла. Переключилась, в общем. Через пару дней забыла о собаке и котенком занялась. Клин клином.
– Ну да, ну да, - произношу задумчиво. Где взять этот «клин» в моем случае?
Кладу трубку и, опустив взгляд, думаю о том, что меня беспокоит состояние Полины. Да, секс с ней мне нравится. Но это никогда бы не заставило меня делать то, что я собираюсь сделать.
Мне просто надоело видеть слезы у себя в доме. Вот и вся причина. Да. Это она. И я не хочу больше копаться.
От мыслей меня открывает звонок секретаря. Она сообщает мне, что пришел Алик.
– Здорово, Тагир, - он протягивает мне руку, но я лишь смотрю на него. Руки не подаю. И даже с кресла не встаю. Пусть знает свое место. Алик усмехается в ответ и сам, без приглашения, плюхается в кресло рядом с моим столом.
– Чего тебе, Алик? – спрашиваю, всем своим видом давая понять, что не настроен на долгую беседу с ним.
Я знаю его лишь через Артема. Сам никогда не пользовался его услугами. Но то, чем он занимается, всегда вызывало во мне отвращение. Хотя я и сам использую шлюх, но не хочу знать, как они попадают на эту тропу.
– Дело есть, Тагир, - улыбается хищно Алик. – Про девчонку пришел поговорить.
– Про какую? – я пока не понимаю, о чем идет речь. – Я не брал твоих девчонок.
– Я про твою, - смотрит на меня, сощурившись. – Про Полину.
Чувствую, как желваки начинают ходить. Меня бесит даже тот факт, что Алик называет это имя. Но в ответ молчу. Он продолжает.
– В общем, помнишь, я говорил, что на нее клиент нашелся?
Я еще больше хмурюсь.
– Так понравилась девчонка, что хочет даже не целку ее, - усмехается Алик. – Готов взять и такую. Порченную. Тагир, ты что молчишь-то? Девчонку, говорю, согласен взять. Все, как договаривались. Отдам полную сумму.
33. Полина
В тот день, когда я узнала, что мамы и папы больше нет, мне кажется, я умерла. Все, что окружало меня, давало мне поддержку, исчезло в один миг.
В своей жизни я расставалась с родителями всего один раз – когда ездила в англоязычный лагерь. На две недели.
Я до сих пор помню это. Те две недели казались мне вечностью. Я отсчитывала дни, чтобы вернуться.
А теперь… теперь я тоже как будто уехала от них. Но навсегда. Я не вернусь. Мне некуда возвращаться. Меня никто не ждет. Дома нашего нет.
Есть только Тагир…
Человек, которого я боялась с самой первой встречи. Человек, в глазах которого лишь ненависть ко мне. И человек, который…
Нет, это слишком больно.
Но что делать? Мне не к кому обратиться. Подруга, как оказалось, и не подруга вовсе. Родственников больше нет. Знакомые? Знакомые, я уверена, отвернутся. Да я особо и не знаю никого. Родители не дружили особо с кем-то.
Единственное – Ольга Мироновна, мамин врач.
Когда я увидела ее там, в клинике, я сначала обрадовалась. Вот! Хоть кто-то, кто знает меня. Кто-то, кто мне поможет! А она… она сделала вид, что не узнала меня.
Я с надеждой смотрела на нее и искала ее взгляд, а она его прятала. И я поняла, что она уже тоже в курсе и не хочет проблем.
Ольга Мироновна выполнила свою работу. Она гинеколог и просто осмотрела меня. Мы вели себя как незнакомые люди. Ни одним жестом, ни одним словом она не дала мне понять, что помнит меня.
Нет. Я не осуждаю ее. В этом мире каждый борется за себя. Это я усвоила недавно, но очень хорошо.
Я не знаю, что не понравилось Тагиру в моем медицинском заключении, но я видела, что он просто взбесился. И сделал это…
Я не хочу вспоминать, но оно снова и снова возвращается в мою память. И каждый раз, когда он оказывается рядом, я боюсь.
А еще мне ужасно стыдно. Стыдно, что он тоже знает это. Он сделал это и поэтому может с полным правом смотреть на меня как на… как на грязь.
И все его эти поездки в магазин, попытки успокоить меня – все это… это еще больнее бьет меня.
Сначала я хотела сбежать. Придумывала, как улучу момент и сбегу-таки из этого дома, ставшего моим адом.
Но потом поняла, что бесполезно. Тагир поставил следить за мной охрану. Я чувствовала их присутствие, даже когда была одна. Уверена, дом был напичкан камерами.
И тогда у меня наступила какая-то апатия. Мне стало все равно.
Тагир хотел опять получить мое тело – мне было все равно. Он хотел, чтобы я поехала с ним в магазин – мне все равно.
Моя жизнь закончилась. Я стала вещью. Предметом на время. Пока ему не надоест. А потом… потом я окажусь там, откуда пришла тогда та проститутка. И вот тогда я смогу решить все. Одним поступком. Избавить себя от этих мучений.
Я мечтала об этом. Я ждала этого.
Сколько еще Тагир будет делать со мной это? Уверена, что недолго.