Запретная любовь. Колечко с бирюзой

— Я, конечно же, живу в Риме. Но даже в моих глазах великолепие этой капеллы никогда не меркнет. Я сам в свободное время занимаюсь живописью. Люблю иногда приходить сюда полюбоваться на произведение великого мастера. Моя жена Валерия всегда настаивает, чтобы я брал ее с собой, а почему — не понимаю. Ей тут скучно.

— И моему мужу здесь показалось бы скучно.

— Неужели!

Я услышала в его голосе нотку удовлетворения: он нашел нечто, сближающее нас. Это заставило меня почувствовать себя в некотором роде предательницей по отношению к Чарльзу. Я поспешно сказала:

— Конечно, чтобы у человека появилось желание любоваться картинами Микеланджело, он должен хоть в какой-то степени обладать художественным вкусом. Мой муж специалист главным образом в деловой сфере.

— Но зато вы, — заявил мой новообретенный знакомец, — любите прекрасное. И я уверен: каждый художник в Италии захотел бы запечатлеть вашу своеобразную красоту. У вас тициановские волосы, которыми мы все здесь так восхищаемся.

— Благодарю вас, — не очень уверенно произнесла я.

Он продолжал болтать в том же духе, отпуская пустые комплименты, а затем заявил, что вначале не думал, что я замужем — так молодо выгляжу, — но потом заметил у меня на руке обручальное кольцо.

Я снова поблагодарила его и поднялась. Пора уходить — пронеслось в голове. Он тоже встал, перекинул через плечо ремешок бинокля и улыбнулся. Паоло был не слишком высок, но, должна признаться, внешностью обладал изумительной. Особенно замечательными были ресницы. Он смотрел на меня сквозь них необычайно волнующим взглядом. Я пыталась напомнить самой себе, что я замужняя женщина, мать двоих детей и мне совсем не к лицу этак волноваться, но факт был налицо. Я просто продолжала стоять с пылающей физиономией, а он не сводил с меня огромных глаз. Затем вынул из кармана бумажник из крокодиловой кожи и достал оттуда визитную карточку. На ней значилось: «Синьор Паоло Куаролли». Он сказал:

— Мой дом недалеко отсюда. Приятно было бы показать вам свою студию. Она великолепна. Я хотел бы также показать мои картины, но у меня ревнивая жена с очень трудным характером, так что это, увы, невозможно, вы понимаете?

— Разумеется. Да и в любом случае мне надо возвращаться к себе.

— Ах, пожалуйста, — взмолился он. — Подождите, не уходите. Позвольте познакомить вас поближе с моим любимым городом. Жена поехала домой на такси. Мой «мерседес» припаркован у входа. Мне страшно хочется немножко покатать вас по городу. А потом мы могли бы посидеть и поговорить в парке Боргезе. На закате там неописуемо поэтично и красиво!

Я повторила, что мне надо возвращаться в гостиницу.

Не стану описывать последовавшие вслед за этим пререкания. Ничего интересного в них не было. Мы с сеньором начали продвигаться через картинную галерею к выходу. Я не замечала ни громадных стеклянных стендов, заполненных всевозможными сокровищами, ни поразительных по красоте полотен, расположенных по обеим сторонам очень-очень длинного зала. Я ощущала лишь близость этого красивого и, должна признаться, обаятельного итальянца, обладавшего немалыми познаниями в области искусств и готового с радостью поделиться ими со мной. Я в то время еще не поняла, что это всего лишь дешевый прием, употребляемый с целью подцепить случайную жертву. Я находила сеньора Куаролли весьма симпатичным, а он так откровенно восхищался мной, что это не могло не произвести на меня освежающего впечатления. Ведь я так долго жила с человеком, который вряд ли когда обратил внимание на то, что объем моей талии равен всего лишь двадцати двум дюймам и что каштановые волосы и необыкновенно белая кожа выделяют меня среди сотен других хорошеньких молодых женщин на улицах Рима.

К чему же я хотела вернуться? К Чарльзу, скорее всего храпящему в гостиничном номере. После нестерпимой дневной жары и утомительной ходьбы по Ватикану, несомненно, в парке Боргезе будет очень приятно и прохладно, да еще в таком приятном обществе. Я уже успела представиться синьору Куаролли. Мы поговорили о Лондоне, где он бывал ежегодно: один раз обязательно, но случалось, что и по два раза. Мир, как известно, тесен, так что у нас нашлась даже одна общая знакомая, вследствие чего наше общение приобрело несколько иную, более благовидную, основу. То была некая итальянская контесса — графиня, учившаяся в школе вместе с моей матерью. Помню, я называла ее «конта» — это ласкательное прозвище придумала для нее моя мама. Графиня, оказывается, была еще жива. Более того, ее дом находился рядом с домом четы Куаролли. Само собой разумеется, после такого открытия Паоло не стал больше слушать никаких возражений, а попросту посадил меня в машину и повез по Риму в своем сказочном автомобиле. Поездка закончилась в том самом замечательном парке.

Паоло оказался умелым и очаровательным проводником. Мы прогуливались по извилистым дорожкам, останавливались, чтобы полюбоваться на какой-нибудь грот, на восковые камелии и олеандры. Я никогда не видела более зеленого, располагающего к покою места, наполненного птичьим щебетом. Здесь царили безмятежность и прохлада, а горячая шумная жизнь большого города казалась такой далекой! Я, похоже, ничего не имела против, когда Паоло взял меня под руку, и мы зашагали дальше, как старые друзья, очень близкие и очень довольные.

Он остановился, чтобы показать мне один фонтан, который особенно ему нравился. Я следила за тем, как бриллиантовые капли воды ударяются о поверхность бассейна. Погрузила кончики пальцев в таинственную холодную водную гладь. Паоло схватил мою руку прежде, чем я успела ее вытереть, и собственным носовым платком удалил влагу с каждого пальца. Потом он коснулся пальцев легким поцелуем, но при этом в его чудесных глазах горел тот волнующий жаркий огонь, что непостижимым образом увлекал меня в мир, которого я боялась, но к которому всю жизнь стремилась. Мне ужасно хотелось бродить в каком-нибудь заколдованном саду, в таком, например, месте, как Рим, и с кем-то, кто любил бы меня. Впрочем, все было нелепо. Этот мужчина, этот незнакомец, не мог меня любить — это я понимала. Он мог лишь желать меня и был способен пробудить и во мне столь же бессмысленное желание.

В конце концов я очутилась рядом с Паоло на мраморной скамье, окруженной темными стройными деревьями, созерцая волшебную красоту золотого вечернего освещения, тускневшего и переходившего в лиловые сумерки. Над головой носились, кружа, стрижи. Мимо нас прошла пара влюбленных, обнявших друг друга за талии. Был час, словно специально предназначенный для любовных свиданий. Как и обещал Паоло, все было очень поэтично и красиво.

Сняв шляпу и закинув ногу на ногу, Паоло начал рассказывать мне историю своей жизни. Он был очень многоречив. Вкратце главный смысл повествования сводился к тому, что теперь он живет исключительно ради искусства. Его единственный ребенок, девочка, умерла, когда ей было всего два годика, от лихорадки. Валерия его не понимает. При этих словах я невольно слегка улыбнулась: сколько раз выслушивала подобные жалобы от непонятных мужей! Впрочем, Паоло совершенно честно признал, что в течение нескольких лет у него была любовница, но связь оказалась не слишком удачной. При такой ревнивой жене невозможно наладить комфортабельную жизнь на два дома. Так что с любовницей пришлось распроститься. Синьор дал мне понять, что с тех самых пор он пребывает в поисках друга, который оказался бы человеком, близким ему по духу.

— Что касается вас, — сказал он, окидывая меня пылким и так много обещающим взглядом, — то вы меня просто обворожили. Вы так молоды, так изысканны, с таким чудесным, истинно английским цветом лица, такими огромными, грустными глазами. Слишком грустными, моя маленькая Кр-ристина!

Он произнес мое имя на итальянский манер, с этаким рокочущим «р».

Меня бы, наверное, должна была раздосадовать его навязчивость, но я сидела, мечтательно внимая ему, глядя на льющийся сверху прозрачный свет, ощущая на щеке легкое дуновение теплого, напоенного ароматами ветерка и чувствуя себя в то же время потерянной и одинокой, отчаянно нуждающейся в полноценной эмоциональной жизни, которой я столь долго была лишена. Я с содроганием смотрела в будущее, видя перед собой длинную череду лет, на протяжении которых должна буду исполнять супружеский долг по отношению к Чарльзу и материнский — по отношению к Джеймсу и Дилли, смирившись с тем, что красота, грациозность и темперамент, которыми наделил меня Господь, сойдут вместе со мной в могилу, так и оставшись никому не нужными.

Я почувствовала на своих плечах руку Паоло, нежно привлекшего меня к себе.

— Вы так же несчастливы, как и я, бедное прелестное дитя. Вы охвачены дьявольским беспокойством. Как и мне, вам решительно все надоело.

Я попыталась засмеяться:

— Не все.

— Я, конечно, преувеличиваю. Но возможно ли, чтобы ваш супруг не ценил такое потрясающее создание?

— Вы и в самом деле преувеличиваете.

Он притянул меня еще ближе, так что я ощущала на щеке его дыхание и чувствовала запах бриллиантина, которым он смазывал волосы. Он был совершенно не в моем вкусе. Мне нравятся мужчины с более мужественной внешностью. Но было в Паоло Куаролли что-то нежное и привлекательное, а кроме того, я оказалась на мгновение во власти каких-то чар — то были чары итальянских сумерек и совершенно неожиданного ухаживания.