Запретная любовь

Джордан сидит за стойкой с кофе в одной руке и листает страницы журнала «Elle» другой. Когда она видит нас, то бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Я знала, что должна была заставить любовничка подождать здесь, пока ты не выйдешь. Я приготовила тебе клубничные вафли, а ты дала им остыть, — ноет она.

— Извини, Джо. Мы можем разогреть их в микроволновке?

Она раздраженно закатывает глаза.

— Они уже не будут прежними. Тебе следовало отложить секс до окончания завтрака.

— Кто сказал, что мы…

Она перебивает меня.

— Я слышу вас двоих. Так что даже не пытайся мне врать, — предупреждает она.

Грейсон хихикает, ставя наши блинчики и сосиски в микроволновку. Я тоже не могу удержаться от смеха.

— Ну, по крайней мере, теперь у тебя настроение лучше, — говорит она, показывая мне язык.

— Настройщик, — внятно откашливается Грейсон.

Джордан смотрит на него в замешательстве, но я понимаю. Умная задница. После того, как мы заканчиваем завтракать, я не думаю, что смогу пошевелиться. Джордан уже поела, пока все было еще горячим, поэтому сказала мне, что пошла потусоваться с девочками у Бейли. По крайней мере, она не станет объектом нашего последнего-трах-фестиваля. После того, как мы поели, я прилегла на диван, пока Грейсон убирал на кухне. Мне нравится, что наличие денег не мешает ему быть одомашненным. Мужчина готовит для меня и убирает. Он хранитель. Я пытаюсь оставаться в настоящем моменте и не думать о нашей предстоящей разлуке, но это трудно. Грейсон подходит ко мне и приподнимает мою голову, а затем садится. Он снова прижимает мою голову к себе, а затем с помощью пульта включает телевизор, пока не находит запись вчерашнего баскетбольного матча.

— Что вы делаете мистер? Баскетбол не является частью нашего трах-фестиваля.

— Трах-фестиваль, да?

Он посмеивается над моей прямолинейностью и качает головой. Ладно, мой рот работал быстрее, чем мозг, но у нас нет времени на стеснение. Я хочу проглотить этого человека, и просмотр телевизора не стоит на повестке дня.

— Скажи мне, чего ты хочешь, любовь моя.

Он смотрит на меня сверху вниз, подбадривая меня выражать свою смелость.

— Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты трахал, обладал мной и любил меня. Просто хочу тебя.

Он секунду смотрит на меня, а затем встает.

— Тогда именно это ты получишь.

Он выключает телевизор и ведет меня в спальню.

Грейсон подключает свой телефон к моим динамикам Bluetooth и выбирает плейлист. Я наблюдаю, как он подходит к моему стулу в углу. Садится и закидывает ноги на пуфик. Затем сгибает палец, подзывая меня к себе. Он нажимает кнопку воспроизведения на своем телефоне, и комната наполняется песней Мадонны «Оправдай мою любовь». Его голодные глаза блуждают по моему телу.

— Раздевайся, — приказывает он. — Медленно.

Моя майка и шорты далеки от сексуальности, но я придаю себе всю уверенность, на которую способна. Я смотрю ему в глаза, просовываю большие пальцы в карманы шорт и спускаю их вниз. Он высвобождает член из-под своих спортивных штанов, и я ахаю. Влага скапливается между моих складочек, когда я наблюдаю, как он гладит себя. Я скидываю шорты. Подхожу к нему и оседлываю его бедра, просто чтобы ощутить под собой хоть немного его мужественности. Я снимаю майку, и на мне не остается ничего, кроме лифчика. Грейсон расстегивает крючки спереди и смотрит, как тяжело опускается моя грудь. Мои соски напряглись от его внимания. Он притягивает меня к себе и берет сосок в рот. Я приподнимаю бедра, готовая к тому, что он возьмет меня. Грейсон не заставляет меня ждать. Он входит в меня, а затем захватывает мои губы в поцелуе, таком глубоком и страстном. Он использует свои руки, чтобы задать нам темп, насаживая меня на свой член.

— Ах, Грейсон.

— Это верно, любовь моя. Почувствуй меня. Это я отдаю себя тебе. Я принадлежу тебе. Я принадлежу тебе, детка.

Медленные занятия любовью выводят меня из равновесия. Думаю, что просто погрузилась немного глубже. Мы проводим остаток дня и ночь, запоминая тела друг друга — чередуя трах и занятия любовью, пока не приходит время прощаться.

ГЛАВА 21

Я посещаю два занятия и стараюсь не высовываться. Перешептывания и тычки пальцами было легко игнорировать. Это заставило меня осознать, что студенты теперь знали, о ком идет речь, и кто спал с профессором. Нет, это невнятное обзывательство, которое действует мне на нервы. Все ученики видят во мне какую-то шлюху, которая развратничала ради хорошей оценки. Они не посвящены в ту любовь, которую мы разделяем. С их точки зрения наша связь грязна и неправильна. Слезы застилают мне глаза, но я отказываюсь позволить им пролиться. Не позволю этим незнакомцам меня сломить. Я ускоряю шаг по направлению к кафетерию. Может удастся найти тихий уголок, чтобы перекусить перед следующим занятием. Позади слышу, как кто-то зовет меня по имени. Поворачиваюсь и вижу, как Джордан бежит на шпильках, пытаясь догнать меня. Зрелище было бы забавным, если бы я могла заставить себя улыбнуться.

— Подожди, — зовет она. Когда догоняет меня, то тяжело дышит.

— Я так и думала, что найду тебя здесь. Давай перекусим.

— Конечно, — решительно отвечаю я.

— В чем дело? Почему у тебя такое вытянутое лицо?

— Я просто не уверена, стоит ли нам появляться вместе. На меня навесили ярлык студенческой шлюхи. Ты же не хочешь быть виновной в соучастии.

— Черт, ты слышала сплетни? Мне жаль, Шив, но ты же знаешь, что мне наплевать на этих людей.

Пока мы направляемся к стойке, я рассказываю ей, какие люди инфантильные. Никто не говорит мне ни хрена в лицо. Просто бормочут всякую чушь у меня за спиной. Гребаные трусы.

Джордан говорит мне держать голову высоко и не обращать внимания на глупости. Мы договариваемся встретиться у машины после последнего занятия и расходимся в разные стороны. Я решаю проверить свою почту в почтовом отделении кампуса. Она заполнена, так как прошло много времени с тех пор, как я проверяла ее в последний раз, но мое внимание привлекает письмо из отдела маркетинга. Я открываю его и обнаруживаю, что у меня назначена еще одна встреча с доктором Грир сегодня днем в 14:30. Мое сердцебиение учащается, и я испытываю искушение позвонить Грейсону. Должен ли он встретиться и с ним тоже? Я достаю телефон, чтобы посмотреть, нет ли пропущенных сообщений, но там ничего нет. Администрация завершила свое расследование? Делаю глубокий вдох и запихиваю корреспонденцию в свою сумку. Я опаздываю на лекцию. Думаю, я получу свой ответ через пару часов.

***

Отправляю Джордан короткое сообщение, чтобы напомнить о моей импровизированной встрече с доктором Гриром, и ровно в 14:30 вхожу в кабинет. Он велит мне сесть, а после сообщает, что они завершили свое расследование.

— Первоначально предполагалось, что на нашей встрече будут присутствовать руководители других департаментов, но в связи с недавними событиями было принято решение продолжить. Остальным нужно было скорректировать свое расписание, но я сказал им, что в этом нет необходимости, — сообщает доктор Грир. Что это значит? Он знает о том, что мы с Грейсоном встречаемся в эти выходные? Меня исключают?

— Мисс Галлахер, после тщательного расследования было установлено, что вы заслужили свою оценку.

Святое дерьмо, это было быстро. Все не может быть так просто. Я хватаюсь за подлокотники стула в предвкушении — жду, когда упадет вторая туфля.

— Что это значит? — Я знаю, что это еще не все. Каково мое наказание?

— Это означает, что мы готовы позволить вам закончить обучение. До сих пор ты была образцовой студенткой. Однако есть некоторые условия, — предупреждает он.

Ладно, в чем подвох? Доктор Грир выгибает угрожающую бровь, которая выводит меня из себя. Его поведение не кричит «мы прощаем твое поведение», но, по крайней мере, сегодня он не вторгается в мое личное пространство.

— Вы не можете больше контактировать с профессором Майклзом в течение всего вашего пребывания здесь в качестве студента. Ни в каком качестве. Мы в курсе разговоров, которые уже ходят по кампусу, и готовы выступить с заявлением, если это необходимо. Надеюсь, со временем это забудется, и студенты перейдут к другой истории. Я предупреждаю вас, мисс Галлахер, если вы не будете придерживаться этих простых условий, вы будете исключены.

Его пристальный взгляд пригвождает меня к месту. Слова, которые он не произносит, еще страшнее, чем те, что слетают с его губ.