Запретная Родина
Шрифт:
– Осторожно, – сразу сказал Алеард. – Они напитаны энергией. Лучше пока не трогай, а то больно будет.
Я оглядела вещи. Простая фарфоровая чашка; амулет из белого металла – затейливо сплетенные линии, похожие на гнездо, и малюсенькое перышко в его центре; книжка в темном переплете; брошь в форме барса, несущего в пасти большую звезду; кусочек красивого камня с искрящейся желтой сердцевиной; золотая булавка с нанизанной жемчужиной темно-фиолетового цвета; серебряный перстень с пестрокрылами, несущими в когтях какой-то чудный самоцвет – во мраке камня целая сияющая маленькая галактика; небольшая, толстая, грубо обструганная палка; кожаный черный браслет с
Алеард наклонился и осторожно взял его.
– Если ты друг – не бойся, – прочитал мужчина. – Врагу же лучше уносить ноги.
– Знать бы еще, что для писавшего значит дружба.
– Думаю, то же, что для нас. «Белым по Белому написан урок. Тот, кто постигнет – откроет замок. Каждому светлому из двадцати свое продолжение нужно найти». Хм. Ты что-нибудь поняла?
– Неа. Кто такие белые и почему их двадцать?
– Предположим, это бродяги.
– Наверняка.
– И эти вещи принадлежали прежним трогам, которые зарядили их магией Промежутка.
– Тронешь не то, что тебе предназначено – и кранты?
– Фрэйа, а ведь и правда! Но кто вправе и по каким признакам может забрать себе одну из вещей?
– Не знаю. Там больше ничего не написано?
– Ни слова. Оставим пока, вместе потом разберемся.
– Ты прав. Мы еще не были на крыше!
Алеард закрыл шкаф и снова взял меня за руку. Биться над загадкой сейчас совсем не хотелось. Мы отправились на крпышу.
Бассейн был пуст и порос упрямыми стелющимися растениями. Они цвели и приятно пахли, к тому же плодоносили мелкими красными ягодами.
– Это растение называется мулль, – тотчас сказал Алеард. – Ягоды съедобны, но каковы на вкус – не знаю.
– Здорово с тобой путешествовать – и согреешь, и накормишь, – хитро улыбнулась я.
– Могу и еще как-нибудь услужить моей малышке, – усмехнулся он.
Я давно не краснела, и это было почему-то приятно.
– Нарвем ягод, найдем укромное местечко…
– У меня в рюкзаке есть одеяло.
– Но нет рюкзака.
– Забрать его не проблема.
– Не хочу отпускать тебя.
– А я и не уйду. Трогия, как и некоторые другие миры, позволяет призывать вещи.
– О, здорово! А как это делать?
– Представь свою сумку и реши, что она тебе сейчас необходима.
– Решаю! Сумка, иди ко мне!
Алеард рассмеялся, и его рюкзак шлепнулся поблизости. Мой с небольшим запозданием неуклюже упал в бассейн. Через несколько минут мы уже свили гнездышко возле стены и лакомились ягодами. Их вкус было сложно описать, а соком они брызгались дай боже. К тому же окрашивали в красный все, до чего «дотекали», пальцы в особенности.
– Вот он, мой макияж. – Я выпятила ярко-алые губы. – Как тебе, нравится? Могу еще щеки подрумянить.
Алеард склонился и поцеловал меня.
– Не стоит, замажешь веснушки.
Я отложила остатки завтрака и удобно села мужчине на живот.
– В одном из миров между мной и моим работодателем случился жаркий спор. И, знаешь, в итоге
меня уволили.– За то, что пререкалась? – спросил он, мягко поглаживая мои ноги.
– Нет. За отсутствие косметики.
Алеард хмыкнул, и его пальцы начали ловко расстегивать пуговицы на моей рубашке.
– А однажды, – продолжила я, щекотя его живот, – мне пришлось изваляться в грязи, чтобы насекомые не сожрали заживо.
– О, – явно поглощенный процессом, весело отозвался Алеард. – А я как-то раз попал в Промежуток при параде, а в ином мире выпал голышом.
– Ужас! Место-то хоть пустынное было?
– Неа, обычная городская улица. Улепетывал, прикрываясь рюкзаком.
Мы рассмеялись, и я прижалась к нему обнаженной грудью.
– Я бы закрыла тебя вот так.
– Это каждый раз сладко, – тихо сказал он. – Чувствовать твое тело.
Шутки закончились, мы оба были серьезны и нетерпеливы.
– Поэтому мне сложно с тобой тренироваться – я сразу думаю о том, как приятно лежать обнаженными.
– Просто лежать?
– Нет, – шепотом отозвалась я, и Алеард перевернул меня на спину, чтобы продолжить раздевание и все, что оно обещало...
Чуть позже, когда мы стояли на крыше и любовались видом, вдали показалась знакомая фигура.
– Ойло.
– Он самый. Я даже отсюда вижу, как счастливо он улыбается.
Трог шел по линии прибоя и был мокрым до самой макушки. Судя по всему, купался прямо в одежде. Руки в карманах, походка легкая, почти вприпрыжку, одного ботинка нет. Мы рассмеялись, а потом Алеард коротко свистнул. Ойло почти сразу понял, куда смотреть, и быстро добрался до здания. Правда, через первый этаж ему пришлось проплыть.
Мы обнялись, наплевав на сырость.
– Небо видели? Просто чудо! Я глаз не мог оторвать, так и ходил до утра, любовался. А там дальше по берегу что творится?
– Что?
– Жуткие скалы! Над самой водой нависают как пасти, и океан просто безумен. А на горизонте едва маячит какая-то вышка.
– Маяк.
– Точно! Маяк маячит! – рассмеялся Ойло. – Позовем остальных?
– Тук-тук, – раздался голос Кристиана. – Остальные сами пришли, то есть приплыли.
Постепенно подтянулись все, и мы принялись бурно обсуждать увиденное. В самый разгар беседы на крышу приземлился Бури. Он сразу спросил, где бы мы хотели жить.
– Можно подумать, мы Трогию как свои пять пальцев знаем! – язвительно сказал Эван, и зверь рассмеялся.
– Я покажу все то, что достойно выбора, а вы, побывав в этих местах, примите решение.
– А где Кервел? – спросил Марк.
– Он ощупывает Трогию на предмет темных дыр – это искаженные куски пространства, опасные для путешественников. Прежде их здесь не было, но за десятилетия одиночества вполне могли появиться.
– Опасные чем? – спросила Габриэль.
– Непредсказуемостью. Если тебя засосет – выпасть можешь где угодно, даже внутрь камня переместиться или на дно океана.
– Ужас какой! – Рута всплеснула руками. – И мы о них до сих пор не знали?
– Вы многого не знаете, – спокойно отозвался Бури. – Но эти дыры – редкость. Чаще всего они появляются на местах, где прежде были кладбища или случались битвы. Они как порталы для душ, которые не могут найти выход из этого мира самостоятельно. Живым в таких местах делать нечего.
– Но люди любят навещать могилы, – сказала Габриэль. – Многие, по крайней мере. У нас-то после смерти сжигают.
– Могила – лишь последнее убежище тела. Неправильно придавать тлену большее значение, нежели бессмертной душе.