Запретная страсть

Но от подобных мыслей Эдварду стало грустно. Он знал наперед, что будет дальше, до мельчайших подробностей. Он знал, что она скажет ему после того, как он покажет ей, какой он искусный любовник. Когда все закончится, он будет опустошен и духовно, и физически. А через несколько дней — в этом Эдвард тоже нисколько не сомневался — все близкие подруги леди Гермионы будут знать все подробности насчет его подвигов в постели. Но это было совсем не то, чего он хотел.

Ему не нужна была очередная Вайолет. Элиза — вот кого он хотел больше всего. Та самая Элиза, которая взяла деньги ради того, чтобы спасти книги и вместо того, чтобы плакаться о своих трудностях, расспрашивала о его собственной жизни. Всего за несколько часов их знакомства она сумела разглядеть в нем то хорошее, чего никто не хотел замечать. Видя в нем добрые качества, она невольно заставляла его быть благороднее и лучше.

Черт бы побрал эту Элизу вместе с ее смешными до глупости надеждами! Впрочем, ему следовало все-таки вести себя с ней более чутко. За два дня знакомства он уже успел показать себя с дурной стороны, и она едва не поругалась с ним. Ну что ж, он предупреждал ее. Если он и обманул ее, то это еще не самое худшее из зол. Можно сказать, что она легко отделалась.

Но Хартвуду было грустно и обидно. Не будучи по природе лжецом, он из-за собственного вранья утратил ее доверие и уважение. А ведь он хвастался перед всеми своей откровенностью и прямотой, не скрывая того, о чем многие мужчины старались не упоминать или вообще предпочитали помалкивать. Он гордился тем, что не был лицемером, и, не стесняясь, выставлял напоказ самые нелицеприятные стороны своего характера, как бы дорого ему это ни обходилось. Но тогда с какой целью он лгал Элизе? Неужели ради того, чтобы она согласилась поехать вместе с ним в Брайтон? О Боже, он вел себя так, как будто в самом деле не мог обойтись без нее?!

Но и это не было самым худшим. Он не без стыда вспоминал минувший вечер. Неужели он был с ней настолько откровенен, что рассказал о перенесенных в детстве наказаниях и обидах? Ради чего он так разоткровенничался? Ему было неловко признаваться перед самим собой: только ради того, чтобы вызвать у нее сочувствие и симпатию, он не мог дольше выносить ее недовольство его поведением во время обеда. Раньше он никому не признавался в том, насколько мать была к нему в детстве жестока и несправедлива. Оправдываться было не в его правилах: Ведь он лорд Лайтнинг, переменчивый и непредсказуемый. Так почему же его волнует то, что о нем думает какая-то серенькая, бедная как церковная мышь девушка?

Хотя он все время и твердил о своей непристойности, но когда Элиза указала ему на его неприличное поведение, ему было почему-то противно вспоминать об этом. Но еще противнее стало у него на душе после того, как она упрекнула его в оскорбительном обращении с миссис Этуотер, которая сейчас, должно быть, сожалеет, что его в детстве не удушили шейным платком от детского матросского костюма.

Пора было кончать с душевными терзаниями из-за подобных пустяков. Надо было собраться с мыслями и попытаться найти выход из того угла, в который он сам себя загнал. Позволять женщине, даже такой чудачке, как Элиза, управлять собой не стоило ни в коем случае. Завтра он даст ей понять, что с ним нельзя фамильярничать и забываться. Придется указать ей, кто она на самом деле, и запретить откровенничать. Пусть лучше держит при себе свои нравственные оценки и суждения. Надо было заканчивать с близостью, так неожиданно и быстро установившейся между ними.

Но что было делать с плотским вожделением, которое Элиза пробудила в нем? Надо было найти как можно быстрее средство для тушения пожара. Леди Гермиона казалась хоть и доступным, но не совсем удачным средством. Эдвард ворочался с боку на бок и никак не мог заснуть, в его воображении все время возникало нежное теплое тело Элизы… Не выдержав, он решил на будущее, что визит в одно укромное местечко возле Стейн-стрит, куда наведывались такие же утонченные джентльмены, как и он, поможет ему сбросить напряжение.

Элизе тоже не спалось. Не удушающая жара мансарды, не узкая неудобная кровать и матрас в ужасных комках — ей мешало заснуть возбуждение, все еще не улегшееся после расставания с Хартвудом. Дурачить напускным равнодушием она могла только его, но не себя. Она уже не доверяла себе, так как чувствовала, что может в любой момент поддаться и уступить. Несмотря на все его предостережения, она влюбилась в него по уши. Время, проведенное под крышей тетиного дома, плюс отсутствие мужского общества приучили Элизу к мысли, что нет лучшей жизни, чем жизнь старой девы. Она даже уверила себя в том, что мужчины нисколько ее не привлекают, не интересуют и не волнуют. Общество такого распутного, согласно слухам, мужчины, как лорд Лайтнинг, поначалу ничуть ее не пугало. Но после того как она узнала себя совсем с другой стороны, все представлялось теперь иначе. Скорее всего она отдалась бы ему прямо в коридоре, прямо перед спальней леди Хартвуд, не удержись она каким-то чудом на краю пропасти.

Если бы служанку поймали за таким делом, ее неминуемо уволили бы, причем сразу и без всяких рекомендаций. Подобный случай однажды произошел в тетушкином доме. Горничную застали в компрометирующем положении с садовником. Несмотря на все уверения несчастной девушки, что садовник любит ее и они поженятся, все было напрасно. В подобных случаях тетушка была строга и неумолима. Однако Хартвуд ни разу не намекнул, что испытывает к ней какие-то нежные чувства. По всей видимости, его влекло к ней только желание развлечься, не более того. Для него она была всего лишь новой игрушкой, наверное, даже довольно необычной, но ведь не зря по всему Лондону ходили слухи о причудах и странных вкусах лорда Лайтнинга.

Как же она могла позволить себе так увлечься и кем? Тетушка была бы потрясена. Не в силах уснуть, Элиза встала и достала из сумки верный астрологический альманах. Возможно, она все-таки найдет там если не ответ, то хотя бы подсказку, объясняющую как ее новые чувства, так и странности поведения.

Увы, к сожалению, ничего интересного она не нашла, да вряд ли и могла найти. Задолго до того как лорд Хартвуд затащил ее к себе в карету, она рассчитала, что этим летом планета Сатурн займет точно такое же положение, которое она занимала в момент ее рождения. Это не сулило ничего хорошего. Такое случалось раз в двадцать девять лет, и, по мнению астрологов, это способствовало проявлению самых пагубных и мрачных наклонностей Сатурна. Одиночество, бедность, страх и замкнутость — вот какими воспитывающими качествами обладал Сатурн. Хотя не все было так безнадежно. Сатурн дарил также способность стойко переносить все испытания и трудности. Впрочем, тут были свои тонкости. Могло быть и более благоприятное стечение обстоятельств, и тогда возвращение Сатурна предвещало лишь небольшие затруднения.

Альманах выпал из рук Элизы. Ей не нужно было объяснять, насколько опасен или вреден был для нее Сатурн. Все астрологи почему-то любили хвастаться тем, что их гороскопы подвержены более сильному влиянию планет, чем гороскопы их сверстников, как будто планеты по какой-то странной прихоти сильнее влияли на тех, кто увлекался астрологией. Однако все астрологи, друзья тетушки, замирали на своих местах, когда тетя Селестина объясняла, насколько опасен Сатурн для Элизы. Эта планета занимала место в злом и очень неблагоприятном Доме Самоуничтожения, причем она закрывала собой положительное влияние ее Стрельца. Подобное зловещее и гибельное положение, как говорила тетя, наблюдалось и в том году, когда отец Элизы бросил ее и ушел. В гороскопах помимо всего прочего Сатурн означал и Отца.

Элизе было любопытно, насколько опасным и вредным будет для нее возвращение Сатурна. Сумеет ли она без особых потерь все пережить? Происходило нечто такое, чего она не предвидела. Сатурн — суровый учитель, — видимо, не удовлетворился тем, что отец обобрал ее до нитки, так он еще подсунул ей другого человека, еще более ненадежного, чем ее неудачливый отец вместе со всеми его патетическими обещаниями. Сатурн, верный своему зловредному расположению в Доме Самоуничтожения, пробудил в ней любовь к Хартвуду.

Однако Элиза не опустила в отчаянии руки. Она будет сопротивляться столько, сколько у нее хватит сил. Но чтобы выстоять, надо было взглянуть правде в глаза. Она должна была признаться, что увлеклась, не стоило себя обманывать. Значит, она должна поскорее уехать и забыть о лорде Лайтнинге.

Приняв решение, Элиза уложила свои вещи в сумку и опять легла в постель. Надо было отдохнуть, ведь неизвестно, где она окажется завтра. Элизой постепенно овладел необычный сон, в котором сновидения казались сладкими, почти нереальными. Ей снился Хартвуд, который ждал ее: по его глазам было видно, что она для него самая желанная женщина на свете. Он был сама нежность, и от вида его золотистой кожи кружилась голова и замирало сердце. Она лежала в его объятиях. Когда Элиза проснулась, ее лицо было мокрым от слез.