Запретная застава

Когда летели на джипе через город, вспомнил Робин Гуда, благородного, в душе (ударение на «е»), разбойника. Тоже вступался за бедных и обиженных и жестко мстил за горе и унижения.

Остановились у длинного одноэтажного здания. Сталинских времен громадный вход украшали две белые колонны с треугольным фронтоном наверху. Под фронтоном на белом полотнище красивыми красными буквами было выведено:

ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ. ЮЖНОРОССИЙСКИЙ ФИЛИАЛ.

– Секта, – пояснил Егор. – Собираются, молятся. Не бойся. Они мирные. В жертву приносить не будут.

Игорь слышал, что есть какие-то секты, где творятся страшные дела. По телевизору часто рассказывали тихим, зловещим голосом. Обычно вечером, перед сном. Игорь был далек от религии. В церковь заходил раз в жизни, на крестины племянницы. Да и родители атеисты, вопреки общей моде на православие. Короче говоря, Игорь совершенно ничего не понимал в этих делах.

Оттого удивление его было искренним и сильным:

– А чего не прикроют?! Раз секта?

– Ты прикалываешься? У нас же свобода совести!

– То совесть, а то секта. Ты телик вообще не смотришь? Они же зомбируют, с крыш заставляют прыгать, деньги последние отнимают.

Егор понял тяжесть случая, вздохнул и вошел внутрь. За маленьким вестибюлем с комнаткой кассира оказался большой зал с рядами кресел, как в кинотеатре. Почти все заполнены людьми, в основном, пенсионного возраста. В дальнем от входа конце зала за трибуной выступал средних лет лектор в огромных очках.

– Постоим здесь, – шепнул Егор. – Я его вижу. Минут через пять закончится, выцепим, поболтаем.

– Хорошо! – согласился Игорь и прислушался к речи лектора.

– Все мы знаем, – выразительно развивал тему мужичок, – что осталось немного. Так зачем же, братья и сестры, рожать несмышленых младенцев, которые так и не успеют вырасти и проникнуться истиной. Неужели мы способны обречь своих любимых чад на адские муки? Кто из вас, зная, что дом будут завтра сносить, затеет в нем ремонт? Разве что неразумный, потерявший всякое здравомыслие человек. Так не будем же уподобляться ему. Иисус сказал: «что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Почему мы забываем слова Его? Или наши земные телевизионные идолы дороже Христа? Они растляют нас сладкими речами о свободе секса. А Иисус заявляет: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя». Что-то я не вижу вырванных глаз. Как мы не понимаем, насколько страшен грех секса! Братья и сестры! Закройте глаза и уши! Отвратитесь от постыдного телевидения. Бегите от всякой мысли о сексе и разврате. Займитесь делом и молитвой, и Господь примет ваши очищенные души в Царство Небесное. Аминь.

– Это что? – удивился Игорь, пряча голос в дружных аплодисментах прихожан. – Реально Иисус Христос говорил?

– Да ты что! – возмутился Егор. – Это ж секта. Сами придумают, потом боятся. Смотри, вон тип в желтом пиджаке в нашу сторону пробирается.

Игорь всмотрелся. Лет девятнадцать-двадцать. Высокий, полноватый, со скромным выражением лица. Мужчина подошел совсем близко. Егор наклонился и тихонько тронул желтый рукав пиджака:

– Ваня! Привет от Геннадия Михайловича. Давай на воздух выйдем, побеседуем.

Парень сразу поник и осунулся. Безвольно поплелся за Егором. Игорь пристроился следом.

В маленьком скверике в двадцати шагах от здания остановились и со стороны казались, наверное, милыми сектантами, говорящими о святом.

– Ты сколько должен? – спокойно поинтересовался Егор.

– Пятьсот, – грустно отозвался Ваня.

– Штук, баксов?

– Нет, рублей.

– Когда должен был отдать?

– Неделю назад.

– А что ж не отдал?

– Не нашел.

– А зачем обещал отдать?

– Деньги нужны были. Маме операцию делали.

– Хорошее дело. Только зачем же Геннадия Михайловича обманывать? Он к тебе со всей душой. Денег дал. Поинтересовался, когда отдашь? Не мог срок побольше попросить?

– Я не подумал.

– А может ты того, – вклинился Игорь. – Рассчитывал, что миру конец придет на прошлой неделе?

Парень посмотрел удивленно, испуганно. Ничего не сказал.

– Чего молчишь? – возмутился Игорь. – Свалить хотел в Армагеддон?

– Ребята, – по щекам полненького заструились настоящие слезы. – Не убивайте, мне маму лечить надо.

– Ладно. Давай еще раз, – терпеливо сказал Егор. – У тебя горе?

– Да, мама… в больнице…

– Ты решил, что Геннадий Михайлович тебе поможет.

– Да, решил…

– Пришел и попросил денег.

– Попросил…

– Сказал, что ровно через месяц отдашь?

– Сказал.

– День назвал.

– Назвал.

– Ну, хоть не отпираешься. Только я понять не могу, зачем обманывать Геннадия Михайловича? Что, не мог денег попросить насовсем или день попозже назначить? Ты не больной на голову, случайно?

Игорь почувствовал, как подрагивают руки. С одной стороны, жаль паренька. Набожный, маму любит. С другой, зачем вешать лапшу? Гена что, клоун какой-то? Как можно кидать того, кто выручает тебя в трудную минуту?

– Придется ехать к Гене, – невесело заключил Егор.

Верующего прорвало. Он бухнулся на землю, рыдая и размазывая грязь по лицу. Пришлось подхватить под руки и волоком тащить в машину. Коллеги по секте хмурились, наблюдая за этой сценой, и о чем-то возбужденно перешептывались.

Всю дорогу Ваня плакал и вспоминал бедную маму. Во дворе Геннадия Игорь с Егором вновь подхватили должника под руки и втащили в домик в дальнем уголке участка. В комнатке три на три метра вокруг небольшого столика – тяжелые старинные кресла. На стенах висели иконы, похожие на церковные. Ваню усадили в кресло и сели по обе стороны рядом. Тут же появился Гена. Сел напротив троицы. Спросил заботливо:

– Что, Ваня? Какие проблемы?

– Мама болеет, – захныкал Ваня. – Лечить надо.

– Ты почему на прошлой неделе долг не вернул?

– Денег нет… Мама болеет, лечить не на что…

В комнату вошел один из бритоголовых с бумажками, положил перед Геной и когда Гена кивнул, исчез за дверью.

– Ты неделю назад зарплату получал? – практически нежно спросил Гена.

– Нет… не получал… не платят, собаки…

– А вот это не твоя роспись? – Гена подвинул бумаги к страдальцу. Игорь заметил, что красным маркером подчеркнута сумма десять тысяч рублей.

Ваня замер. Сказать ему явно было нечего.

– А вот, – Гена подвинул еще одну бумажку. – Свидетельство врача, что неделю назад в больнице на нужды любимой мамы ты выделил ровно тридцать рублей пятьдесят копеек.