Запретное желание

— Убирайся к своему папочке! — слышу за спиной отчаянный голос и пропадаю.

Весь мир, в котором я жила, рушится в пропасть, утягивая меня за собой. Слёзы не дают себя долго ждать. Быстро заполнив глазницы, они градом начинают течь. Все то, что я строила в своей голове, рассыпается как песок.

Я еле сглатываю ком, душащий мое горло, и медленно разворачиваюсь обратно к нему, стараясь не упасть на пол, покрытый мелким стеклом.

— Мой отец мертв… — еле выдавливаю я из себя.

Его лицо, что до этого выражало ярость, меняется. Но я не собираюсь дальше лицезреть это. С меня достаточно! Я не выдерживаю и выбегаю из квартиры.

Не хочу ни о чем думать. Ни об Адаме, что за долю секунды переменился в лице, превратившись в демона, ни о наших отношениях.

Ничего не хочу знать. Единственное, что мне сейчас необходимо, это оказаться дома, рядом с родными…

Раскрываю дверь нараспашку, забегаю домой и разглядываю родные стены. На шум из кухни выбегает мама и замирает, заметив меня на пороге.

— Мама… — еле шепчу я.

Голос пропадает, оставляя только хрип.

Глаза мигом заполняются слезами, от чего перестаю видеть её расстроенное лицо.

— Луиза, девочка моя! — движется силуэт мамы и заключает в своих объятиях. Меня обволакивает знакомый запах её цветочного парфюма.

— Прости меня. Я такая… мне не стоило уходить… — лепечу в ответ, не отпуская её. Стыдно смотреть в глаза…

— Все хорошо. Главное, ты дома.

— Он… Он прогнал меня, мам!

Глава 37

Луиза

Лежу в комнате, уткнувшись взглядом в белый прямоугольный потолок. Я уже успела пересчитать все детали на люстре, что висит над моей головой, включая даже самые мелкие. Вчера поставила новый рекорд, добавив к очередному их подсчету ещё три детали из тех, что упускала каждый раз. А теперь, не найдя дополнительных, я смотрю на потолок, ища в нем изъяны. К слову, их предостаточно, как и во всей нашей квартире.

Понятия не имею, что мне делать. Как мне справиться со всем, что гложет, мучает и истязает изнутри? Дело в голове. В мыслях, что крутятся там, не давая и минутной передышки моей душе. Каждый раз, пытаясь отвлечься, я ловлю себя на мысли, что опять возвращаюсь к одному и тому же. К тому, что я хочу забыть. Я будто засыхаю.

Прошло ровно три недели и два дня с того момента, как я ушла от Адама. Три долгих, мучительных недели в ожидании. Он должен был прийти. Должен был все исправить. Пообещать, что всё будет в порядке и забрать к себе.

Но вместо этого, я здесь, у себя — измученная, разбитая вдребезги о стену, как тот графин.

И есть ли надежда, что он придёт? Есть ли смысл надеяться на саму надежду? Лишь знаю, что с каждым днём я все больше заполняю сердце пустотой.

Боже! Когда это закончится?

Оглядываюсь на телефон, что без надобности валяется на тумбе рядом с кроватью и разочарованно закрываю глаза. Он так и не прозвенел за эти три недели…

А я перестала ждать…

Я ждала слишком долго. Была уверена, он ворвётся в мою комнату.

Первая ночь после моего возвращения домой была невыносимой. Я проплакала до утра, а к следующему вечеру была готова к тому, что он появится… Мне были нужны его крепкие объятия и головокружительный аромат тела.

Но этого не случилось. Мне казалось, хуже некуда. Как же я ошибалась… Это была верхушка айсберга. Дальше все шло вниз по нисходящей.

В первую неделю я все ещё надеялась. На второй же моя надежда начла потихоньку угасать. К тому времени я уже привыкла засыпать поздно ночью с мокрыми глазами, и просыпаться в жуткую рань. Ближе к третей неделе я перестала прислушиваться к шуму. Перестала ждать. Я смирилась.

Он больше не придёт, не скажет, как по мне скучал. Он и вправду прогнал меня. Сказал всё, что хотел и выгнал ко всем чертям. Его взгляд… То, как посмотрел на меня… Как на Киран тогда в баре. А после потребовал, чтобы я убиралась из его дома.

Что я чувствую? Унижение. Противно ощущать себя использованной. Мне мерзко.

Лучше бы он уволил меня в первый же день. И не зашло бы всё так далеко. Я бы ничего не чувствовала.

Как-то, когда я плакала четвёртый день подряд, не выходя из комнаты, мама сказала: «Тебе будет грустно, и это будет длиться долго. Но, потом, тебе станет всё равно, а это — лучшее чувство в мире».

Но не стало, мам… Мне не всё равно!

Хочется кричать что есть мочи. Хочется крушить всё вокруг от невыносимой боли. Но вместо этого мне приходиться обречённо пялиться в потолок, пропуская слёзы по опухшим глазам. Я не могу их остановить. Да и надо ли? Зачем? Они приносят хоть какое-то облегчение.

Неужели всё так закончится?

Вопрос, который я задаю себе по сто раз ко дню. И отсутствие ответа причиняет больше боли.

За дверью комнаты раздаётся мамин голос. Я выхожу из своих мыслей и встаю с кровати. Забегаю в ванную и умываю покрасневшие глаза под холодной водной. Хотя чем это поможет?

Прохожусь консилером по лицу, пытаюсь замаскировать синяки и покрасневшие глаза. Это должно помочь. Минуту разглядываю искусанные опухшие губы, растрепанные волосы, фыркаю и выхожу.

Мама сидит в нашей маленькой гостиной вместе с Кайлом. Он что-то ей рассказывает, и мама улыбается в ответ. Понятия не имею, о чем они болтают. Просто иду к ним, натянув притворную улыбку на лицо. Не хочу, чтобы знали, как мне плохо, чтобы знали, как я кричу внутри, прикрываясь своей улыбкой.

Мама поворачивается ко мне, как только я захожу в комнату. Её лучезарное лицо мрачнеет при виде меня. А я ведь старалась скрыть. Она переглядывается с Кайлом и, после они вместе натягивают наигранные улыбки.

— О чем болтаете? — оживленно обращаюсь я к ним, опираясь плечом о стену. Нужно перевести тему, прежде чем они раскроют изнанку.

— Кайл рассказывал, что тот парень, Сэм, подошёл к нему сегодня в школе и предложил перемирие, — довольно поясняет она.

— Правда? — смотрю я на Кайла.

— Ага. — довольно улыбается он в ответ.

— И как же это произошло? Мне казалось, что у вас вражда на генетическом уровне.

— Добро всегда побеждает. Просто он прислушался к нашим советам и перестал откликаться на взбучки того парня, — довольная собой, поясняет мама.