Запретное знание. Прыжок в мечту.

Они что-то с ним сделали.

С ним? С кем?

Туман будто на мгновение рассеялся, луч света словно озарил помутненное сознание.

Дэйвис. Ее сын.

Амнион что-то сделал с ее сыном.

Мори лежала без движения, словно оглушенная. Как тяжело открыть глаза!

Кажется, Ник оставил ее в покое. Теперь его голос раздавался откуда-то издалека, причем с разных сторон:

– Вы лживые твари! – рычал он. – Что вы с ним сделали?

Дэйвис Хайленд. Ее сын. Ради него она здесь, ради него она отдалась в руки Амниону.

Нику отвечали острые зубы и взгляд горящих желтым светом глаз. Странно, но Мори хорошо слышала и этот голос.

– Капитан Ник Саккорсо. Ваше утверждение ложно. Амнион не приемлет ложных утверждений. Вы обвиняетесь в срыве сделки. Известно, что Амнион сделок не разрывает. Проведенная вами экспертиза смогла бы подтвердить, что ребенок – человек, генетически идентичный исходному плоду. Повторяю: ваше утверждение ложно.

Ник снова разразился кашлем.

– Почему у него такая физиономия? – прохрипел он когда приступ кашля прошел.

– Ваш вопрос непонятен. – В голосе оппонента Ника чувствовалось недоумение. – Есть ли изъян в нынешнем облике ребенка? Вряд ли. Анализы не обнаружили генетических дефектов. Впрочем, если вы хотите, чтобы в него были внесены изменения, мы это устроим.

– Ты сукин сын, – прошипел Ник, брызгая слюной. – Он не похож на меня.

– Капитан Ник Саккорсо, – терпеливо продолжал объяснять голос. – Ваш генетический код не имеет ничего общего с генетическим кодом ребенка. Он не ваш… переводчик предлагает мне слово «сын». Поэтому сходства с вами быть не может.

Наступившая тишина была красноречивее любого крика.

Приложив неимоверные усилия, Мори открыла глаза.

В первую секунду струившийся сверху свет ослепил Мори. Глаза рефлекторно заморгали. По щекам потекли слезы, оставляя влажные следы. Теплые струйки щекотали ей кожу, все больше приводя ее в сознание.

Наконец взгляд Мори сфокусировался на окружающих предметах.

В нескольких шагах от нее, у соседней койки, стоял человек, облаченный в скафандр. Шторка гермошлема открыта.

Ник.

Лицом к нему стояла чудовищного вида фигура, покрытая ржавого цвета коркой.

Амнионский врач.

– Ребенок пришел в сознание, – сказал он, наклонившись над соседней койкой. – Требуется время на адаптацию. Трансплантация сознания вызвала… – Врач снова проконсультировался с переводчиком, – дезориентацию. Сознанию необходимо время, чтобы отделить себя от источника. Адаптация может быть ускорена с помощью соответствующих стимуляторов.

Врач провел одной из своих конечностей вдоль койки. Открылся защитный колпак.

Мори увидела взметнувшиеся вверх голые руки, услышала слабый кашель. Очевидно, ребенку не хватало воздуха.

Ее ребенку.

Мори попыталась повернуться.

Что-то удерживало ее. Нет, не сильно, но, тем не менее, сопротивление казалось непреодолимым. Странно. Неужели ее связали?

Мори с трудом перевела взгляд на собственное тело. Веревок нет. На ней лишь ее форма из легкого материала. Наверное, Мори одел сам врач.

Значит, она еще слишком слаба, чтобы даже носить собственную одежду. Стать бы самой ребенком и ни о чем не думать!

Кое-как Мори удалось повернуть голову в сторону соседней койки. Врач надел дыхательную маску на пациента, закрепив ее ремешком. Кашель прекратился, но руки по-прежнему совершали слабые, хаотичные движения. Затем амнионец привел с жадностью глотающего воздух пациента в сидячее положение, помог ему спустить ноги и встать.

За исключением юношеской худощавости представшей перед Мори фигуры и части лица, скрывавшейся за дыхательной маской, все остальное являло собой копию Энгуса Термопайла.

Однако у Мори уже не оставалось сил на эмоции. Действие имплантата удерживало ее на грани безразличия ко всему, и, казалось, она с трудом узнала облик человека, который насиловал ее тело и пытался сломить ее дух.

Сыну всего час от роду, а он уже похож на отвратительную раздувшуюся жабу. Его руки и туловище созданы, чтобы творить зло; его ноги расставлены так, словно он намерен противостоять проклятьям целой Вселенной.

Лишь его глаза напоминают материнские: того же цвета и так же наполнены страхом.

Какой он беспомощный!

Дэйвис Хайленд. Ее сын.

Он унаследовал ее сознание – пусть вместе с телом Энгуса.

И сын нуждается в ней. Для него эти минуты гораздо тяжелее, чем для его матери. Он тоже страдает, но у него нет имплантата.

Мори машинально полезла в карман своей формы.

– И вновь, – зазвучал голос амнионца, – мы предлагаем вам отдать нам женщину. Соответствующая компенсация будет оговорена. Вам от женщины никакой пользы. Ее психофизическая адекватность может быть восстановлена только путем изменения ее генетического кода.

– Иными словами, – прорычал Ник, – вы хотите сделать из нее каракатицу. – Его слова прервались кашлем. Сквозь открытую шторку гермошлема Мори видела его покрытое слезами лицо – результат вдыхания едкого воздуха. Значит, ради того, чтобы Мори его слышала, Ник рискнул открыть гермошлем.

Мори была все еще слишком слаба, чтобы думать об имплантате, поэтому она просто выключила пульт и перекатилась на край койки.

– Процедура провоцирует абсолютную и невосполнимую потерю психофизической адекватности, – донеслось до Мори, словно сквозь густую пелену.

Прямо перед собой она увидела ботинки Ника.

– Вставай, – выдохнул он.

Мори сделала попытку подняться, что оказалось выше ее сил. Словно предварительно натянутый, а затем отпущенный резиновый шнур, ее сознание метнулось в сторону. В своем воображении Мори встала и поспешила на помощь к сыну. Как ему нужна сейчас ее помощь! Ему необходимо воспринять правду, справиться со своим страхом, понять, кто он, и не сойти при этом с ума.

Но Мори просто оказалась на полу. Ее тело билось в конвульсиях. Грудь жгло, словно раскаленным железом. Мори уперлась в пол руками, но не смогла даже приподняться.