Запретные удовольствия

Катя поплотнее запахнулась в длинный плащ.

– На самом деле братство занимается транспортировкой наркотиков. Вы могли видеть на сегодняшней церемонии, чем они угощают членов внутреннего круга.

– Да уж, до сих пор голова трещит, - пожаловалась я.

– Применяются и более сильные средства, - сообщила мне Катя.
– И завтра должны опробовать новый препарат, который привезет курьер из Таджикистана.

– Елагин говорил, что на завтрашней службе должен объявиться пророк по имени Атлант. Речь шла об этом курьере?

– Совершенно верно. Они собираются проследить, как будет действовать новый препарат на разных людей. В зависимости от реакции будет определена цена.

– "Черное братство" в данном случае выступает в роли покупателя?

– Да. А потом они уже выходят с товаром на европейские страны.

– Очень удобно. Особенно при высоком покровительстве, - заметила я.

– Еще бы, - усмехнулась Катя.
– Они отстегивают деньги губернатору, тот обеспечивает им крышу. Господин Курицын и "Братство разума" очень полезны друг другу.

– Плюс такое количество сторонников перед выборами. И что же вы думаете по поводу завтрашней церемонии?

– Я... я боюсь. Мне кажется, что Маша где-то рядом, что она похищена кем-то из черных братьев. В доме очень много комнат, есть и подвальное помещение. Там хранятся запасы наркотиков. А если новый препарат решат испытывать и на ребенке, это верная смерть.

Неподалеку послышался хруст валежника.

Измайлова вздрогнула.

– Но как же так, - прошептала она, - ведь здесь никого не должно быть!

– Почему вы в этом уверены?
– тихо спросила я.

– Потому что...

Выстрел прокатился гулким эхом по окрестностям парка.

– Это...
– недоуменно пробормотала Катя, вглядываясь в освещенный луной берег озера, - это...

Держась рукой за грудь и медленно оседая на пол, она успела прошептать:

– Не верьте... Никому не верьте...

– Я знаю, - наклонилась я над умирающей.
– И знала с самого начала.

Катя слабо улыбнулась.

По ее щеке прокатилась слеза, остановившись в углу рта, как раз возле красной струйки крови.

Катерине Измайловой уже ничем нельзя было помочь.

Одернув куртку, я осторожно выглянула из беседки.

Сидеть в ротонде, дожидаясь, пока со мной расправится снайпер, или идти в объятия неизвестному стрелку было одинаково глупо.

А превращаться в какое-нибудь водоплавающее, вроде кряквы, я не научилась.

В неверном лунном свете я различила силуэт человека с винтовкой.

Высокий мужчина в черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном медленно направлялся в сторону моста, ведущего на остров.

Шаг, другой, третий. Вот он осторожно вступил на мост. Попробовал доску на прочность. Не торопясь направился к острову.

Не хочу быть жертвенным ягненком, покорно подставляющим шею под кинжал мясника.

Умирать, так с музыкальным сопровождением. А если его нет - спеть что-нибудь самой.

И как можно громче.

Заорав так, что у самой кровь застыла в жилах, я бросилась к мосту.

Оторопев от неожиданности, мужчина в черном поднял винтовку.

Но я в три прыжка одолела разделяющее нас расстояние. И когда оружие было направлено в мою сторону, я уже, нагнувшись, летела головой в ноги убийце.

Прогремел выстрел. Пуля шлепнулась в воду за моей спиной.

Не выдержав силы удара, мой противник взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие.

Перила хрупкого мосточка с радостным хрустом подались под тяжестью его тела и обломились.

Мужчина с удивленной, руганью на устах, рухнул в воду, а я скатилась по пологому скату к берегу, прикрывая руками голову.

Даже не оглянувшись на ритмичный плеск гребущего к берегу стрелка, я бросилась в глубь парка, не разбирая дороги.

Продираясь сквозь колючие кусты, я выбежала на полянку рядом с развалинами пионерского лагеря.

Некогда веселое хозяйство под названием "Рябинка" пришло в полный и окончательный упадок.

Гипсовые скульптуры, валяющиеся в зарослях травы, навевали мысли об античных развалинах.

Пионер с обломанным горном простирал к небу зазубренный остаток руки, Машенька, убегавшая некогда от грозного медведя, сползла вниз лицом в овражек, словно жертва насильника. А медведя какие-то шутники установили вниз головой, приперев к единственной стене, оставшейся от помещения столовой.

Может быть, при дневном свете эта композиция и могла бы кого-то развеселить, но столкнуться в ночном сумраке со статуей медведя, стоящего вверх ногами и ощетинившегося кусками толстой проволоки из-под отбитого гипса я бы никому не пожелала.

Разве что самому злейшему врагу.

Я прислонилась к источенному червями дубу и перевела дыхание.

Мой обостренный слух не улавливал шагов в холодной ночной тишине.

Только шелест ветра, и потрескивание сухих веток на кронах деревьев.

Да еще отдаленную песню подгулявшей компании.

"Мы ушли от проклятой погони..." - раздавалось надрывное пение под гитарный перебор на деревенской улочке, расположенной рядом с территорией лагеря.

...К себе домой я добиралась с единственной мыслью - как следует выспаться.

Но, как ни странно, едва я захлопнула за собой дверь, сон как рукой сняло.

Стрелки на циферблате часов показывали уже пять утра - время наибольшей биологической активности человеческого организма.

И, внимательно прислушавшись к себе, я решила, что стоит использовать эту активность в наиболее правильном применении.

А именно - раскинуть карты Таро.

Я выбрала из колоды старшие арканы - двадцать две карты, по числу букв древнееврейского алфавита, с символическим изображением, и выложила из них треугольник, по семь карт в каждой стороне.

Затем поместила одну оставшуюся карту в центр получившегося треугольника.

Из оставшихся пятидесяти шести карт построила квадрат вокруг треугольника - по четырнадцать карт в каждой стороне.