Запретный плод

— Скажи мне, — умоляет она.

Безумие. Она такая чертовски безумная.

— Знания зарабатываются.

Она на секунду надувается, отчего у меня подрагивают губы. Затем она протягивает руку, чтобы подать сигнал бармену, но я хватаю ее за запястье, и между нами снова проходит разряд.

— На сегодня с тебя хватит. В любом случае, пора ужинать.

Ее рот открывается, когда я отпускаю ее руку.

— Еще одну рюмку, — умоляет она, расширив глаза.

— Нет.

— Пожалуйста? Ну же. Это твой день рождения, и мы должны его отпраздновать. — Смерив меня строгим взглядом, она поднимает руки и уходит. — Ладно, хорошо. Ты выиграл. Но скоро я тебя измотаю, — добавляет она. Что-то промелькнуло в ее выражении, когда она это сказала, но я не обратил на это внимания.

Пройдя в соседний ресторан, я все время держу руку на пояснице Зои, и мы устраиваемся за столиком. Через несколько мгновений появляется поднос с напитками.

Ты, должно быть, шутишь.

— Ну, теперь у тебя нет выбора, — медленно произносит Зои рядом со мной, протягивая две рюмки.

Мои ноздри раздуваются, когда я беру предложенную мне, потому что почему бы, черт возьми, и нет? Тридцать девять лет исполняется только один раз.

Одарив ее мрачным, укоризненным взглядом, я быстро делаю еще одну попытку, и она делает то же самое.

Проверяет меня.

Каждую чертову минуту этой поездки.

Официант возвращается с новыми порциями текилы, и, вопреки моему здравому смыслу, мы делаем еще по две.

Черт.

Я успеваю съесть половину тако, прежде чем рюмки с текилой и пиво в полной мере воздействуют на меня, и я погружаюсь в некое эйфорическое, пьяное, расслабленное состояние. Прежде чем я успеваю запротестовать, Зои встает.

— Я собираюсь танцевать.

Мои рефлексы более медленные, чем обычно, поэтому мне требуется несколько секунд, чтобы отреагировать. Не успеваю я опомниться, как вижу Зои, танцующую на танцполе у входа в ресторан. И поскольку я плохо соображаю, я позволяю своим глазам отслеживать каждое движение Зои. Подавляя свою защитную реакцию, я остаюсь на месте, но мой взгляд следует за ней. Она поднимает руки над головой и покачивает бедрами в такт музыке. Ее темно-красное платье слишком обтягивающее и откровенное, с большим разрезом, идущим по левому бедру, и при каждом ее движении оно слегка приподнимается.

Несмотря на то что я говорю себе не смотреть, я смотрю.

Только на секунду.

Она уже не тот подросток, прижимающий колени к груди на похоронах родителей. Вместо брекетов - широкая улыбка с идеальными зубами. Вместо длинных волос - гладкие темно-коричневые волны длиной до плеч. Там, где раньше она была слишком худой, она располнела. В ее глазах теперь больше души. Она стала мудрее и не выглядит на восемнадцать. За ее янтарными глазами жизнь, смерть и горе. Взвешенное знание о сложностях жизни, которое еще не должен знать ни один подросток. Вместо того чтобы прятаться в скорлупе, как она делала раньше, она стоит уверенно. Она знает, чего хочет. Она умна и ответственна - как правило, - и я восхищаюсь ею каждый день.

Я хмурюсь, когда вижу, как мужчина подходит к ней, положив руки по обе стороны от ее талии. Я ожидаю, что она отмахнется от него, учитывая, что он вдвое старше ее, но она этого не делает. Вместо этого она закрывает глаза и проводит рукой по волосам, челка прилипла ко лбу от напряжения. Сбросив каблуки, она поворачивается и обхватывает незнакомца за шею, прижимаясь к нему всем телом, пока они вместе двигаются под музыку, животы как будто склеены. Его руки опускаются ниже, бесцеремонно обхватывая ее попку, и только один нерешительный толчок ее руки на его грудь заставляет меня рвануться вперед.

Я спотыкаюсь на ногах и гримасничаю, понимая, что я действительно чертовски пьян, но это не просто так; возможно, это сочетание пива и текилы. Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, но затем я обхватываю рукой голую руку Зои и оттаскиваю ее от мужчины, который не перестает на нее заглядываться.

Я не собираюсь терпеть это.

Она моя...

Она...

Музыка звучит слишком громко, и моя кожа покрывается буграми без всякой причины, кроме как от того, что я прикасаюсь к ней. Как будто все усиливается.

— Что ты делаешь, Лиам? — кричит она, пытаясь вырваться из моей хватки. Я открываю и закрываю рот, чтобы ответить, но свет со сцены мерцает на ее лице, и в сочетании с ярко-фиолетовым цветком за ухом она почему-то становится еще более чертовски красивой, чем обычно.

— Ты под кайфом? — спрашивает она, истерически смеясь. — У тебя зрачки расширены.

Я наблюдаю за ней, нахмурив брови. — Под кайфом? С чего бы, черт возьми, мне быть под кайфом?

Она почти удваивается от смеха. — Ты случайно не съел немного моих специальных пирожных?

Осознание обрушивается на меня.

Пирожное - то самое, которое я, не задумываясь, засунул себе в рот.

— Пирожные? Правда, Зои?

Она подносит руку ко рту и смеется. — Пожалуйста, как будто ты никогда не накуривался с моим папой. Кроме того, они легальны в Калифорнии...

— Да, потому что я уверен, что этот аргумент имеет смысл, учитывая, что это законно только если тебе двадцать один год, — огрызаюсь я, пробегая глазами по ее груди, покрытой галькой.

Мой пульс учащается, когда я вижу, как тяжело она дышит, какой чертовски нежной выглядит ее кожа...

Черт. Это говорит похоть.

— С твоей стороны было чертовски безответственно брать с собой наркотики, — огрызаюсь я, колеблясь между ухудшением самочувствия и желанием отругать ее.

— Ладно, но...

— Послушай меня, — говорю я, подчеркивая каждое слово. Я протягиваю руку и сжимаю ее плечи, желая, чтобы она полностью осознала реальность этой ситуации. Ее могли арестовать. — Я уверен, что хранение марихуаны в возрасте до двадцати одного года все еще считается правонарушением. Это грозит крупным штрафом, или тюремным заключением, или и тем, и другим. Ты этого хочешь? Чтобы все твое будущее сгорело в огне? Это очень важно, и я не потерплю такого поведения.

Весь день моросил мелкий дождь, и вот он начинает усиливаться, внезапно переходя в ливень. Мужчина, с которым она танцевала, подходит к тому месту, где мы стоим, но я оттаскиваю ее от него.

— Можешь идти на хуй, — рычу я на него, мои руки все еще на руках Зои.

Когда Зои открывает рот, чтобы возразить, небо раздвигается, и люди разбегаются. Она смотрит на меня, не дрогнув.

— Зачем это было нужно?

— Он вдвое старше тебя, — объясняю я.

Она отходит в сторону и сжимает кулаки, и в этот момент она выглядит такой маленькой, особенно если учесть, что дождь уже насквозь пропитал ее платье. Я наблюдаю, как тяжелые капли цепляются за ее золотистую кожу и темные ресницы, пока она смотрит на меня.

За игривостью я вижу грусть в ее зрачках.

Тяжелый груз, который преследует ее повсюду.

Горе.

Я знаю, потому что этот же груз преследует и меня.

Я мудак, что был так жесток с ней, потому что в основе всего этого лежит ее горе.

— Ты знаешь, что теперь можешь не беспокоиться обо мне, — говорит она.

— Я всегда буду беспокоиться, — выдавил я из себя.

— А я говорю, что тебе больше не нужно.

Она отворачивается, и я вижу, как с каждой секундой ее выражение лица становится все более угрюмым. Она считает себя обузой и обижается на меня за то, что я забочусь о ней. Она может спорить со мной по любому поводу, но я знаю, что она замыкается в себе из инстинкта.