Запретный плод

Быстро прокравшись внутрь, я нацеливаюсь на единственное свободное место в предпоследнем ряду. Не успеваю я туда подняться, как женщина проносится мимо и занимает это место. Повернувшись, я бешено сканирую глазами сиденья.

Единственное свободное место - прямо в первом ряду.

Черт.

Я быстро сажусь и сутулюсь в кресле. Может, Лиам не заметит, что я здесь. В классе должно быть около пятидесяти человек, шансы на то, что он меня заметит, невелики, верно? Я потягиваю свой латте и нервно ем печенье. Мой желудок громко урчит, и я морщусь при мысли о том, что снова забыла позавтракать. Я опускаю глаза и вытираю крошки с белой футболки, когда в классе наступает тишина. Я поднимаю глаза и вижу Лиама, который заходит в класс.

На нем белая оксфордская рубашка, закатанная до локтей, и темно-серые приталенные брюки. Вместо парадных туфель на нем коричневые ботинки на шнуровке, а вместо галстука - расстегнутый воротничок.

— Ну, здравствуйте, профессор Рейвэдж, — мурлычет женщина рядом со мной.

Когда я смотрю на нее, она соблазнительно покусывает свою ручку. При этих словах во мне вспыхивает что-то собственническое, но потом я возвращаюсь к разглядыванию мужчины, которого знаю всю свою жизнь.

Потому что я определенно любуюсь. Другого слова не подберешь для того, что я делаю.

А как иначе? Особенно когда я знаю, какой он, когда возбужден?

Я ерзаю на своем месте и гоню мысли прочь, как всегда. Мне приходится отгонять их. За последний год я в этом хорошо научилась. Он провел черту той ночью, и я достаточно уважала его границы, чтобы держать свои мысли при себе.

Хотя я никогда не видела его в академической обстановке. Никогда не видела в нем уверенности, которую он так легко излучает в классе, и чувства цели и руководства.

Мне раздражающе жарко, и я думаю обо всем на свете, кроме той ночи.

Это работает.

По крайней мере, на минуту.

К тому моменту, как он устраивается, мои глаза бессовестно блуждают по нему.

Его предплечья загорелые и мускулистые, покрытые венами от рубки дров и починки старых машин. Он почти никогда не бывает чисто выбрит, обычно предпочитая, чтобы вдоль челюсти у него было несколько миллиметров щетины. Его волосы прямые и длинные, обычно слегка зачесаны назад. В них, как и в бороде, есть седина, но при таком освещении она едва заметна. Я знаю об этом только потому, что постоянно нахожусь рядом с ним. Глаза у него обычно мягкие, что делает его доступным. Но раньше я видела их жесткими и острыми от гнева. У него аквилонский нос - слегка изогнутый и острый, придающий ему царственный, благородный вид. Он носит свои обычные черные круглые очки, что только подчеркивает сексуальный вид профессора.

— От него так и веет сильным возбуждением, — пробормотала девушка, сидящая по другую сторону от меня.

Мои щеки горят.

Черт, Зои. Я долго не протяну. Ты чувствуешься слишком охуенно.

Я забираю все воспоминания о той ночи и кладу их в коробку, которую держу под замком, если не остаюсь одна в постели. Большую часть времени я жалею, что не могу запереть все его существование.

Но он был лучшим другом моего отца.

Он приходил на мои дни рождения, и я не могу вспомнить свою жизнь без него, потому что он был рядом с самого первого дня.

Этого никогда не было.

Несмотря на это, у меня сводит живот, когда его волосы падают на лоб, когда он смотрит на свой стол, а его большая рука лежит над тем, что, как я предполагаю, является списком класса.

И боже, на что способна эта рука...

Скрестив ноги, я наблюдаю, как Лиам поворачивается и пишет свое имя на доске, а по классу проносится ропот.

Я точно знаю, о чем они думают.

Его задница в этих брюках выставлена на всеобщее обозрение. А поскольку рубашка приталенная, широкие мышцы спины пульсируют и сокращаются при каждом движении его руки по доске.

Я всегда знала, что Лиам привлекателен. Я думала так, когда была подростком и краснела, когда он был рядом. Я думала так и тогда, когда стала старше и начала открывать свою сексуальность. Выросшая в стенах школы-интерната, я не стала святой девственницей - у меня была своя доля парней и знакомств. Я знаю, что мне нравится и как мне это нравится. Когда мои родители умерли и Лиам стал моим опекуном, я заперла свою школьную влюбленность так крепко, что не смогла бы найти ключ, даже если бы захотела.

Но потом, в Каталине, клетка сломалась, и я почувствовала, что меня тянет к нему так, как не тянуло ни к кому раньше.

Я хотела его.

Нуждалась в его внимании.

Может быть, я все еще нуждаюсь в нем, но с той ночи я стала лучше находить выход в других местах.

Он защищающий, но в то же время забавный, когда хочет. Мое благополучие было для него на первом месте, и он ясно дал это понять во время той поездки на Каталину.

Что только усилило мои чувства.

— Добро пожаловать в экопоэзию: Природа и экологические темы в стихах, — медленно произносит он, его низкий голос гулко разносится по аудитории, а его рука летает над доской. — На этом уроке мы отправимся в поэтическое путешествие по миру природы и насущным проблемам, которые его окружают. Меня зовут Лиам Рейвэдж, и я имею честь быть вашим профессором в течение следующих трех с половиной месяцев.

Он перестает писать на доске и поворачивается к нам лицом. Мой взгляд скользит по словам на доске.

Эмоция, мысль, действие

Каждое слово подчеркнуто, но слово "действие" подчеркнуто дважды.

— В мире, где наша связь с природой важна как никогда, сила поэзии вызывать эмоции, провоцировать мысли и вдохновлять на действия становится все более важной, — начинает он, указывая на доску. — Этот класс представляет собой уникальное пересечение двух глубоких дисциплин: поэзии и экологического сознания. В течение следующих нескольких недель мы будем изучать, как поэты разных эпох, культур и слоев общества взаимодействовали с миром природы и решали экологические проблемы с помощью красоты и красноречия стиха.

Он потирает рот рукой, а его глаза сканируют комнату.

Не видь меня, не видь меня, не видь меня...

Его глаза медленно сканируют каждое из наших лиц. — Мы рассмотрим способы, с помощью которых поэты воспевали величие природы, боролись с последствиями...

Мое сердце замирает, а тело Лиама слегка подрагивает, когда его глаза встречаются с моими. Шок, растерянность и, возможно, немного веселья играют на его лице.

Он прочищает горло и опускает взгляд, совершенно растерянный, но не желающий терять самообладание.

И не теряет. Он перебирает свои бумаги, находит ту, которую искал, и снова прочищает горло.

— Как я уже говорил, мы рассмотрим способы, с помощью которых поэты воспевали величие природы, боролись с последствиями человеческих действий и представляли себе устойчивое будущее.

Его глаза переходят на мои, и намек на веселье на его губах исчезает, сменяясь легкой хмуростью.

А его глаза?

Они темные и грозовые.

— Наше путешествие будет проходить по произведениям известных поэтов, таких как Вордсворт, Уитмен, Дикинсон, и современных авторов, таких как Мэри Оливер, Венделл Берри и Джой Харджо. Мы также познакомимся с менее известными поэтами, чьи голоса сыграли важную роль в формировании движения экопоэзии.