Запуск разрешаю! (Сборник)

Я сижу над белым, нетронутым листом, пишу вторую в жизни статью в газету. Не то чтобы от безделья взялся за перо или жутко хотелось творчества. Жизнь заставила. И Галя Малинина — знакомая корреспондентка областной партийной газеты.

Начало дается с трудом. В голове крутятся дурацкие рифмы:

«Писать стихами нелегко… дает корова молоко…»

Хорошо, что не пошел на журфак, — думаю. — Это же такое мученье — сочинять тексты. Хотя и мне не позавидуешь. Закончил технический вуз. Мечтал о космосе — распределили в тундру. Видел себя в Центре управления полетами, а залетел на Крайний Север. Строить телефонные линии, закапывать опоры и километр за километром натягивать провода. Они уже мне снятся. Десятки, тысячи унылых креозотных столбов с обвисшими проводами. Иногда в их длинной серой веренице мерещится яркая опора с надежной широкой петлей. Она манит и неудержимо тянет к себе, обещая покой, блаженство и цветущие райские кущи. Но это уж когда совсем плохо. Как сейчас.

В Малежме, небольшом северном леспромхозе, я застрял на три года. Командую бригадой из двенадцати человек. Пока устанавливаем столбы и натягиваем провода в одном конце, на другом, за сотню километров от нас, все приходит в негодность. Опоры проваливаются в болото. Провода рвутся. Иногда их сматывают и увозят охотники, рыбаки и туристы. Всем ясно, что телефонные линии должны обслуживаться постоянно. Но для этого их надо сдать в эксплуатацию. Пока не удается. Нет конечного оборудования. Отсутствует аппаратура уплотнения. Леспромхоз вот уже несколько лет не может ее приобрести.

Наша ПМК поддерживает линии как может. На свой страх и риск. Сдать нельзя и бросить жалко. Сколько это будет длиться — не знает никто. Год? Два? Десять? Кому жаловаться? Некому. Сами виноваты. Как выразился главный инженер: «Взялись за объект под „честное слово“, неукомплектованное материалами».

Последние месяцы все осточертело. Хожу сам не свой. Как быть?

— Напиши об этом в прессу, — сказала как-то подруга жены Галка Малинина, корреспондент областной партийной газеты. Пока начинающий…

— А толку?

— Нет, ты напиши.

— Может, сама?

— Не моя тема. — Галка числится в отделе социальной защиты. — Вот если б ты был инвалидом…

Легко сказать: напиши. Как писать? Когда? В лесу? В вездеходе? В лесных избушках, где мы ночуем, не снимая валенок и телогреек? Не до этого. В городе? Здесь я бываю ежемесячно. Приезжаю на три-четыре дня закрывать наряды. И тут не до писанины. Едва успеваешь сбегать в баню, магазин, парикмахерскую. А еще надо поиграть с женой. Поговорить с дочкой. То есть наоборот. Аня ходит в детский сад. Вчера, когда забирал ее из группы, забилась в угол, расплакалась. Не узнала. Испугалась чужого бородатого дядю.

Где найти время для статьи? Решил начать сегодня, тридцать первого декабря. Казалось бы, простое дело. Но проходит час, другой, а на столе по-прежнему нетронутый лист бумаги.

Подхожу к окну. По заснеженной темной улице спешат редкие прохожие. Один тянет за собой елку. Интересный тип. На часах — без пяти двенадцать. Человек с елкой тоже смотрит под рукав и прибавляет ходу. Потом начинает бежать. Елка цепляется за кусты и сугробы. Человек бросает ее в сторону и мчится навстречу Новому году. Все правильно. Пора и нам…

— Вера! — кричу жене на кухню. Они с Анькой весь вечер сидят там, у плиты и телевизора. Не мешают папке. — Неси шампанское! Новый год все-таки!

К концу новогодних праздников отдаю статью Галке.

— Только, — говорю, — я не могу подписаться.

— Почему?

— Неудобно как-то. Ведь я сам работаю в ПМК. И получается, как бы критикую родную организацию за то, что ввязалась в стройку. Не забывай, я прораб на этом объекте.

— Хорошо, — говорит Галка, — используем псевдоним. Какой, например?

— Не знаю.

— Девичья фамилия матери?

— Ефимова.

— Так и подпишем: Сергей Ефимов.

Прошло несколько месяцев. Я снова уезжал в командировки, возвращался. Про статью забыл. Не до этого. Весна полноводная, ранняя. Линия без надзора валится. Надо дополнительно ставить угловые опоры, укреплять пасынками. Кое-где придется менять ригели, докручивать банты. Кабель на вставках начинает «мокнуть». Следует проверить концы на герметичность. В общем, круглые сутки в вездеходе. Приехал в город, а через два дня надо обратно. Утром бреюсь. Лицо черное, кожа задубела. Бритва не берет. Настроение мрачное.

Вчера опять был скандал. Вера стала трепать мою шевелюру и вдруг закричала: «Что у тебя на голове?» Вскочила. На подушке шевелилось маленькое существо.

— Ничего особенного, — говорю. — Обыкновенные вши.

— Какой ужас!

— А чему удивляться? Кругом жизнь. Нас окружают миллиарды бактерий. В животах глисты. В матрасах полно клещей. От этого никто не умирает.

Жена пригляделась:

— У тебя на волосах белые точечки…

— А, это, — выдергиваю пару волос. — Ничего страшного. Это личинки.

Вера отшатнулась:

— Боже, до чего ты докатился…

— А что ты хочешь? Живем в вездеходе. Спим вповалку. Моемся редко. Да и не смывается эта зараза водой. Готовим на кострах, едим руками…

— Прекрати. Ты стал совершенно невозможным…

— Да, за пять лет я одичал. Стал, как некоторым кажется, нечувствительным и грубым. Но кому-то надо там работать. Иди же сюда…

Жена брезгливо отшатнулась. Накрыла простыней детскую кроватку.

— Не подходи к ребенку! Я с тобой спать не буду. — Потащила одеяло на кухню. — Лягу здесь, на полу.

— Это еще почему?

Напрасно спросил. Ответ типовой, как наша пятиэтажка. «Ты мне жизнь испортил! Что я от тебя вижу? Одиночество! Пустоту! Стирку, уборку, глажку! Столько парней за мной ухаживало. И каких! Многие красивые, умные, интеллигентные хотели жениться на мне!»

Прямо шекспировские страсти в малогабаритной хрущевке: «О, нет в жизни справедливости!»

— Где ж ей быть, — соглашаюсь. — Может, и хотели на тебе жениться многие, а не повезло мне одному.

Лучше бы промолчал. Такое началось. Ну, вы знаете…

— Ладно, — говорю, — давай я на полу. Мне привычней.

Утром, побрившись, включил радио на кухне. Вдруг… Не может быть! Диктор в обзоре материалов областной газеты называет мою статью. А дальше, мама дорогая, коротко и емко излагает весь негатив: «сотни тысяч рублей закопаны в землю», «рушатся линии», «падают опоры».

«Что за бесхозяйственность? — это уже от себя задает вопросы обозреватель. — Куда смотрит промышленный отдел горкома партии? Почему до сих пор не уволен начальник ПМК?»