Зарево. Пекло

Когда занятие наконец-то окончилось (никогда еще не ждала этого так сильно!), вновь бросилась к кабинету Роберта, но и тут не успела: Сэм вместе со Стэном вытаскивали остаточный хлам из наших и близстоящих кабинетов, закидывая коробки с бумагами и прочей ерундой в большую темную кладовую, где пыли скопилось больше, чем воздуха; меня попросили помочь (видимо, сама судьба пыталась отбить мой соблазн разведать что-то новое и сообщить что-то узнанное).

Старые документы, скоросшиватели, потрепанные дела, отчеты, доклады, обозрения, рапорты, депеши, информационные сводки – всего так много, что дурно. Счета, документы по переводам с баснословными суммами. Еще больше специфических бумаг находилось в кладовой. Было видно, что многие из них попадали в эти коробки и сшитые папки случайно (по невнимательности или ошибке, некоторые, возможно, были забыты или утеряны при вывозе или уничтожении себе подобных). Можно зарыться в этих бумажках и найти столько интересного, неоднозначного; можно обнаружить компромат и подтверждение десятка скользких дел; публикация подобного – фурор, подрыв авторитета местных властей, а там уже, как домино… Но сейчас это уже не имело смысла. Что толку копаться в том, что отныне не имеет значения? Что толку переживать о клептократии, когда мы даже не уверены в иллюзорности существования будущего? Но рациональность оставляла, когда глаза натыкались на очередную кругленькую сумму, наименования, аббревиатуру, обозначения и формулировки, от которых мороз пробегал по коже. Я твердо решила вернуться сюда позже за материалом.

Сэм укладывал бумаги в крупные коробки, что стояли в коридоре. Стэн переносил их в кладовую. Я аккуратно взгромоздила очередную кипу бумаг на полку стеллажа. Чихнула пару раз от пыли. Неудачно повернулась. Задела большой свернутый пергамент, кем-то втиснутый между плотно набитыми папками. Грохот. Бумаги повалились на пол, другие взметнулись в воздух, а мои громогласные ругательства акустика помещения сделала еще оглушительнее и яростнее. Стэн с Сэмом в легком испуге влетели в кладовую, загоготали, помогая мне выбраться из горы макулатуры… А мне в тот момент на глаза попалась скрепленная папка. Ромбический символ. Лишенное век око, окруженное переплетными солнечными лучами.

– Штефани? – Стэн невесомо дотронулся до моей руки, – ты в порядке? Белая вся…

Я глянула на горгоновца, кивнула. Подхватила папку, сразу раскрывая и смотря в документы. Даты достаточно свежие. Перечисления на непонятные счета. Какие-то фотографии без смысла и цели. И белые листы. Один за другим. Пустышка. Решила посмотреть на сшитое дело, следовавшие сразу за этой папкой: это были договоры покупки, чеки, каталоги товаров… Оружие. Много оружия.

– Вы справитесь без меня? – Сэм кивнул молча, Стэн же даже подогнал меня поскорее пойти подышать свежим воздухом. Я поспешила прочь, забрав последние две папки с собой.

К Роберту! Всё мое нутро тянуло меня к командиру "Горгоны".

***

– Роберт! Тут документы, и Виктор сказа… – я оборвалась на полуслове, почти влетая в кабинет Сборта.

Немая сцена. Со вздохом поднявший на меня глаза Роберт.

И Льюис, который обернулся в немом вопросе, картинно вскинув брови и сжав губы.

Если бы можно было исчезнуть по щелчку пальца, я предпочла раствориться. В глазах Криса буквально читалось: "С хера ли я вообще не удивлен?! Ну какого черта, Шайер, не прошло и половины этого гребанного дня!"

– Я, пожалуй, чуть позже зайду. Видно, не вовремя…

– Нет, нет, проходи, Штефани, – Роберт кивнул на второй стул напротив своего стола. – Мне даже интересно, чем ты меня удивишь, – под тяжелым взглядом Льюиса покорно вошла в кабинет и села на стул. – А ты так не смотри на нее, будто сам не при делах.

– При всем уважении, Роберт, этот долбак сам до меня доколупался. Если уж человек говорит, зачем затыкать ему рот? В этом случае, по крайней мере…

– Вот именно, – я скептически глянула на Криса, – если говорит, зачем затыкать рот. Можно слушать, а это приносит плоды…

– А теперь замолкните оба, – тон Роберта мягкий, но волевой. – И давайте по порядку.

Как оказалось, после завершения переговоров с Грином и представителями "мастным советом" (к счастью, консенсуса удалось достичь: для начала Роберт убедил их в необходимости установить дежурства (с горгоновцем теперь всегда должен был выходить человек из резидентов) и усилить дисциплину), Кристофер решил обойти прилегающую территорию. Хотел немного осмотреться, когда его перехватил Даниэль Кремер ("тот самый брат-близнец" – как-то снисходительно заметил Льюис), и попытался завести беседу, разговорить военного и "наладить дружественные связи" на почве "единоверной службы", ведь и Даниэль, как и горгоновцы, "служит всеобщему благу в лице Трех".

Даниэль оказался офицером таможенного блокпоста, искренним сторонником официальной власти Государства, да и очень, по словам Криса, "дотошным парнем, считающим, что фамильярность и надуманное побратимство способны тут же сделать его близким другом горгоновцев". Но Льюис был на удивление сдержан, и снисходительно продолжил беседу, ведь Даниэль был одним из тех, кто постоянно ходил на вылазки, хорошо знал прилежащий город, близлежащие местности, да и достаточно неплохо был осведомлен о людях, живших в резиденции. Все это могло сделать его "полезным" хотя бы на первых порах. Ко всему прочему, Крис как бы невзначай разузнал о том, где в резиденции хранятся припасы, насколько много вооруженных людей, насколько много владеющих оружием (ведь иметь за пазухой пистолет и уметь из него стрелять абсолютно разные вещи). Чуть расспросил о Джоне, о жизни в городе до начала конца.

В частности, Льюис разнюхал интересный факт: когда Джон с выжившими вернулся в резиденцию, здесь уже пряталось человек десять. Жена Грина вспышки вируса не пережила. Здесь же в повествовании Криса всплыло имя Иммануила, и настал мой черед пересказать слова Виктора, обрисовать галерею второго этажа и запыленную кладовую с сомнительной документацией.

Роберт слушал внимательно. Не перебивал, лишь иногда задавал уточняющие вопросы и делал какие-то пометки на большом разложенном на столе листе бумаги. Он вообще был достаточно сдержан в проявлении эмоциональных реакций на информацию, которую мы с Крисом вываливали на него – дело, на первый взгляд, принимало интересный оборот, но судить в общем и целом о всей ситуации не представлялось возможным; каков в информации процент преувеличений, фантазий, гипотез и предположений никто не мог ответить наверняка, да и связано ли прошлое °13-16-8-28 и разносторонняя семья Гринов с нынешними исчезновениями тоже оставалось под сомнением. Роберт лишь попросил нас с Крисом не дергаться раньше времени. Что-то случайно узнали – "молодцы, хорошо, ушки держим востро, глазками смотрим зорко, но, упасите Небеса, что-то самим разнюхивать без согласования".

Мы покинули кабинет Роберта молча. Прошли по коридорам, вышли на улицу.

Льюис не сильно ворчал, что я куда-то влезла и что-то пыталась узнать. Просто потому, что он сам сделал ровно то же самое. Оказался в нужном месте в нужное время и подыграл, начиная что-то "разнюхивать без согласования". Хотя и промолчать не смог.

– Я просто не могу понять, чем ты думала? Пошла с этим Виктором одна, не предупредив никого. А случилось бы что? Вдруг он стоит за всеми исчезновениями? Могла бы ты за себя постоять, я хотя бы немного мог понять, хотя бы отчасти. У тебя что, взаправду инстинкт самосохранения отсутствует?

– Да есть он у меня, – я скривилась, – просто так совпало. Я же не сказала бы, "ой, Виктор, прервитесь на минутку, я сбегаю с горгоновцам, скажу, чтобы наготове были". Мне, к тому же, нужно образу соответствовать. Да и информация лишней не бывает.

– Ты к любой ситуации оправдание находишь.

– Не завидуй.

Мужчина усмехнулся.

– Просто постарайся в следующий раз таких ситуаций не допускать.

Горгоновец рассказал мне и о своеобразном совете, функционирующем в резиденции и принимающем основные решения; и о небольших группках, занимающихся вылазками в городок и близлежащие территории.

Крис покачал головой, состроив гримасу: количество оружия, заявленное Джоном, не особо походило на реальное, и тут либо кто-то не договаривал о запрятанном инвентаре, либо Джон увиливал. Хотя и "совет резиденции" тоже не особо ассоциировался с истинно искренними людей. И ведь речь шла не о доверии незнакомцам, а о недоверии своим собратьям по несчастью, с которыми здешние обитатели оказались вынуждены делить крышу. Все разрозненны, разобщены – какие вообще могут быть разговоры о безопасности?