Зародыш мой видели очи Твои. История любви
Шрифт:
«И теперь какая-то пигалица, пережив всего-навсего одну мировую, тычет их носом в то, что они не положили конец всем войнам?»
Мари-Софи ответила, что ничего такого не имела в виду, что просто так говорят. На что они с возмущением покачали головами и ушли, оставив ее наедине с бедолагой.
* * *
Мари-Софи натянула тонкие чулочки, по которым нельзя было угадать, насколько они были теплыми, и накинула платье с узором в мелкую розочку. Такой наряд сегодня не помешает, совсем не лишне украсить цветами серые будни, когда небо затянуто тучами и готово вот-вот расплакаться. Достав припрятанную в шкафу помаду, девушка легонько потыкала в нее кончиком мизинца и подушечкой пальца нанесла на губы: не слишком много – для блюстителей нравственности,
* * *
Когда двое ушли и они снова остались в каморке одни, она изложила бедолаге ту женскую военную премудрость, которой не решилась поделиться с мужской парочкой. Мари-Софи где-то вычитала, что во сне все существа были бесполыми. А так как бедолага находился где-то в другом мире, то и не должен был обидеться на ее историю.
ИСТОРИЯ О СКИТАЛЬЦЕ
После окончания Первой мировой войны бродил по Европе некий скиталец, он навещал женщин, потерявших мужей или женихов на восточных и западных фронтах: во Фландрии, при Танненберге, на Галлипольском полуострове, в Дарданеллах, на Сомме, при Вердене, на Марне, при Витторио-Венето… Женщинам был хорошо знаком этот перечень, а также и связанная с ним безысходность. Скиталец шествовал из страны в страну, из города в город, из дома в дом. Вдов войны было немало, и он не пропустил ни одной.
Глухими темными ночами, когда вдовы лежали без сна, изнывая от тоски по ласковым пальцам на щеке и по упругим мышцам у бедра, в их спальне откуда ни возьмись появлялся скиталец – словно месяц из-за черной тучи. И они принимали его с радостью.
Они всегда находили в нем что-то, напоминавшее им о погибшем, что-то единственное, особенное, делавшее его их мужчиной. Одни узнавали прядку волос, непослушно спадавшую ему на левый глаз, другие – искривленный большой палец правой руки, третьи – родинку у адамова яблока, которую они поцеловали при последнем прощании.
Странник раздевался молча, позволяя вдовам рассмотреть себя, прежде чем ложился к ним под одеяло. Он был холодный после ночных блужданий. И женщины сами направляли все его движения, делая их схожими с теми, что были знакомы им из их отношений с мужьями или женихами.
А наутро он исчезал».
«Я уже слышала эту историю, я знаю, кто этот скиталец!»
«И кто же он?»
«Франко Пьетрозо, безликая канцелярская крыса. Он служил в итальянском военном министерстве – рассылал родственникам погибших уведомления о смерти. Только вместо того чтобы исполнять свои обязанности, он эти похоронки утаивал, находил ничего еще не ведающих вдов, притворялся однополчанином их мужей и говорил, что был в увольнении на похоронах своей матери. Завоевав таким обманом доверие женщин, Франко Пьетрозо пичкал их рассказами о распутстве на фронтах, говорил, что там было предостаточно девушек из Красного Креста, которые «обслуживали» бойцов, и что тех, кто устоял перед искушением, можно было по пальцам пересчитать. Бедные вдовы не имели ни малейшего представления о жизни в окопах (как, впрочем, и сам Франко Пьетрозо) и, полагая, что их мужья живы, здоровы и изменяют им, искали «утешения» у своего конфидента.
В конце концов Франко Пьетрозо попался с поличным: солдат, который был ошибочно записан погибшим, застукал его со своей «вдовой». История гласит, что когда Франко повесили, привратник ада, не найдя в своих книгах преступления «Наставлять рога мертвецам», дал ему от ворот поворот. И его не пропустят туда до тех пор, пока какая-нибудь военная вдова, зная, что он за человек, не признается ему в любви».
«Это звучит убедительно, и я должен признать, что имя этого человека соответствует тому, что мне о нем известно, но, к сожалению, настоящая история не столь красива. Если бы вдовы знали, откуда взялся этот странник, они наверняка не принимали бы его с распростертыми объятиями, нет, они зарылись бы лицом в подушки и, потеряв дар речи, дрожали бы от ужаса, когда это чудовище ложилось рядом с ними под одеяло…
– Он замерз после ночных блужданий, его согреет моя пылающая плоть… – т ак думали они, не замечая, что температура его тела не менялась даже в самый разгар утех.
Он не был холоден после своих долгих скитаний. Его
не существовало.Да, странника не могли тронуть ни зимний мороз, ни женские объятия, ведь его имя не было занесено в книгу жизни, высшая власть не отвела ему места в Творении. Он был создан вдовьей тоской – из бренных останков тех, кого они любили и потеряли. Водой и ветрами несло по Европе части трупов, разлагавшихся на полях сражений. В гнейсовой пещере, глубоко в недрах Альп, а точнее, прямо под девственной вершиной Юнгфрау, собрались коленные чашечки из Фландрии, ногти и тонкий кишечник из-под Танненберга, миндалины, селезенка и сухожилия с Галлипольского полуострова, тазовые кости, глазницы, яички и десны с Дарданелл, легкие, подошвы, голосовые связки и гипофиз из Соммы, корень языка, лопатки и толстая кишка из-под Вердена, лимфатическая система и щечные мышцы из Марны, почки из-под Витторио-Венето… Вместе соединилось это в человека, у которого было все, чем должен обладать мужчина.
Это и был скиталец».
«И ты считаешь, что твои россказни звучат правдоподобнее, чем то, что я сказала о Франко Пьетрозо?»
«Я ничего не считаю, это просто такая история…
* * *
Бедолага дремал под рассказ Мари-Софи, ее, похоже, не заботило, отреагирует он на ее историю или нет. Когда он приходил в себя, ему казалось, что девушка допрашивает его о его перемещениях с 14 августа 1914 года по 11 ноября 1918 года, и только пожимал плечами. Даже если он расскажет ей все, что помнит, медаль за это ей на грудь не повесят: каждый его пук, каждая отрыжка уже были зафиксированы в документах Третьего рейха – все, кроме периода, когда его вывели из лагеря, и до того момента, когда они снова нашли его и поместили здесь, в этой комнате, с этой разговорчивой девушкой.
В дверь постучали. Девушка впустила в каморку пожилую женщину, сказав ей, что для мужчины в постели ничего не надо делать, лучше оставить его в покое, и что она сама вернется через час.
Он пробормотал что-то невнятное и притворился спящим.
* * *
Мари-Софи спрятала в шкаф губную помаду и мыло, причесалась, щелкнула серебристой заколкой для волос, надела кофточку, заперла комнату и спустилась в вестибюль. У стойки стоял хозяин. Увидев девушку, он мрачно сдвинул брови:
– Один час! Ни минутой больше!
Старый Томас, удобно устроившийся у входной двери, попугаем повторил за хозяином:
– Один час! И ни минутой…
Послав им воздушный поцелуй, Мари-Софи поспешила прочь из гостиницы.
* * *
Ее путь лежал через площадь. Остановившись у магазина тканей, она посмотрелась в стекло витрины и поправила локон, что упорно не хотел лежать на своем месте у левого виска. В магазине фройляйн Кнопфлох с деревянным метром в руках склонилась над чудовищной массой черного бархата. Мари-Софи кивнула ей в знак приветствия: фройляйн иногда задешево продавала ей остатки тканей, и их частенько хватало на шаль или даже на платье.
Женщина была слишком занята отмером ткани, чтобы ответить на приветствие, и вместо фройляйн девушке слащаво заулыбался грузный мужчина, стоявший у прилавка с огромной кипой шелковых лент в руках. Его костюм был так тесен, словно он одолжил его у самого себя в юности.
Мари-Софи наморщила нос: с чего это вдруг ей лыбится этот новоиспеченный вдовец? Ослеп с горя? С какой стати такая цветущая девушка станет обращать внимание на буффона, как он? Неужели она выглядит как какая-нибудь шлюха?
Мари-Софи бросила быстрый взгляд на свое отражение в стекле, чтобы убедиться, что выглядела не вульгарнее, чем обычно – то есть во всех отношениях благопристойно, – и столкнулась взглядом с овдовевшим покупателем, который теперь подошел к самой витрине. Ошибки быть не могло: старый греховодник заигрывал с ней. Он провел запачканной сажей рукой по вороху шелковых лент, и его толстые мясистые губы беззвучно произнесли: «Пойдем уляжемся в постель в моей хибаре черной!»
У девушки пополз мороз по коже, сердце, запнувшись о слова этой старинной песенки, на миг остановилось. Она отпрянула от витрины, налетев на мальчишку, который был поглощен созерцанием часов на своем запястье.