Зарубежная любовная лирика
Шрифт:
«Жизнь моя! Будет счастливой любовь наша…»
Гораций
«Астерия плачет даром…»
«Давно ль бойца страшились жены…»
«Легче лани юной ты…»
Западно-европейская поэзия
Италия
Франческо Петрарка
(1304–1374)
Из «Канцоньере»
III
Был день, в который, по Творце вселеннойСкорбя, померкло Солнце… Луч огняИз ваших глаз врасплох настиг меня:О госпожа, я стал их узник пленный!Гадал ли я, чтоб в оный день священныйБыла потребна крепкая броняОт нежных стрел? что скорбь страстного дняС тех пор в душе пребудет неизменной?Был рад стрелок! Открыл чрез ясный взглядЯк сердцу дверь – беспечен, безоружен…Ах! ныне слезы лью из этих врат.Но честь ли богу – влить мне в жилы яд,Когда, казалось, панцирь был ненужен? —Вам – под фатой таить железо лат? LXI
Благословен день, месяц, лето, часИ миг, когда мой взор те очи встретил!Благословен тот край, и дол тот светел,Где пленником
я стал прекрасных глаз!Благословенна боль, что в первый разЯощутил, когда и не приметил,Как глубоко пронзен стрелой, что метилМне в сердце бог, тайком разящий нас!Благословенны жалобы и стоны,Какими оглашал я сон дубрав,Будя отзвучья именем Мадонны!Благословенны вы, что столько славСтяжали ей, певучие канцоны, —Дум золотых о ней, единой, сплав! LXXIV
Я изнемог от безответных дум —Про то, как мысль от дум не изнеможетО вас одной; как сердце биться можетДля вас одной; коль день мой столь угрюмИ жребий пуст – как жив я; как мой умПленительной привычки не отложитМечтать о вас, а лира зовы множит,Что брег морской – прибоя праздный шум.И как мои не утомились ногиРазыскивать следы любимых ног,За грезою скитаясь без дороги?И как для вас я столько рифм сберег? —Которые затем порой не строги,Что был Амур к поэту слишком строг. LXXV
Язвительны прекрасных глаз лучи,Пронзенному нет помощи целебнойНи за морем, ни в силе трав волшебной.Болящему от них – они ж врачи.Кто скажет мне: «Довольно, замолчи!Все об одной поет твой гимн хвалебный!» —Пусть не меня винит, – их зной враждебный,Что иссушил другой любви ключи.Творите вы, глаза, непобедимымОружие, что точит мой тиран,И стонут все под игом нестерпимым.Уж в пепл истлел пожар сердечных ран;Что ж день и ночь лучом неотвратимымВы жжете грудь? И петь вас – я ж избран. CXI
Та, чьей улыбкой жизнь моя светла,Предстала мне, сидящему в собореВлюбленных дум, с самим собой в раздоре,И по склоненью бледного чела —Приветствие смиренному – прочлаВсю смуту чувств, и обняла все гореТаким участьем, что при этом взореПотухли б стрелы Зевсова орла.Я трепетал; не мог идущей мимоЯ благосклонных выслушать речейИ глаз поднять не смел. Но все палимаДуша той новой нежностью очей!И болью давней сердце не томимо,И неги новой в нем поет ручей. CXXIII
Внезапную ту бледность, что за мигЦветущие ланиты в снег одела,Я уловил, и грудь похолодела,И встречная покрыла бледность лик.Иных любовь не требует улик.Так жителям блаженного пределаНе нужно слов. Мир слеп; но без разделаЯ в духе с ней – и в мысль ее проник.Вид ангела в очарованье томном —Знак женственный любовного огня —Напомню ли сравнением нескромным?Молчанием сказала, взор склоня(Иль то мечта?), – намеком сердца темным:«Мой верный друг покинет ли меня?» CXXXII
Коль не любовь сей жар, какой недугМеня знобит? Коль он – любовь, то что жеЛюбовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!..Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?Коль им пленен, напрасны стоны. То же,Что в жизни смерть, – любовь. На больпохожеБлаженство. «Страсть», «страданье» —тот же звук.Призвал ли я иль принял поневолеЧужую власть?.. Блуждает разум мой.Я – утлый челн в стихийном произволе,И кормщика над праздной нет кормой.Чего хочу – с самим собой в расколе, —Не знаю. В зной – дрожу; горю зимой.
Поделиться с друзьями: