Зарубежный детектив 1979
Шрифт:
— Никогда о таком не слышал, — ответил Фико Таблада.
— Он говорит, что приехал от Ортиса. — Зачем?
— Не знаю. Но он сказал, что у него срочное дело. Что ты думаешь обо всем этом?
— Ничего в голову не приходит, — помолчав, ответил Таблада.
— Странно, что Ортис просит об услуге через кого-то.
— Да, — согласился Таблада, — странно.
— Я ему назначил на пять.
— Где?
— У себя дома.
Фико Таблада посмотрел на часы: час двадцать.
— Я позвоню тебе, когда он уйдет, — сказал Сан Хиль. — Жди.
До встречи с Сан Хилем оставалось четыре часа. Рикардо подумал, что неплохо бы посмотреть Нью-Йорк.
У подъезда гостиницы он взял такси и назвал шоферу адрес.
Он не первый раз в Нью-Йорке. Но его всегда заставала немного врасплох огромная, кишащая на тротуарах толпа, людские реки, неустанно вливающиеся в станции метро, плотный ход машин, запрудивших улицы, оглушительный рев сирен и гудков.
Такси двигалось к перекрестку Пятой авеню и 34-й улицы, и ему казалось, что он въезжает в самое сердце хаоса. (Где-то Рикардо прочитал, что вокруг Эмпайр стэйт ежедневно циркулируют более 90 тысяч автомобилей и около 300 тысяч пешеходов.)
Его такси медленно прокладывало себе путь в океане машин. Наконец шофер сумел пристроиться к правой стороне тротуара перед главным входом гигантской иглы в сто два этажа.
Пятнадцать минут спустя на одном из 74 лифтов Рикардо уже возносился к небесам.
Стоял безоблачный день. Заплатив пять положенных долла» ров, он не торопясь присоединился к группе туристов, наводнивших смотровую площадку.
Гид принялся рассказывать о здании центра мировой торговли, которое будет, когда закончат его строительство, выше Эмпайра, и о том, как стая перелетных птиц уже разбилась о его 90-й этаж.
Рикардо не стал слушать гида, ему хотелось с глазу на глаз остаться с городом. Отсюда, с высоты, Нью-Йорк казался почти гуманным. На расстоянии не ощущается людская боль, не видно пропасти между классами и расами, не видно и того, какую борьбу за существование ведут между собой особи кишащего по артериям Манхэттена муравейника. Лишь бесконечные железобетонные каркасы, прорезанные параллельными и перпендикулярными нитями улиц, ткут свою ткань, стелющуюся от Гудзона до Гарлема, от Бруклина до Куинз. Но Рикардо видел, знал на ощупь, какова эта пульсирующая внизу магма; он жил среди этих женщин и мужчин. Он многое увидел, многое пережил. Он поймал пульс этой больной от злобы, самодовольства и страха страны.
На Парк-авеню Рикардо прибыл приблизительно в 4,40. Расплатился с таксистом, подождал еще десять минут и без пяти пять поднялся на шестой этаж.
Дверь открыла жена Сан Хиля (судя по всему, она и отвечала на телефонный звонок). Вульгарное лицо, дряблые груди под домашним халатиком. Она пригласила войти, и горький запах подгоревшего маргарина ударил ему в нос.
Рикардо не успел даже присесть, как Сан Хиль вошел в зал, .Коренастый, напоминающий мясника мужчина с голосом сержанта ФБР. Впрочем, здесь он оставался верен себе. Сан Хиль действительно служил сержантом политической полиции и состоял в телохранителях у сенатора Алипио Кольясо. Он внимательно прочитал рекомендательное письмо Ортиса о Районе Сьерра (о Рикардо).
Разговор получился нелегким. Не доверяя этому Сьерре, о котором он никогда и ничего не слышал, Сан Хиль старательно взвешивал слова. Рикардо прямо перешел к теме беседы (Ортис хочет знать, правда ли, что всю эту историю с Бока де Пахаро затеяли люди Хайме Торреса из Майами). Но Сан Хиль не попался на удочку.
— А почему это Леону
пришло в голову, что я могу что-то знать?— Нет, — поспешно ответил Рикардо, — просто он попросил меня встретиться с вами. Мне нужно еще увидеться и с Минго-ло Артеагой.
— Да, конечно, — задумчиво обронил Сан Хиль.
— Еще одно, — заметил Рикардо. — В Майами думают, что операцию придумал и провел Торрес.
— Торрес? — с любопытством переспросил Сан Хиль.
— Именно так и думают, — категорически подтвердил Рикардо, — но Торрес отрицает.
— А что думает Леон?
— Ну что же... — казалось, Рикардо хотел избежать ответа на щекотливый вопрос, — в конечном счете...
— Что в конечном счете? — настаивал Сан Хиль.
— Сеньор Ортис думает, что все это устроили люди Артеаги.
— Артеаги? — Сан Хиль рассмеялся. — Слушай, дружище, последний раз он поработал в пятьдесят восьмом.
— В таком случае кто же? — с деланной наивностью переспросил Рикардо. — Люди Торреса?
На лоснящемся лице Сан Хиля мелькнуло подобие улыбки.
— А вы хорошо знаете Торреса, мистер Сьерра?
— Да нет, по совести, не очень, — пробормотал Рикардо.
— Ну а я знаю. Это слабак. В дверь постучали.
— Я сам открою, — бросил Сан Хиль жене.
— Мистер Сан Хиль? — с улыбкой спросил Филипп Павелчак.
— Да, это здесь, — ответил Сан Хиль, глядя поочередно то на одного, то на другого агента.
— Это вы?
— А если и так, — ответил Сан Хиль на ломаном английском.
Все с той же улыбкой, играющей на тонких губах, Павелчак вынул из кармана крупнокалиберный пистолет марки «магнум» и прицелился Сан Хилю прямо в переносицу. Все это за одну минуту.
— В таком случае мы приглашаем вас немного побеседовать... — и по-испански добавил, — сеньор,
Дьюк отдал бы сто долларов, чтобы только заметить в глазах Майка Нормана хоть проблеск торжества, когда накануне поручал ему дело Сан Хиля. Однако Норман затаил свою игру. Сомнений в этом не было, и теперь старик Дьюк в какой-то степени оказался у него в руках. Приходится доверять Норману, но на душе скребут кошки.
Восемь вечера. Дыок сидит в зале своего дома на Голд Спринг северо-западной части Манхэттена. По телевидению показывают дурацкий многосерийный фильм о контрразведке, внуки Дьюка так и подскакивают перед телевизиром, глядя, как герой всей этой чепухи дерется в гарлемском переулке не то с пятью, не то с шестью неграми, купленными на золото Москвы.
Он зажигает восьмую за этот день сигару, дым ему кажется горьким. Нет, Дьюк не питает личной ненависти к Норману, Но почему-то он уверен, что Норман его ненавидит, иди, что еще хуже, — презирает. Он не питает ненависти к Норману, как не питает ее к гадюкам или тарантулам. Подобные твари не вызывают никаких чувств, от них бежишь — и все. Но беда в том, что Дьюк не мог бежать от Нормана, напротив, он в нем нуждался.
Стюарт всегда подозревал, что Нормана приставили к нему для слежки. Впрочем, быть может, и не совсем так. Просто в управлении сложилось неблагоприятное мнение о ветеранах. В лучшем случае их держали как некие безобидные музейные экспонаты. Менее чем за пять лет управление наводнило новое поколение. И это новое поколение, несомненно, оказалось духовно гибче, а вернее, циничнее. Майк — циник? Скорее всего что-нибудь похуже.
И Дьюк содрогнулся, вспомнив острое лицо Майка Нормана.
<