Засада в сумерках

Коплан кивнул и сунул деньги в карман.

— Спасибо, — сказал он. — Я буду ждать вашего человека послезавтра, около восьми часов вечера.

Вернувшись в гостиницу, Коплан лег на кровать, но свет не выключил.

То, что Абдул Джабар обратился к нему, не очень удивляло его. У него были все необходимые качества, которые могли заинтересовать торговцев наркотиками. Но правильно ли он поступил, согласившись участвовать в этой махинации?

Подумав с полчаса, он вытянул руку, чтобы выключить свет. Поедет ли он в Афины или нет? Точно он этого еще не знал.

Он заснул.

Проснувшись от яростных ударов в дверь, он раздраженно закричал:

— Ну что там?

— Откройте! Полиция! — ответил грубый голос.

Коплан встал, чувствуя, что у него внезапно сжался желудок. Он машинально бросил взгляд на свои часы: шесть утра.

В дверь снова энергично застучали.

— Ладно! Иду, — буркнул он, вставая.

Он надел брюки, набросил рубашку. Чего от него хотели эти полицейские с антрацитовой кожей?

Они вышибли дверь в тот самый момент, когда он отодвинул засов.

Их было трое, все вооружены и с озлобленными лицами. Двое сразу набросились на него и безо всяких предупреждений нацепили на его запястья наручники.

Потом вошел инспектор в штатском, смерил арестованного взглядом и сухо спросил по-английски:

— Где героин?

Коплан вздохнул. Трюк был отлично организован.

— В левом кармане моего пиджака, — устало ответил он. Один из полицейских схватил пиджак, мгновенно обыскал его и достал белый пакетик, который отдал инспектору.

Тот оторвал уголок, высыпал немного порошка на палец, понюхал его и попробовал кончиком языка.

— Высшее качество, — объявил он с мрачным удовлетворением. Потом приказал своим подчиненным: — Уведите. Я приду через полчаса.

Коплана посадили в машину, стоявшую возле тротуара и окруженную толпой любопытных. Несколько ловких ударов дубинками освободили путь. Машина тронулась с места.

Десять минут спустя арестованный был помещен в одну из камер центрального управления полиции. Оставшись один, Коплан опустился на край нар. Теперь все уже ясно: он не поедет в Афины и Абдул Джабар испытает тоскливый ужас. Власти нигде не миндальничают с торговцами наркотиками.

Около восьми часов утра надзиратель принес кофе и хлеб. Он снял с Коплана наручники, не сказав ни слова. После его ухода время, казалось, остановилось.

Ближе к полудню два полицейских вывели его из камеры и отвели в один из кабинетов инспектора Коссабы, арестовавшего его.

Допрос, проводившийся на английском языке, начался с обычных вопросов. Затем инспектор сообщил причину ареста: хранение токсичных веществ.

— Прежде чем передать ваше дело следователю, я бы хотел выяснить один пункт, — сказал Коссаба. — Советую вам ответить честно. Кто вам передал этот пакетик героина?

— Я имел его еще до приезда в Судан, — заявил Франсис. — Мне передали его не здесь.

— Если это правда, я должен добавить к обвинению дополнительный пункт, — заметил инспектор. — Ввоз наркотиков на территорию нашей республики запрещен. Так что подумайте хорошенько.

— Все обдумано. Я получил пакетик не в Хартуме. Коссаба соединил кончики пальцев, и в его глазах загорелся непонятный огонек.

— Мы очень негативно относимся к некоторым видам деятельности, — сказал он фальшиво, добродушным тоном. — Кроме того, мы не любим, когда над нами издеваются. Вы приехали в Хартум не ради удовольствия проиграть тысячу фунтов в «Гранд-отеле». У вас была цель. Какая?

— Спросите типа, который донес на меня. Он, кажется, хорошо информирован о моих действиях, — сказал Коплан. — Если только ловушку не изобрели вы сами.

Лицо суданца посерело.

— На что вы намекаете? — буркнул он.

— Махмудие могущественный человек, — произнес Франсис.

Озадаченный Коссаба не только секунд с яростью смотрел на него, потом взорвался:

— Не впутывайте в дело таких уважаемых граждан нашего города! И не пытайтесь меня убедить, что вы стали жертвой подстроенной махинации! Это не пройдет! Я хочу знать, кто вам дал или продал эти пять граммов наркотика!

— Не рассчитывайте, что я назову вам хотя бы одно имя, — ответил Коплан так спокойно, что инспектор взбесился.

— Нет? — прошипел он. — Посмотрим...

Он нажал кнопку; конвоиры вошли в кабинет. — Специальный допрос, — приказал Коссаба. — И покажите ему, что наши методы не хуже европейских.

Глава III

Негры схватили Коплана, чтобы заставить его встать. Потом один из них отвесил ему прямой правый в челюсть, а второй ударил в живот. Затем они принялись методично избивать его. Через две минуты инспектор сделал им знак остановиться. У Коплана ныли ребра, заплыл глаз, из разбитой губы текла кровь; он качался.

— Ну? — спросил Коссаба. — Будешь говорить?

— Нет, — ответил Коплан.

— Продолжайте, — приказал инспектор полицейским. Те от души взялись за свою работу.

У Коплана, на которого удары сыпались с двух сторон, вдруг перехватило дыхание от острой боли в животе. Он упал на колени, оперся ладонями о пол. Тогда его стали бить ногами по плечам, в лицо, пнули в почки, каблук раздавил ему пальцы.

— Поднимите его, — сказал Коссаба.

Поднятого с пола Коплана удержали в вертикальном положении. У него болело все тело, но рассудок оставался ясным.

— Имя? — упрямо настаивал инспектор.

— Я не знаю, — прошептал Коплан распухшими губами.

— Ладно, — сказал Коссаба. — Поскольку вы не понимаете мягкого обращения, вас отведут в камеру.

Потом он обратился к одному из своих подчиненных:

— Кляп и кнут.

Коплана выволокли из кабинета и снова бросили в камеру. Трое суданцев заперлись в ней вместе с ним. Полицейские сорвали с него рубашку, надели наручники и зацепили цепочкой за один из прутьев решетки на окне.

Вокруг головы ему обмотали шарф. Он представлял из себя удобную мишень.

Один из полицейских снял свою полотняную куртку и взял кнут.

— Десять ударов для начала, — указал инспектор.

Ремень рассек воздух и с сухим звуком ударил по влажной загорелой коже арестованного, прочертив на ней красную линию. Коплан прогнулся.

Следующие удары сыпались с интервалом в одну секунду, вырывая у истязаемого хриплые стоны.

Коллега палача развязал шарф. Коплан прерывисто дышал, он не мог держать голову.

— Как ваша память? — с издевкой спросил Коссаба, сунув свой кулак ему под подбородок, чтобы заставить поднять голову.