Засекреченные трагедии советской истории

Доносительство процветало не только на любительской добровольной основе. НКВД повсеместно организовал специальную сеть «сексотов» (секретных сотрудников), которые вербовались из местного населения.

Сексоты разделялись на две группы: в первую входили добровольцы, откровенные подонки и злопыхатели, которые хотели досадить своим знакомым, и «идеалисты», уверенные в том, что они работают для блага «дела». Вторую группу составляли сексоты по принуждению; часто этим людям обещали облегчить судьбу их родственников, находящихся в тюрьме. Они надеялись, что будут говорить правду и не доставят неприятностей своим друзьям. Но это был самообман: нажим становился все сильнее и сильнее.

Сексота, который не поставлял информации, автоматически брали на подозрение. А поскольку население в целом научилось держать язык за зубами, доносчикам приходилось все больше сообщать о безобидных поступках и словах, по-своему истолковывать или просто выдумывать, чтобы удовлетворить одолевающую НКВД жажду заговоров.

В воспоминаниях очевидцев есть история о том, как один сексот стал убежденным коммунистом. Он не смог вступить в партию из-за прошлых связей с Белой армией, и поэтому решил служить делу коммунизма единственным доступным ему способом. Вначале он старался соблюсти беспристрастность. Он всего лишь выполнял свой долг, а это всегда приятно. Когда ему удавалось преодолеть угрызения совести, личные склонности и антипатии, он чувствовал себя настоящим героем. Но одних намеков на враждебное отношение к правительству было недостаточно.

Сотрудники НКВД прекрасно знали, что в эту категорию попадает широкий слой населения, и требовали новых конкретных сведений. Сексот попытался сопротивляться, но был сам обвинен в том, что скрывает факты. И он начал по-своему «истолковывать» подслушанные разговоры, пока всякое различие между правдой и ложью не стерлось у него в уме. Но, несмотря на это, он был на плохом счету, потому что пытался сохранить в своих доносах подобие убедительности. Его измышления казались начальству слишком сдержанными, и он сам был арестован.

Любой отчет о работе советского учреждения, научно-исследовательского института и т. д., даже до Большого террора, говорит о том, что жизнь в нем представляла собой клубок интриг. То же самое, наверное, можно сказать о многих других странах. Но средства, доступные интригану в советских условиях, делали его гораздо более опасным. Для того, чтобы продвинуться, нужно было «компрометировать» других, добиваться их исключения из партии, а зачастую и ареста. Это был общепринятый способ служебного продвижения. Объектом мог быть соперник, чье положение казалось слишком прочным, или же один из его подчиненных, с помощью которого можно было очернить начальника. По самым приблизительным подсчетам, каждый пятый сотрудник советского учреждения в те годы был в той иди иной форме осведомителем НКВД.

Сталин неуклонно разбивал все формы «солидарности» товарищества, за исключением тех, которые были созданы на основе личной преданности ему самому. Террор полностью разрушил личное доверие. Больше всего пострадали организационные и коллективные связи, которые все еще существовали в стране после 18 лет однопартийного правления.

Самой могущественной и важной организацией, требующей приверженности по отношению к своим идеалам, была партия или, точнее, ее досталинский состав. Затем — армия. Потом уж — интеллигенция, которая справедливо считалась потенциальным носителем еретических идей. Все эти групповые «приверженности» возбуждали особенно яростную реакцию.

Когда Сталин стал действовать против всего народа, он был совершенно логичен. Только такими методами можно было раздробить общество, уничтожить всякое доверие и всякую преданность, за исключением преданности ему самому и его ставленникам.

Только самые закадычные друзья могли намекнуть друг другу о несогласии с официальными взглядами. Рядовой советский гражданин не мог определить, в какой степени официальная ложь «срабатывает». Такой человек думал, что он, вероятно, принадлежит к разбросанному и беспомощному меньшинству, что Сталин выиграл свою битву, уничтожив представление о правде в умах людей.

Но не все приписывали вину Сталину. Он всегда умел остаться на заднем плане, обманув даже таких людей, как Пастернак и Мейерхольд. А, если в заблуждении оказались умы такого калибра (хотя и не политического склада), то ясно, что аналогичные представления были широко распространены. Страх и ненависть всей страны сосредоточились тогда на Ежове.

Часть II. АРХИВЫ ОТКРЫВАЮТ ТАЙНЫ

Мы погибли бы, если бы не погибали.

Фемистокл

ПО ОБЕ СТОРОНЫ ПАКТА

23 августа 1939 г. был подписан советско-германский пакт о ненападении.

Разные оценки дают историки и политики этому документу. По мнению одних, он был неизбежен для Советского Союза и представлял крупную дипломатическую победу, другие считают, что он открыл путь Гитлеру к мировой войне, а СССР не получил никаких выгод от отсрочки немецкого нападения. Есть и суждения о неиспользованных шансах в деле договоренности с западными странами или позиции нейтралитета.

В 1939 г. в новой «Имперской канцелярии» состоялся дипломатический прием. Гостей принимал сам Адольф Гитлер. Согласно этикету он поочередно пожимал руку дипломатам, иногда обмениваясь короткими репликами. Когда же подошел черед советского полпреда А.Мерекалова, не только задержал рукопожатие, но и удостоил того беседы, длившейся несколько минут!

Достаточно вспомнить, в какие времена происходил этот прием. Обстановка в мире тревожная. Года не проходило без войны. Сначала Италия вторглась в Абиссинию, затем Япония напала на Китай. Неспокойно было и на советско-японской границе.

Обстановку этих дней отражают фрагменты текстов посланий, которыми обменялись в те дни Гитлер и Сталин.

«Господину Сталину, Москва… Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня установление германской политики на длительный период. Германия тем самым снова принимает политическую линию, которая на протяжении столетий была благотворной для обоих государств…».

«Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру. Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении приведет к повороту в сторону серьезного улучшения политических отношений между нашими странами. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает основу для ликвидации политического напряжения и для установления мира и сотрудничества между нашими государствами…».

23 августа пакт о ненападении был заключен, дополнительный, ставший секретным, протокол подписан. Риббентроп по пути домой давал интервью в аэропорту Кенигсберга: «Фюрер послал меня в Москву. Возможно, это явилось неожиданностью для многих в Германии. Однако мы, национал-социалисты, знаем, что все, что делает фюрер, — правильно. Россию зазывали в кольцевой фронт (в антигитлеровскую коалицию), но фюрер еще раз сработал молниеносно. Он вырвал Россию из этого фронта. Вот результаты этого 24-часового визита».