Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку
Шрифт:
Я поспешно отдернула руку.
– Лена Викторовна, я сегодня на машине. – Обернулся Дима. – Давайте лучше так: вы попьете с нами кофе, а потом я подвезу вас и поеду на учебу. Так никто из нас не опоздает, идет?
– Ой, ну хорошо. – Расплываясь в улыбке, согласилась она и достала еще одну чашку из шкафчика.
Не боясь смутить ее шедеврами своей нательной живописи, Калинин закатал рукава и сполоснул руки под краном. Я даже боялась смотреть на маму: чудовищно неловкая ситуация. Даже этот парень, дерзнувший заявиться без приглашения, несмотря на взбучку, полученную накануне, улыбался
– Дима, откуда ты так рано? – Спросила мама, пододвигая к нему сахарницу.
– Так я… с работы. – Усаживаясь, ответил он и притянул к себе чашку с кофе. – Переживал, как там Машино здоровье, не выдержал и вот – приехал.
– Ты… молодец. – Мамин взгляд прошелся по мне. – А Маша ничего так, но всю ночь кашляла, мне как ножом по сердцу.
– Да? – Он отставил чашку, так и не отпив. Глаза цвета морской волны уставились на меня. Пришлось небрежно отмахнуться – подумаешь, кашель, но Дима покачал головой. – После обеда привезу ингалятор, с ним быстрее пройдет.
Мне страшно было даже взяться за кружку. Зубы застучат по ней, отбивая дробь, и тогда они оба увидят, как сильно я нервничаю.
– У тебя есть ингалятор? – Спросила мама и отхлебнула кофе, стараясь не испачкать кружку помадой.
– Нет. – Наконец, оторвав от меня взгляд, ответил Калинин.
– Возьмешь у кого-то?
– Нет, куплю.
– Что ты! – Она картинно вскинула руки – еще бы за сердце схватилась. Мне срочно захотелось зажмуриться. Сейчас проморгаюсь, и все пройдет. – Не нужно, Димочка! – Запричитала мама. – Ты и так купил нам кофемолку, кофе в зернах и вот эту штуку, как ее?
– Турку. – Отмахнулся он. – Мне ведь совершенно не сложно, заеду после учебы и куплю.
– Как и пальто? – Подмигнула я, взявшись за кружку.
Калинин поймал усмешку на моем лице и улыбнулся.
– Зачем оно тебе сейчас? – Он помешал сахар и отложил ложечку в сторону. – Осенью купим хоть три, но если ты так хочешь…
– Маша. – Мама вытаращилась на меня. – Как ты… Дима, ты и так потратился, ингалятор мы сами купим.
– Мне несложно, правда.
– Нет-нет, ты же не миллионер.
– Нет. – Согласился он, улыбаясь.
И посмотрел на меня.
– И сам зарабатываешь… – вступила я, складывая руки на груди.
– А еще знаю четыре волшебные цифры.
– А если они не сработают? Или у тебя, как в сказке, карточка с неисчерпаемым балансом?
– Железная логика. Тогда есть еще волшебное слово. – Рассмеялся Калинин.
– Какое? – Трудно было удержаться и не съязвить. – «Папа, дай?»
– Не-е-ет! – Он поставил чашку. – «Папа, дай, пожа-а-алуйста»!
– Вы о чем? – Вмешалась мама, ее лицо теперь выглядело совершенно растерянным. – Дима, ты где, вообще, работаешь?
– Я… – Мне показалось, что ему тяжело было сдерживать смех. – Ну, я… в общем, как вернулся из ссылки…
– Ссылки?
– Да, мы с мамой жили три года в Штатах.
– Как здорово! Штаты!
– В общем, сейчас мне здесь приходится немного помогать папе на его предприятиях… – Ему явно не хотелось шокировать маму своими признаниями.
– Предприятиях? – Она уже совершенно забыла про
кофе.– Да… Общественного питания, так скажем.
Ее глаза распахнулись:
– Ух, ты. У твоего папы что, своя… столовая?!
– Эмм… – Дима посмотрел на меня. – Ну, вроде того.
Мне было интересно, как он выкрутится, и почему не хочет сразу признаться, что он из состоятельной семьи. Мажор, одним словом, которому все достается легко.
– Пельменная?! – Не унималась мама, округляя глаза еще сильнее. – Или… пирожковая?!
Вам нужно было видеть восторг и удивление в ее взгляде. Прямо сейчас она, кажется, понимала, что сватает свою дочь за богача. Или… кто знает, что у нее там в голове, но ей теперь трудно было удержаться на стуле.
– Пельменная и пирожковая, – вздохнув, кивнул Дима.
– Ага, и чебуречная. – Добавила я, силясь не заржать. – На вроде той, где я работаю.
– А мама? Мама твоя где работает? – Не унималась родительница.
– Мама… она поет и преподает.
– Учитель пения, да?
– Что-то вроде…
– Прекрасно! – Маму словно подключили к солнечной батарее. – А Машенька у нас тоже хорошо поет. Правда, Маша?
– Нет. – Выдавила я.
– Не стесняйся, дочь. – Повернулась она к Калинину. – Слышал бы ты ее утром, когда она поет в ванной! Или в туалете!
– Ма-а-ам!
Почему родители вечно делают это?! Застолье без обсуждения детей и всяких непристойностей с ними связанных, кажется, уже даже не застолье. Традиция что ли такая?
– А что? – Ее было не остановить. – В детстве я водила ребят в кружок народного пения, даже фотография есть, хочешь, покажу? Там Марья в красном платье, с бантами, а Павлик в кафтане. – «Нет, это уже слишком». – Она так хорошо пела! Звонко. Пашку я ведь за компанию отправила, лишь бы дом не разнес, направила его неуемную энергию, так сказать, в нужное русло. А вообще, он мечтал на гитаре играть, но в музыкальной школе доучился только до балалаечника.
– Мама… – Я закрыла лицо руками, готовая разрыдаться.
– Вот такая она у меня: всего стесняется, вечно переживает больше, чем надо. – Мама чуть не опрокинула чашку с кофе. – А как расстроилась, что заболела! Вся извелась! Я ей говорю: не переживай, Станислав Вячеславович придет к нам на дополнительные занятия, и сдашь ты ему свой зачет, я договорюсь.
– Ух, ты, он к вам домой, что ли, ходит? – Улыбнулся Дима.
– Да, подтягивает Машеньку по грамматике перевода.
– Я тоже хочу. – Калинин состроил чрезвычайно заинтересованное выражение лица. – А то как покинул United States, чувствую, что стал подзабывать. То одно, то другое – нет-нет, да и забуду.
Я закатила глаза – вот актер погорелого театра! Нужно скорее прекращать его выступление.
– Так, все. – Я поднялась, кивая на выход. – Вам, кажется, пора. Обоим. Опоздаете еще.
– Да-да. – Мама взглянула на часы. – Ой, Димочка, давай поспешим!
– Без проблем. – Поднялся он.
– Идите, ребята, я уберу посуду.
– Оставь, мам. – Мне хотелось быстрее отправить их из квартиры. – Я вымою.
– Хорошо, иди, сейчас я просто сложу все в раковину.
Я догнала Калинина в коридоре: он напевал себе что-то под нос, не спеша надевая кроссовки.