Заставлю вспомнить Русь...
Шрифт:
Василий собственноручно разлил принесённое вино по серебряным кубкам, протянул один воеводе.
— За тебя, Бразд! Не спаси меня твои русы на Крите от пиратов, не поднимал бы я сейчас эту чашу.
— За тебя, Василий, — не остался в долгу русич. — Не приди твои когорты мне на помощь в Африке — сгинул бы я под сарацинскими саблями.
Спафарий и воевода одновременно выпили, и Василий тут же наполнил кубки снова. Теперь первым поднял кубок Бразд.
— Я русич, Василий, но в эту тяжкую для себя минуту хочу быть с тобой, ромеем. Там, в море, мои соплеменники, однако не лежит к ним моя душа. Ещё недавно мы, древляне,
Воевода залпом осушил кубок, протянул его спафарию:
— Сейчас я твой гость, Василий. Но ты сам обмолвился, что судьба вероломна и переменчива. Кто знает, может, она отплатит тебе сторицей за сегодняшнее гостеприимство. Выпьем ещё, старый друг...
У спафария от выпитого вчера шумело в голове, подташнивало в горле, противно ныло в желудке. Меньше всего ему хотелось сейчас что-либо делать и даже говорить. Когда подле него резко осадил коня бывший викинг Фулнер, Василий с неприкрытым раздражением посмотрел в его сторону.
— Я приказал тебе следить за ладьями русов. Почему оставил берег? — с неприязнью спросил он.
— Спафарий, я узнал, что вчера тебя посетил посланец русов. Мне сказали, что им был воевода Бразд. Скажи, чего хотел он?
— Русам нужны вода и пища, они просили пустить их на землю. Запасшись припасами, они обещали отправиться к себе на Русь.
— Почему ты отказал им? Можно было обещать всё, что угодно, а в удобный момент напасть на них и уничтожить.
— Будь вместо воеводы Бразда кто-нибудь другой, я так и поступил бы. Однако мы слишком хорошо знаем друг друга, поэтому он ни за что не поверил бы в моё великодушие.
— Чего ещё хотел русский воевода?
— Только этого.
Прищурившись, Фулнер насмешливо посмотрел на Василия:
— Спафарий, ты сказал, что хорошо знаешь посланца русов. Это действительно так?
— Я прошёл с ним всю Италию и Крит, мы сражались рядом в Африке и Малой Азии. Я изучил его. Как самого себя, — высокомерно заявил Василий.
Фулнер громко рассмеялся:
— Нет, спафарий, ты не знаешь его совсем. Воевода Бразд хитёр, как ваш библейский дьявол. Таких, как он, не присылают лишь затем, чтобы получить заведомый отказ. Он прибыл, чтобы перехитрить тебя, и добился этого. Мне жаль, ромей, однако воевода Бразд обвёл тебя вокруг пальца как малое дитя.
У Василия от негодования перехватило дыхание, по лицу пошли пятна.
— Жалкий раб, забыл, с кем говоришь? Или соскучился по цепям и плетям?
Вспышка его гнева не произвела на Фулнера никакого впечатления. Он знал, что Василий нуждается в нём, поэтому держался с известной долей независимости и даже фамильярности.
— Спафарий, мы оба здесь для того, чтобы уничтожить русов и варягов. Вчера ты допустил грубую ошибку, сегодня мы должны её сообща исправить. И чем быстрее, тем лучше.
— О чём говоришь, раб?
— Уже молчу, спафарий. Но прошу тебя возвратиться со мной на место, где беседовал вчера с русским посланцем.
— Возвратиться?
Зачем? — недовольно спросил Василий.Причина недовольства заключалась в том, что Фулнер догнал его во время марша, когда византийцы, получив свежие донесения своих наблюдателей о передвижении русских ладей, двигались вдоль кромки берега наперерез им. Спафарий, проведя несколько часов в седле под палящим солнцем, очень не хотел возвращаться обратно, чтобы затем вновь догонять легион.
— Там всё увидишь и поймёшь, — неопределённо ответил бывший викинг. — И возьми с собой для охраны три конные центурии. Потому что мы уже не хозяева побережья...
Фулнер остановил коня на пригорке, где совсем недавно располагался шатёр Василия, тревожно огляделся по сторонам. Прямо перед ним плескалось море, волны лениво накатывались на песчаную отмель. В сотне шагов за пригорком начинались невысокие лесистые горы. Невдалеке из узкой горной расщелины между двумя скалами вырывался быстрый пенный ручей, впадавший в море.
Вокруг не было ни души, царили покой и безмолвие, о существовании человека напоминали только следы бывшего ночного византийского лагеря. Тем не менее Фулнер не снимал ладони с рукояти меча, а в его глазах было беспокойство.
— Что собираешься показать мне, раб? — спросил Василий, пристраивая своего жеребца рядом со скакуном бывшего викинга и вытирая с лица капли пота.
— Сейчас увидишь, спафарий. Прежде ответь, когда прибыл к тебе русский воевода?
— Вечером, сразу после захода солнца.
— А когда покинул?
— Около полуночи.
— Сколько ладей сопровождало воеводу?
— Не меньше двух десятков.
— Они всё время стояли возле берега?
— Конечно. Со мной разговаривал один воевода Бразд, все его люди оставались в море.
— В твой лагерь явился лишь воевода Бразд, а его ждали столько ладей, — медленно процедил сквозь зубы Фулнер. — Тебе это не кажется странным, спафарий?
Василий был удивлён.
— Почему? Русы попросту опасались с нашей стороны какого-либо подвоха и берегли посланца. Их главный воевода Асмус не первый раз имеет дело с нами и хорошо изучил наши повадки. Варвары проявили обычную разумную предосторожность.
Фулнер в раздумье потёр подбородок.
— Нет, спафарий, русы в ладьях прибыли совсем не для охраны воеводы. Подумай, разве могли бы они хоть чем-нибудь помочь своему посланцу, одному сошедшему на берег и скрывшемуся в твоём шатре? Нет, не могли, поэтому они приплыли совершенно с другой целью. Точно так, как и сам воевода Бразд. Русы явились обмануть тебя, спафарий, и сделали это без труда.
Василию надоело слушать рассуждения бывшего викинга, тем более не совсем для него приятные, и он грубо оборвал Фулнера:
— Раб, я прискакал сюда не разговаривать. Показывай что хотел, и поживей. И не завидую тебе, если я потерял столько времени из-за каких-то пустяков.
Фулнер соскочил с коня, положил на землю копьё и щит.
— Спафарий, ты запомнил место, где ночью стояли русские ладьи? — поинтересовался он.
— Да.
— Когда я окажусь там, пусть мне крикнут.
Не оглядываясь, Фулнер быстрым шагом спустился с пригорка, вошёл в море, стал удаляться от берега. Вот вода ему по колени, по пояс, по грудь. Он отошёл от берега уже на добрые две сотни шагов, а вода доходила ему всего до шеи. И тут до его слуха донёсся громкий крик с пригорка: