Застенец 3
Шрифт:
— Но точно Вы не знаете, так? — поинтересовался я.
— Наши немногочисленные разведчики, которые смогли попасть в тот мир с помощью обратных Разломов или редких артефактов, не вернулись. Поэтому все, что нам остается — лишь домыслы. Известно только, что его Экзархи и руководят вторжениями в иные миры. Мы видели Полимарха только однажды. Когда он вместе со своей армией обрушился на Петербург. Неудивительно, что после Экзарх остался там для поднятия новых Падших.
— Я думал, что вы сбежа… эвакуировались прежде, чем случился Разлом.
— Нет! — холодно процедил сквозь зубы Максутов. — Неужели ты думаешь,
Надо сказать, что это уточнение немного меняло всю картину. Тот же Ситников считал, что Император сбежал, поджав хвост, как только запахло жареным. Да и я, если честно, считал так же. Достоверной информации о Переходе не существовало. А свидетели тех событий старались молчать. Вряд ли тут была какая-то цензура со стороны жандармов, скорее, здесь испуганно замер еще более страшный зверь — самоцензура. Когда считаешь, что за сказанное можно отхватить таких оплеух и даже не пытаешься что-то произнести вслух.
— А откуда все эти названия — Экзархи, Полемархи? Это же вообще ни разу не русское.
Впервые за сегодняшнюю встречу губы Максутова тронула улыбка.
— Покойный дедушка нашего Императора, Александр IV был большим любителем Древней Греции. Он и себя считал греком, даже нанял каких-то прохиндеев, которые нашли в нем кровь чуть ли не самого Александра Македонского. Александр Македонский и русский Император, — качнул головой Игорь Вениаминович, давая понять степень абсурда.
Я пожал плечами, и не такое бывает. Истории про то, как всякие Пупкины и Пузиковы внезапно разбогатев также внезапно покупают себе дворянские титулы — были не новы даже в нашем мире. А тут — сам Император. Ну хотелось ему быть потомком Александра Македонского, так что, жалко, что ли?
— Так как Экзархи и Полимарх редко удостаивались упоминания, то и название прижилось. А вот с ксеносами Его Величество не угадал. Падшие впервые появились в Азии, оттуда и пришло слов «тошкены». Надеюсь, этим твое лингвистическое любопытство удовлетворено?
Я кивнул. Если честно, более чем. Всегда бесило, когда у тех же писателей встречались названия, данные наобум, просто от левой пятки. И что многие считали, чем загадочнее и непонятнее, тем лучше.
— Давай вернемся к нашим баранам, — сказал Максутов. — Как вел себя кулон, когда ты убил Экзарха?
Меня немного удивило, что Игорь Вениаминович спросил именно о событиях, которые произошли после, а не предшествовали встрече с помощником Полимарха. Но все же рассказал. Про раскаленный прут внутри груди, про невозможность вздохнуть и жуткий страх в связи с этим.
— Не переживай по данному поводу. Кулон хранит тебя. И будет оберегать дальше. Самое главное — не снимай его, что бы ни случилось. Ты понял, Николай?
— Понял, не дурнее паровоза.
— Что с этим дневником? Тебе помочь в расшифровке?
— Я пока сам попробую, Ваше Превосходительство. Если ничего не получится, тогда обращусь к Вам.
Даже не знаю, почему вдруг ответил так. Самое разумное было как раз отдать дневник Максутову. С его-то связями расшифровать написанное — вряд ли будет стоить больших усилий. С другой стороны — и все написанное станет сразу достоянием гласности. В общем, я решил полагаться на свое
внутреннее чутье. Да и в голове почему-то всплыли слова Ситникова про «никому не доверять».Что еще любопытнее, Игорь Вениаминович отнесся к моему возражению достаточно спокойно. Будто бы сам не был особо заинтересован в расшифровке. Что, конечно, бред. Иначе Максутов не прикладывал бы таких усилий.
— Пусть так. Как будут новости, дай знать. Я пока займусь следующей партией для самарцев. Ты говорил со стариком Ситниковым насчет Императора?
— Только начал, — ловко соврал я. — Но без какой-то конкретики.
— В данное время это даже неплохо, — кивнул Максутов. — А еще лучше, и не говори вовсе про Его Величество. Генерал-губернатор крепко обижен на него. А в следующий раз обмолвись, что всем занимаюсь я. Так будет более рационально.
— Хорошо. Я могу идти, Ваше Превосходительство?
Игорь Вениаминович пересыпал часть сульфаров, которая досталась от Ситникова и махнул рукой.
— Иди.
Я вышел, но меня не покидало ощущение какой-то неправильности. Словно что-то идет не по плану. Попытался еще раз проанализировать события произошедшего дня — нет, вроде все нормально. Если историю со всякими походами по чужим мирам, встречу с Экзархом и существование Полимарха можно вообще назвать обыденностью.
Просто обычные насыщенные сутки. В последнее время для меня — вполне рядовое событие. Подумаешь, какие-то твари, оскверненные черной магией, которые давно перестали быть людьми. Надо просто переспать с этими мыслями.
Как выяснилось, переспать предстояло совсем с другим. Так, по крайней мере, задумала еще одна приживала в моем доме.
Сначала все шло довольно обыденно. Извозчик довез до особняка Ирмера, где меня встретили домашние. Тетя лишь поинтересовалась, все ли хорошо, после чего пригласила за стол. К нам присоединились Илларион и соседушко, разве что Лада отсутствовала. После я наскоро помылся принесенной водой, предварительно выгнав Ильку, а уже когда собрался ложиться спать, понял, что мне что-то не нравится в комнате.
Вроде все на своих местах, но в то же время нечто нарушает привычную гармонию. Я кожей чувствовал напряжение. И что интересно, раньше такого не было. Что же изменилось?
Черт меня дернул заглянуть под кровать, где я обнаружил притаившуюся Ладу. Та, увидев меня, глупо заулыбалась.
— А я брошку уронила, когда убиралась, барин. Вот и залезла.
— Долго ты там ее искала.
Действительно долго, учитывая, что она, видимо, забралась туда, как только услышала о моем прибытии. Пропустила ужин, мое умывание, а в общем это около получаса.
Девушка с трудом вылезла, я все думал, как она вообще туда поместилась. Лада в этом смысле напоминала Вселенную, стараясь все время расширяться. Мне казалось, что годам к тридцати она станет размером с этот дом.
— А че это у тебя за шрам? — чуть ли не ткнула она вспухшую линию на животе.
— Шальная пуля зацепила, — я подхватил ближайшую рубашку. — Если ты нашла свою брошь, то можешь идти.
— Барин, я могу остаться.
— Усвой себе раз и навсегда, — начинал я багроветь от гнева. — Между нами ничего не будет и быть не может. Никогда! Ни при каких условиях! И если ты не поймешь, то вылетишь отсюда, как пробка из-под шампанского! Поняла?