Застрявший в Великой Пустыне

— Какого хера ты носишься над этим недогрызенным куском мяса?

— Я же тебе уже объяснял, — вздохнул мечник. — Если всё будет плохо, мы можем хотя бы сбыть вещи иноземцев. А он единственный знает, как они работают.

— Это красивые безделушки! Да кто на такое барахло поведётся?

— Возможно, Рой. Они любят всё яркое. Но в идеале я бы хотел показать их тех-охотникам. Вдруг они решат отнести это в Университет?

Последнее слово он выделил особо, и даже мне стало понятно, что это не простая учебная шарага, а нечто большее. И очень вероятно — связанное с наукой. Услышав разговор двух наиболее уважаемых в караване людей, я весь обратился в слух, чтобы не пропустить мимо ушей ни малейшей детали. Тем более, от исхода их общения зависело слишком много. Может, мне ещё рановато ставить на себе крест?

— Даже если так, нам вряд ли удастся отбить все затраты, — недовольно пробурчал Хат. — А вот когда мы найдём тайник, нужда в этих жалких крохах отпадет.

— Мы потеряли всех рабов и бредём практически наугад, — напомнил ему Хётси. — Твоя хвалёная карта, мягко говоря, брешет. Я с самого начала говорил, что ей веры нет, и не стоит на неё тратиться. Сюда уже несколько раз отправлялись разные группы, но все они пропадали. Теперь, когда мы нашли целое поле подземников, меня это больше не удивляет.

— Но ведь они опасны только для беглых рабов и безногих! Ты о чём вообще?

— Верно. Только подобное их количество говорит о том, что тут ходят стаи. Действительно большие стаи, а не десяток-полтора. И не только рвачей. Тут вообще подозрительно много живности…

— Это же хорошо — голод нам не грозит. Будем идти вдоль гряды, пока не отыщем ориентиры.

— Мне кажется, нам лучше повернуть и убраться отсюда поскорее.

— Опять ты за своё?! — вспылил лидер. — Мы не можем отступить!

— Почему нет? Сам подумай — даже если мы найдём не разорённое хранилище, оно вряд ли окажется без охраны. А у нас, напоминаю, больше нет рабов. Как будем обезвреживать, самостоятельно?

— Со стражами мы справимся. В крайнем случае, отвлечём.

— А если там что-то необычное? Как в Чёрной пустыне? Или хуже?

— Если, если… — проворчал Хат. — Любишь ты голову ерундой забивать. Нужно не думать, а делать. Без риска большой куш не сорвёшь, или так и хочешь до старости песок топтать?

— Конечно нет, но и помирать из-за бесполезного куска бумажки неохота. Нас всего семеро осталось.

— Хорошо, я услышал тебя, друг. Пока идём прежним курсом, ищем ориентиры. Если за два дня не увидим хотя бы арочную скалу, поворачиваем к центру. Там либо к жукам выйдем, или прямо на Шо-Батай.

— Он слишком далеко, можем не дотянуть.

— И не такие походы покрывали! Мы — дети пустыни, она может как наказать, так и подкинуть что-нибудь интересное. Прорвёмся… И вот ещё что. Если вдруг понадобится клеть, что ты занял своим ненаглядным иноземцем — сам его понесёшь.

— Не переживай. Думаю, он скоро поправится.

Здесь я не рассмеялся лишь потому, что на это банально не хватало сил. Меня бросало то в жар, то в холод, а тело слушалось с крайней неохотой. Не уверен, что смог хотя бы сесть без посторонней помощи.

Теперь мне стало окончательно ясно, что во главе каравана стоит упрямец и самодур, а рабов ждала участь пострашнее тягловых животных. Но главное, что меня пока никто выселять не собирается. Можно вдоволь поваляться и заодно поразмышлять о том, как я до такого докатился.

Что это вообще такое приключилось там, в воронке? Самоуверенность, острый приступ кретинизма или банальное упрямство? Ведь я до последнего момента не отпускал руку, пока этот зубастый хер мне её не откусил. В героя хотел поиграть? И ради кого, спрашивается…

К Марии тёплых чувств я не испытывал, но в отличие от смерти Костика, в моих силах было что-то изменить. По крайней мере, так мне тогда казалось. И вот тут-то и крылась разгадка. В яме я вытаскивал не принцессу из лап чудовища, а пытался вернуть себе контроль. Тот самый, которого меня лишили. Как оказалось, его мне не хватало больше всего. Я привык всё контролировать, а здесь из меня всё время пытаются вылепить безвольную марионетку.

Поэтому и раскаяние за поступок отсутствовало напрочь. Да, я сделал ставку и проиграл. Возможно, что не только руку, но собственную жизнь в придачу. Зато у меня наконец-то появилась реальная возможность проверить, из какого теста я слеплен.

Смерть в этом мире зачастую болезненна до неприличия и временами пугает, но мне понравилось с ней играть. Понравилось чувствовать себя живым. Моё тесто оказалось не сдобной нежной выпечкой, как можно было ожидать, а той самой многофункциональной лепёшкой. Которой можно и подавиться.

Так что по итогам самоанализа решено было сойтись на том простом факте, что я — мудак. Ответ на все времена, и пусть кто попробует что-нибудь возразить!

В целом урок вышел довольно поучительный — едва ли мне понадобится ещё один. Впредь буду бороться за контроль более осмотрительно, если оптимистичный прогноз моего «лечащего врача» всё-таки оправдается.

До конца дня меня никто не беспокоил, а вот вечером моя личная сиделка с мечом принесла не только воду, а ещё и еду. Заодно удалось исподволь выяснить про судьбу остальных беглецов. К сожалению, вытащить из поля смерти удалось только меня одного. Караванщик не стал скрывать, что я стал приоритетом лишь после того, как на их глазах сожрали бедолагу Ку. Видимо, рой изо всех сил спешил нам на помощь и сам подставился. Ведь упал он в стороне от провалов.

И хоть я обещал ему не испытывать сожалений после его смерти, на деле всё оказалось далеко не так. С другой стороны, ещё непонятно, кому из нас больше не повезло.

Я не стал высказывать вслух претензии, что бегай Хётси чуть быстрей, они бы вдвоём с Иньей успели бы спасти всех. Хорошо, что караванщики вообще решились сунуться в тот хтонический пиздец, который там творился. Спросил лишь про Арха, но его в той кутерьме просто потеряли из виду. Оставалось лишь надеяться, что хитрожопого предводителя тоже схарчили, как и остальных.

После кормёжки и выгула меня снова засунули в переносную будку и оставили в покое до утра. И хотя спалось мне паршиво, наутро я всё же почувствовал себя лучше. Тело потихоньку оживало, а культю перестало ежеминутно простреливать болью. А вот о том, что творилось под небрежной повязкой, лучше было не задумываться. Побуревшую тряпку никто не собирался менять, а стоило только заикнуться об этом во время завтрака, как меня снова подняли на смех.

— Снимешь, как заживёт! — заявил мне дежурный. — Заткнись и жри.