Затаенная боль. Дневник психоаналитика

(В юности отец Матиаса добровольно взялся обуздывать отца-буяна, чтобы защитить мать. Можно сказать, он посвятил этому свою жизнь. Точно также он обуздывает теперь и своих сыновей, не подозревая, что могут быть и другие формы общения отца с сыновьями).

В это время Матиас начинает говорить и называет имена: Каль — это Паскаль, Бьен — это Фабиен, Ли-лин — имя его матери.

Мать продолжает. Лили, Эвелин…Я так и осталась навсегда маленькой девочкой для моей матери. Я говорю ей, что это действует мне на нервы, из-за этого мы с ней часто ссоримся. Всех детей зовут «тити», а когда они вырастают, им дают настоящее имя. Моя мать цацкалась со мной, как не знаю с чем, и хочет, чтобы я также воспитывала своих детей. А я не хочу. Она нашего первого к себе брала и тоже цацкалась с ним. Так нельзя растить детей. Она мне говорит: «Ты детей воспитываешь, как собак». Если бы я воспитывала их как собак, я бы здесь не сидела и не говорила с вами. Он (об отце), говорит, что старший у нас — недоразвитый. А меня вы считаете нормальной?

Единственная цель, которую преследует эта мать при воспитании своих детей — это делать все наперекор собственной матери и растить их совсем не так, как та растила ее. Эту же цель она преследовала и когда рожала Матиаса, потому что родила его против воли матери. Мать «цацкалась» с ней, когда, она была маленькой — в этом она видит главный источник своих проблем и хочет, чтобы ее дети выросли непохожими на нее. Она растит своих сыновей, как безымянную свору собак. И подобная животная любовь — самое лучшее, чем она может одарить своих сыновей.

Мать этой женщины не лишена проницательности и очень точно заметила дочери, что та воспитывает детей, как собак. При этом матери Матиаса хватает юмора, чтобы сказать: «Если бы. я воспитывала их, как собак, я бы здесь не сидела и не говорила с вами».

Разве это такая редкость, когда люди разговаривают с домашними животными более охотно и намного душевнее, чем со своими детьми или с другими взрослыми людьми?

Если попытаться ответить на вопрос, кто же безумен в этой семье, то неизбежно окажешься в тупике, потому что старший сын считает бабушку ненормальной, родители считают недоразвитым его самого, а мать спрашивает меня, считаю ли я ее нормальной.

Шестнадцатый сеанс

Наконец-то я решаюсь ввести символическую плату за свои сеансы и прошу Матиаса приносить теперь каждый раз камушек, если он хочет и дальше приходить ко мне, чтобы разговаривать о его проблемах. Я, конечно, могла (и должна) была это сделать намного раньше, например, после моей первой встречи с родителями, которые по сути разрешили Матиасу продолжать курс лечения, начатый по просьбе ясель. Не сделав это в то время, я ждала момента, который Франсуаза Дольто называет «вторым рождением», когда ребенок из животного состояния зависимости переходит к человеческой свободе говорить «да» или «нет».

Однако я опасалась, что Матиас, который, как и любой ребенок, родился млекопитающим, но вдобавок очень хотел стать котенком, так и застрянет на этом этапе и из животного состояния не переродится в человека. Это опасение и помешало мне ввести символическую плату с самого начала — а вдруг Матиас дал бы нам всем понять, что не хочет продолжать лечение? Теперь я вижу, что это была ошибка: я недооценила способность Матиаса понять, что он приходит ко мне ради самого себя — именно это и должна была символизировать плата за сеансы в виде камушка. И сейчас, задним числом, я вынуждена признать, что психоанализ как таковой начинается только с введения символической платы, а до этого происходят лишь встречи аналитика с ребенком.

Семнадцатый сеанс

Нянечка рассказывает, что Матиас делает иногда в штанишки. Но при этом он, по ее мнению, научился делать массу новых вещей. «Просто потрясающе, как он хорошо развивается!» — говорит она. Дыхательную кинезитерапию ему теперь делает мужчина, и Матиас реагирует на это совершенно спокойно.

Во время этого сеанса Матиас полон энергии, много говорит и даже не присаживается. Сегодня у нас с ним «технологический» сеанс: я объясняю ему, как пользоваться ножом и ножницами. Я объясняю все это только на словах и не беру в руки эти предметы. Если аналитик не говорит, а делает, показывает, он переводит разговор в область реальности и подменяет собой мать или отца консультируемого ребенка, а это противоречит методу психоанализа.

Я с трудом убеждаю Матиаса оставить мне камушек, который он не забыл принести. Тональность этого сеанса в корне отличается от предыдущих: впервые я почти готова поверить, что на протяжении всего сеанса, без всяких разрывов, вижу перед собой настоящего маленького мальчика.

Восемнадцатый сеанс

Нянечка рассказывает, что последние два дня с Матиасом не все в порядке. Он расквасил себе нос, но доктор по дыхательной гимнастике «ему его немного подлечил». Пока нянечка рассказывает, Матиас безумолку говорит, словно старается заглушить ее голос. Но она продолжает свой рассказ и сообщает, что произошло в детском саду, куда водят гулять ясельных детей. Чтобы проявить свой характер, Матиас наделал в штанишки. А когда она в полдень пришла за ним, но сначала немного погуляла с другим ребенком, Матиас устроил сцену ревности, и опять поранился. Нянечка взяла его на руки и он не шевелился, пока она несла его к врачу. Там он сказал, что у него «бобо», стал звать маму, а потом свернулся клубочком и начал сосать палец. Он согласился, чтобы нянечка покормила его, только когда из столовой ушли все дети. Он довольно быстро заснул, но спал очень беспокойно.

Матиас принес свою символическую плату и вручает ее мне.

Сегодняшнее сообщение нянечки показалось мне очень важным. Как я представляю себе, схожий эпизод произошел в первые же месяцы жизни Матиаса, когда он начал мурлыкать, так как хотел заменить матери кошек, которые в те дни были изгнаны из их дома. Таким способом он надеялся заслужить нежность своей матери. Однако материнской ласки он так и не дождался, зато получил легочное заболевание. Должно быть, он так сильно ревновал мать к кошкам, что даже впал из-за этого в глубокую депрессию. В ту пору он оставался совершенно безутешным, и никто не пытался его утешить. Вспомним, что в такую же безутешную печаль он погрузился во время второго сеанса и не захотел, чтобы его пожалели.

Рассказ нянечки заставляет меня вспомнить прошлое Матиаса и позволяет судить об эволюции, которую проделал мальчик в своем развитии.

Приревновав нянечку к ребенку своего возраста, устроив истерику и поранившись, он вел себя, как младенец, и благодаря этому добился внимания и нежной ласки своей нянечки, которая теперь от него не отходила. Его пожалели, и он этим вполне утешился, чего у него никогда не случалось в общении с матерью.

Пока нянечка излагает, что произошло с Матиасом, я вижу, что он явно доволен собой и непрерывно рассказывает что-то свое.

Когда приходит время прощаться, он отказывается от помощи нянечки и сам спускается по лестнице, ступая очень твердо. и решительно.

По-моему, Матиас сам пожелал заново пережить болезненный эпизод из своего раннего детства, но на сей раз он вышел из него не подавленным, а успокоенным и душевно окрепшим. У него появился позитивный настрой, который так пригодится ему в жизни.

Родители Матиаса получили разрешение забирать его на выходные раз в месяц. А в нашем Центре начинаются летние каникулы.

Девятнадцатый сеанс (после летних каникул)

Нянечка сообщает, что дела у Матиаса идут на лад и каникулы прошли благополучно. Но когда он капризничает и хочет проявить характер, то делает под себя, как это случилось три недели назад. Во время каникул это очень раздражало отца Матиаса. Он даже пригрозился вымазать ему лицо экскрементами, как он это делал с его братьями(!).

Матиас забыл принести свою символическую плату (он ведь не приезжал ко мне два месяца), но хочет, чтобы сеанс продолжался. Когда я прошу нянечку подождать его в зале ожидания (я совсем забыла, что до этого он никогда не оставался у меня один, а сегодня мне показалось, что он вполне на это способен), он тут же принимается вопить, чтобы выразить свой протест, укладывается в коридоре на пол, начинает мурлыкать и сосать большой палец. Я говорю ему: