Затерянные в Полынье

– Нет, ничего, мне просто любопытно. А все вокруг так его нахваливают. Прямо отец родной.

– Это потому, что они не знали его так близко, как я.

– Что же было потом?

– Я ушел на флот. А дальнейшее вам известно. Больше нам не удалось свидеться.

– Деда кончили из-за его рецептов, – уверенно сказал я. – Это теперь понятно. Тот же Намцевич, гидра Лернейская! Бессмертия ему, видите ли, захотелось. А пожизненной каторги до конца света на Колыме не хоцца?

– Кончайте трепаться! – рассердился Марков. – Развели тут ток-шоу с Малаховым. Не люблю я это. Проветривать только после вас помещение. Давайте лучше обсудим наши дальнейшие планы. Маньяк-то еще не пойман.

– А Дрынов? – недоуменно спросил я.

– Да какой он маньяк! Пришил Стрельца из страха, что тот его разоблачит. И в прочих смертях не виновен. А бабочек к убитым кто-то другой прикалывал. И кто зарезал тетушку Краб и Комочкова? С этим еще тоже надо разобраться. Тут, судя по всему, несколько убийц. У тебя не осталось водки? – сменил он тему.

– Только бутылка самогона. Еще от деда осталась, случайно нашел, когда приехал.

– Тащи. Я расскажу вам, что будем делать дальше.

Спустившись в подвал, я увидел там Сеню Барсукова, сидящего на цементной плите.

– Ты что здесь торчишь?

– Так ведь джип подъехал.

– А, ну тогда сиди дальше. Сейчас пальба начнется.

Прихватив из заначки бутылку самогона, я поднялся на кухню, и мы выпили по полстакана.

– Иногда то, о чем ты постоянно думаешь, материализуется, – произнес вдруг Григорий.

– О чем ты?

– О Дрынове. Он устраивал все эти спиритические фокусы и в то же время верил в реальность духов, а потом и сам попался в ловушку.

– Мне его ничуть не жалко, – сказал Марков. – Его настигло возмездие за Стрельца. Вот бы и в наших судах так. А то, будь у Дрынова миллионы, он бы получил условно или вовсе бы откупился. Прогнило все в нашем Датском королевстве. Одна надежда – на суд Божий.

В это время меня кто-то окликнул с улицы. Я вышел на крыльцо и увидел возле калитки Раструбова.

– Пойдемте в дом, – кивнул я.

В прихожей я отодвинул ногой говорящую резиновую куклу, которую установил утром, как наш последний редут, и отключил сенсор. Надо заметить, что Маша, так испугавшаяся этого чудовища в первую ночь, теперь стала относиться к нему даже с какой-то симпатией. О, женщины! Кто их поймет?

– Как вы себя чувствуете после вчерашнего? – спросил я. – Не хотите ли самогончика на травах?

– Нет, дело прежде всего, – хмуро отозвался пекарь, подозрительно косясь на вошедшего в зал Маркова. Здесь уже сидели Барсуковы и Милена. Григорий, которого никому нельзя было видеть, нырнул в подвал.

– Так что за дело?

– Да все то же! Утром я уже побывал в городке и встретил там вашу подружку. Она сдержала обещание и вернулась вовремя. Деньги у меня. Могу теперь провести через болото следующего.

– Я! Это я, меня надо отправить, – резво откликнулся Сеня. – Когда пойдем?

– Да хоть сейчас, – усмехнулся пекарь. Его тараканьи усы встопорщились, а глазки заблестели. – А знаете, пожалуй, я выпью стаканчик.

Я ушел на кухню и вернулся с бутылкой.

– Как себя чувствует Ксения? – спросил Марков, внимательно глядя на пекаря.

– Как и положено. Приветик вам передает. Я вот что подумал: вы, наверное, считаете меня очень корыстным человеком? Напрасно. Ежели хотите, так я вас всех поодиночке проведу через болото на дорогу. А тех денег, что она уже передала, хватит.

– Да вы просто молодчина! – воскликнул Сеня и посмотрел на нас. – Ну? Что же вы?

– А я тут как-то уже прижился, даже нравится, – произнес Марков. – Но мы подумаем над вашим предложением.

– Думайте скорее, у меня настроение быстро меняется. – Пекарь как-то сник. Марков незаметно поманил меня пальцем. Я вышел вслед за ним в прихожую.

– Вот что, – сказал он. – Передай Милене, чтобы она задержала Раструбова и Сеню как можно дольше. Пока мы не вернемся.

– А куда мы пойдем?

– Увидишь.

Минут через пять мы уже торопливо шли по улице.

– Ты заметил, что у него сапоги чистые, а ведь он по болоту шлепал, – обронил Марков на ходу.

– Может быть, помыл, прежде чем к нам идти?

– А потом опять через трясину топать? Нет, тут другое.

Мы подошли к дому Раструбова, и Марков, воровато оглянувшись, начал ковыряться в замке.

– Остынь, Громыхайлов идет, – сказал я, загораживая Егора спиной.

– А он нам не помеха, зови его сюда.

Я помахал полицейскому рукой.

– Чего это вы тут делаете, ребята? – спросил он, выдыхая алкогольные пары.

– Булочки хотим спереть, – не оборачиваясь, отозвался Марков.

– А у него еще и водка запасена, – деловито подсказал Петр.

Наконец дверь подалась, и мы вошли в дом.

– Петя, ты, как официальное лицо, присутствуешь при обыске, – заметил Марков.

– А что будем искать? – поинтересовался я.

– Я сам найду что надо, не мешайте.

Марков работал быстро и без лишних движений. Открыл ящики письменного стола, потом полез в старый комод, заглянул в шкаф. Там, под постельным бельем, он обнаружил небольшую шкатулку и вытащил ее на свет. Отковырнул замок перочинным ножиком.

– Глядите, – сказал он. Внутри лежали золотые и серебряные цепочки, серьги, колечки. – Узнаешь вот это? – Он подкинул на ладони две сережки.

– Кажется, их носила Ксения, – тихо сказал я.

– Не кажется, а точно. У меня глаз наметан. А вот и медальон. Все сходится.

– Чей это медальон?

– Комочкова.

Мысли туго варились в моей голове, и, пока я соображал, Марков обшарил кухню и обнаружил на полке стеклянную банку. Она была наполнена болотными бабочками «Летучий глаз».

– Ясно теперь? – обратился он ко мне и Громыхайлову. – Раструбов – убийца, маньяк. Это он задушил и изнасиловал девочку, убил одинокую женщину и зарубил старика Ермолаича. И оставил свои метки – этих бабочек, которых ловил на болоте.

– Значит… и Ксению – тоже? – спросил я.

– Да, – подтвердил Марков. – К сожалению, ее уже нет в живых.

– А откуда у него взялся медальон Комочкова?

– Потом объясню. Сейчас некогда.

– Застрелю гада, – пообещал Громыхайлов, сделав большой глоток из бутылки, которую он обнаружил под столом. У него были свои поиски, также увенчавшиеся успехом.