Затерянный храм

– Ахилл и Гектор. – Марина хотела было тронуть рисунок, но почтительно отвела палец.

Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным.Прянул и быстрый Пелид, и наполнился дух его гневаБурного; он перед грудью уставил свой щит велелепный,Дивно украшенный… ^[54]

Джексон вопросительно глянул на Рида:

– «Щит велелепный». Почему?

Рид пожал плечами:

– Это широко распространенный эпитет, используемый при описании доспехов Ахилла. Щит был позолочен и богато украшен. Мне кажется, эти слова могут означать, что в солнечных лучах он полыхал, как огонь.

54

Гомер. Илиада. Перевод Н. Гнедича. (Прим. перев.)

– А-а…

– Насколько я понимаю, это и есть Белый остров. – Мьюр указал на нижнюю часть таблички. Картинка пострадала по краям очень сильно, но все же в правом нижнем углу можно было разглядеть еще одну гору, нарисованную густой черной краской. На ее вершине стояла белая башня, украшенная священными рогами.

– Это должен быть храм, – тихо произнес Рид, – посвященный Ахиллу и связанный с потусторонним миром.

Из своей сумки профессор вытащил лист плотной бумаги – изображение таблички Пембертона, сделанное в масштабе один к одному. Бумагу он подложил под табличку. Край рисунка и край таблички совпали почти идеально. Наконец можно было увидеть изображение целиком. Как теперь стало понятно, храм в Долине мертвых находился в левом углу верхней четверти общего рисунка, и от расположенного ниже изображения (на котором было показано святилище на Лемносе) его отделяла полоса заостренных волн. Все пять человек наклонились над столом и в восхищении разглядывали картинку.

– Очевидно, потребуется немало исследований. – Рид перевернул табличку; его настроение было столь же переменчиво, как и оксфордская погода. – По крайней мере, у нас теперь есть весь текст.

– Вы уже можете его прочитать? – спросил Мьюр.

– Не это сейчас важно. Несомненное достижение в том, что у нас есть четкий образчик начертания символов линейного письма Б. Теперь, когда появился новый текст, я могу проверить свою гипотезу, посмотреть, годятся ли те правила, которые я вывел. Если предположения окажутся верны, тогда я смогу попробовать начать расшифровку.

– Попробовать начать… – Джексон подавился своей узо. – А просто делать нельзя?! Сколько вам потребуется времени?

– Не знаю. – Профессорская приветливость пропала, сменившись отрывистой и раздражительной манерой. Марина вспомнила, что Пембертон тоже бывал таким, когда его захватывала новая идея или проблема. Вежливость, терпение, такт – все отбрасывалось, когда ученый погружался в себя.

– Шампольону потребовалось два года, чтобы расшифровать иероглифы, а ведь у него был Розеттский камень.

– Два года?!

Посетители заведения подняли головы от своих стаканов и карт, чтобы посмотреть на иностранцев, занявших столик в углу.

Джексон заговорил тише:

– Может, вы не заметили, что происходит в последние дни, но двух лет у нас точно не будет. Нам нужно немедленно найти этот щит, иначе, когда начнется последняя в истории война, мы окажемся не в том лагере.

Все собравшиеся за столиком молча смотрели на него. Джексон закрыл рот салфеткой, решив, что сказал слишком много.

– Ну или если его найдут русские, надо держаться подальше от них. Сорсель, считайте, сообщил нам, где находится Белый остров. Предлагаю отправиться туда прямо сейчас, пока Бельциг его не вычислил.

– Но остров находится на советской территории, – возразил Грант.

– Тем более надо попасть туда поскорее. Если коммунисты догадаются, что эта штуковина у них на заднем дворе, они притащат ее в Москву еще до того, как мы об этом узнаем.

Рид покачал головой:

– Даже если мы попадем на остров, у нас не получится прийти в храм Ахилла и постучать в дверь. Без подсказок на табличке мы никогда его не найдем. Гробокопатели не одну сотню лет разоряли Долину мертвых на Крите, но никто так и не нашел храм со священным метеоритом, пока не появился Пембертон со своей частью таблички.

– Это не ваша забота. У нас есть приборы, которые могут определить присутствие шестьдесят первого элемента. Если щит на острове, мы его найдем.

У себя в номере Грант стянул рубашку и помылся над расколотой раковиной в углу. Кажется, весь день лег на кожу плотной коркой – турецкий табак из серебряного мундштука Сорселя, засохшая кровь – там, где Грант порезался о стекло, сажа от пожара, смазка из самолета. Он отмыл все это, как мог, вытерся полотенцем и повалился на постель. Кровать была жесткая и узкая, но после тяжелого дня Грант почувствовал себя словно в раю. Он немного полежал – босой и без рубашки, наслаждаясь прохладой овевавшего влажную кожу воздуха.

В дверь постучали. Грант протянул руку к столику у кровати и положил ладонь на «уэбли».

– Открыто.

Вошла Марина. Одета она была просто – в белую блузку и черную юбку с высокой талией, подчеркивавшей ее фигуру. Распущенные волосы лежали на плечах. Она замерла, увидев, что Грант не совсем одет, но потом все же прошла в комнату. Шагов ее босых ног по полу было почти не слышно. Она присела на край кровати, и Грант заметил у нее на щеке серебристый след от свежей слезы.

– Я все думаю про Алексея, – сказала она, наверное, чтобы объяснить свое состояние. И повернулась, чтобы посмотреть в глаза Гранту. – Это правда?

– Что именно?

– Все.

Грант поднял руку и погладил Марину по рассыпавшимся по спине волосам. Под тонкой хлопковой блузкой он почувствовал ее кожу.

– Не надо тебе это знать.

Она не пошевелилась.

– Расскажи.

– Помнишь засаду у Кастро? Весь отряд – Никос, Софокис, Менелаос и остальные – все были расстреляны немцами. Через два дня меня вызвали в Штаб. Алексей явно предал нас. Мне было велено привести его на встречу в долину в Белых горах, возле ущелья Импрос.

– Ты вернулся убить его.

Грант помолчал, вспоминая вкус пыли во рту и обоюдно неискреннее, неловкое его с Алексеем последнее объятие. Грант взвел курок «уэбли» и по лицу Алексея увидел, что тот все понял.

– Я не смог. Я посмотрел на него, но увидел только тебя. Я и не знал, что за мной шел Панос.

Марина отломила щепку от столбика кровати и сломала ее в пальцах.

– Ты не рассказал мне об этом.

– Лучше, чтобы ты об этом не знала. Мне хотелось, чтобы ты запомнила Алексея героем. – Грант перестал гладить Марину по волосам. – А потом, у меня не было выбора. Россакис и меня чуть не убил, он решил, что я вступил с Алексеем в сговор. Он сказал, что если еще увидит меня на Крите, то убьет и меня. Но моя карьера в управлении была в любом случае кончена – я не выполнил приказ. Меня бы больше никогда не отправили на боевое задание.

– Я об этом не знала.

– Алексей был затруднением для британцев. Им не хотелось признаваться, что один из их доверенных союзников перекинулся к фашистам. И они это дело похоронили.

Ни он, ни она не двигались целую вечность. Грант лежал откинувшись на подушки, а Марина так и сидела с прямой спиной на краю его кровати. Грант заметил, что она опять вытирает слезы. Потом она повернулась к нему, наклонилась и поцеловала в губы.

– Ты должен был мне сказать, – прошептала она. – Спасибо тебе.