Затерянный мир (сборник) (Др. перевод)
Шрифт:
Профессор Челленджер горько усмехнулся и покачал головой.
— Тогда зачем вам все эти кривляния? — переспросил лорд Джон. — Не будет ли достойней просто гордо уйти. Лично мне претит вся эта возня с кислородом. Я предлагаю закрыть клапан и открыть окно.
— Да, Джордж, — воскликнула миссис Челленджер с необыкновенной смелостью — Лорд Джон прав, давай так и сделаем.
— Я абсолютно против, вашего предложения, — раздался возмущенный голос Саммерли. — Уж если нам суждено умереть, так я не возражаю, давайте умрем. Но покончить жизнь самоубийством, сознательно идти навстречу смерти, ждать, когда она сожрет тебя… Нет, это глупость, граничащая с идиотизмом.
— Отлично. А теперь давайте послушаем, что скажет нам наш юный друг.
— Мне кажется, нам следует держаться до конца, — произнес я.
— Мое мнение совпадает с вашим, — кивнул Челленджер.
— Дорогой, раз
— Я высказал вам свое предложение, — сказал лорд Джон. — Если вы решили пройти этот путь до конца, что ж, тогда я с вами. Приключений в моей жизни было достаточно, волнений и опасностей — тоже. Хорошо, давайте пощиплем себе нервы очередной опасностью. Я согласен.
— Подарив себе возможность жить, мы поступили в высшей степени благородно, — сказал Челленджер.
— Вы всегда были склонны к преувеличениям, — проскрипел со своего кресла Саммерли. — Я так полагаю, что долго мы тут не задержимся.
Челленджер бросил на него взгляд, полный упрека.
— В высшей степени благородно, — повторил Челленджер и продолжил своим обычным нравоучительным тоном:
— Продлевая себе жизнь, мы делаем великое одолжение науке, поскольку никто из нас не предполагает, какие перед нами открываются возможности по исследованию последних часов существования мира со стороны духовной. Нас должно интересовать отношение духа к материи. Даже последняя бестолочь — профессор Челленджер посмотрел в сторону Саммерли, — согласится со мной в том, что, хотя мы сами и материальны, мы вместе с тем вполне способны судить о материальных объектах и явлениях. Именно поэтому, великодушно подарив себе несколько лишних часов жизни, мы сможем унести с собой в нашу будущую жизнь бесценный опыт, полученный в результате наблюдения за самым значительным событием в жизни мира. И лишать себя этой возможности, ограничивать свою страсть к познанию было бы, по моему мнению, просто бесчеловечно и отвратительно.
— Совершенно согласен с вами, — восторженно воскликнул Саммерли.
— На все сто, — вторил ему лорд Джон. — Вот это да! Глядите-ка, ваш шофер, похоже, отправился в свою последнюю поездку. Бедняга. Интересно, оклемается он, если мы втащим его сюда? А? Как вы думаете? Или бесполезно?
— Да это просто сумасшествие, — взвизгнул Саммерли.
— Скорее всего, вы правы, — согласился лорд Джон. — Остину, видимо, уже не поможешь. К тому же пока мы до него доберемся, из комнаты выйдет очень много кислорода. Нет, не стоит тратить драгоценный газ. Боже мой, да вы только посмотрите под деревья, сколько там лежит птиц!
Все мы, за исключением миссис Челленджер, продолжавшей с закрытыми глазами сидеть на пуфике, пододвинули кресла к длинному невысокому окну. Помню, что на мгновение меня пронзила страшная, гротескная мысль — я вдруг представил себя зрителем, уютно расположившимся в мягком кресле партера и хладнокровно наблюдающим за развитием драмы. Иллюзию подчеркивал застывший пейзаж, зловещий в своей неподвижности.
Прямо под окном, перед нашими глазами был маленький дворик. На нем стояла недомытая машина. Волна накрыла Остина в момент исполнения служебного долга, мытья машины. Остин лежал недалеко от колеса, на лбу его был длинный кровоточащий шрам. Видимо, падая, Остин ударился о ступеньку. Рука его продолжала сжимать моечный шланг, из которого тихой струйкой стекала вода, отчего под колесом образовалась значительная лужа. В углу дворика стояло два невысоких деревца, под ними лежало несколько пушистых комочков с поднятыми кверху трогательными лапками. Перышки птиц трепетали на легком ветерке. Издали птицы напоминали маленькие разноцветные шарики. Смерть продолжала свой безжалостный танец и там, куда падала тень от ее развевающихся одежд, гибло все — и великое, и малое.
Мы посмотрели чуть дальше, на вьющуюся вдоль горы дорогу, по ней мы приехали со станции. Недалеко от нее вповалку лежало несколько тел. Крестьяне, видимо, пытались убежать, но волна настигла их. У самого края дороги, прижав одну руку к голове, а другой обхватив маленького ребенка, лежала нянька. Вероятно, в последний момент она вытащила лежащего в коляске малыша и метнулась к кустам вереска, где, надеялась найти спасенье. Ветерок шевелил пеленки и одежды мертвого малыша. Я увидел рядом с нянькой, едва заметного на фоне зеленой травы, лежащего мальчика. На той же дороге, но много ближе к нам стоял кэб. Упавшая на колени лошадь застыла между оглобель. На щитке висел старый кучер, напоминавший выброшенную за ненадобностью старую тряпочную куклу. Руки его безжизненно и глупо болтались. Вся картина была столь карикатурной и в то же время зловещей,
что я невольно содрогнулся. Хлопала раскрытая дверь кэба. Внутри, беспомощно вытянув вперед руки, на полу лежал молодой человек. Смерть застала его в момент, когда он в последней попытке спастись, пытался выпрыгнуть из кэба. Я перевел взгляд на поле для гольфа. На ярко-зеленой траве и в кустах вереска виднелись темные пятна игроков. Восемь человек были скошены смертью в самый разгар игры. Они так и не выпустили из рук своих клюшек. Нигде, ни в ласковом голубом небе, ни на прелестных полях, я не увидел ничего живого. Вокруг нас все было мертво. Ласковое и теплое вечернее солнце мирным светом озаряло застывшую картину всеобщей гибели, где никому и ничему не было пощады, в том числе и нам. Пройдет всего несколько часов и смерть в качестве последних завершающих мазков, бросит на написанный ею пейзаж наши тела. А пока нас отделяет от этого лишь тоненькая перегородка стекла и облако кислорода. Только две материи пока еще защищают нас, не дают яду уничтожить последних свидетелей пиршества смерти. Наш оазис жизни продержится еще немного, давая нам возможность некоторое время оставаться зрителями этой кошмарной трагедии, но потом и мы присоединимся ко всем остальным участникам мировой катастрофы. Нам не избежать всеобщей участи, смерть наша будет такой же. Сначала мы почувствуем нехватку кислорода, затем начнем задыхаться. Слабея, мы упадем на прекрасной работы вишневый ковер, устилающий пол комнаты и примем участь остального человечества. И после этого — все, конец, с нашим миром будет покончено.— Смотрите, дом горит, — прервал молчание Челленджер, показывая на уходящую в небо струйку дыма. — Полагаю, скоро все запылает: дома, поселки, целые города. Ведь многих смерть застала у огня. Газ, лампы, все это будет источниками многочисленных, колоссальных пожаров. Но самое интересное состоит в том, что сам факт горения показывает, что содержание кислорода в атмосфере нормальное и всему виной эфир. Вон, посмотрите, еще дым. Если я не ошибаюсь, горит здание гольф-клуба. А может быть, я и ошибаюсь. Слышите звон колоколов? Думаю, будущих философов позабавит факт, что механизмы, сделанные людьми, пережили своих создателей.
— Посмотрите! — лорд Джон вскочил, тыкая пальцем по направлению к железной дороге. — Целый поезд горит! Видите столб дыма?
Вскоре мы его увидели и услышали. Поезд с ревом летел на бешеной скорости. Откуда он шел и куда, мы не могли предположить, но то, что он двигался по пустыне, казалось чудом. Нам повезло, мы стали свидетелями его величественного конца. Чуть дальше, на полотне мы увидели длинный состав с углем. Затаив дыхание, мы ждали, когда поезда столкнутся. Не прошло и нескольких секунд, как последовало крушение. Поезда сшиблись, мы услышали треск искореженных вагонов, увидели, как во все стороны полетели двери и колеса. Со звоном лопалась металлическая арматура, трещало ломаемое дерево. Несколько вагонов наехали друг на друга, из паровоза высыпался сноп искр. И вдруг оба состава разом вспыхнули. Не менее получаса мы сидели, не сводя завороженных глаз с жуткой картины грандиозного пожара.
— Бедные, бедные, они же все горят, — воскликнула миссис Челленджер и заплакала, прильнув к могучей руке мужа.
— Не стоит так расстраиваться, любовь моя, — сказал профессор, поглаживая голову жены. — К моменту взрыва находящиеся в поезде люди были мертвее кусков угля в паровозной топке. Все пассажиры умерли почти сразу после того, как поезд отошел от Виктории. Да и не только пассажиры. Вероятнее всего в живых нет ни станционных рабочих, ни даже угольщиков, загружавших состав. Не переживай, милая.
Перед моими глазами проплыли ужасающие видения.
— Подобные сцены сейчас происходят во всем мире, — произнес я. — Вы только представьте себе, что сейчас происходит с кораблями на море. Они будут плыть и плыть до тех пор, пока их не потопит шторм или пока не погаснут их топки. Громадины кораблей будут выброшены на берег или сгниют в море. И везде — в машинных отделениях, на палубах и в каютах разлагающиеся тела матросов и пассажиров. Еще долго, может быть, сотню лет, суда смерти будут бороздить воды Атлантики.
— Тогда давайте вспомним и шахтеров, — предложил Саммерли и ехидно засмеялся. — Какой прекрасный материал. Если на земле снова воцарится жизнь, то появятся и наука, а с ней и археологи, и геологи. Воображаю, что они понапишут, натолкнувшись на залежи скелетов. У них хватит фантазии принять шахтеров за постоянных жителей угольно-железных пластов.
— Я предпочел бы не слышать о таких вещах, — заметил лорд Джон. — Но лично я считаю, что жизнь на Земле не возродится. После всего, что мы видим, она останется пуста. Да и из чего, собственно, человечество может вновь появиться?