Затерянный мир (сборник) (Др. перевод)
Шрифт:
— А вы не могли бы припомнить, какие именно слова говорили о них вы? — спросил я в ответ. — Послушайте, сэр, ведь это — совершенно не знакомый вам человек, иностранец, приехавший к вам издалека. Я уверен, что вы не будете с ним слишком суровы.
— Ну ладно, ладно, — проворчал он. — Пойдемте со мной, поможете мне поговорить с ним. Но предупреждаю заранее: впредь не потерплю подобных вторжений в мою частную жизнь.
Недовольно ворча и фыркая, словно недовольный сторожевой пес, профессор потопал за мной.
Репортер, молодой вертлявый американец, выхватил из кармана блокнот и сразу же взял быка за рога.
— Наши читатели в Америке, — заговорил он, — горят желанием
— Пока мне не известно ни о каких опасностях, тем более, о нависших над миром, — недовольно буркнул Челленджер.
Корреспондент удивленно посмотрел на профессора.
— Возможно, сэр, я неясно выразился. Я имею в виду ваше предупреждение о том, что Земля может войти в полосу ядовитого эфира.
— Ни о чем подобном я не знаю, — ответил Челленджер.
Взгляд корреспондента из удивленного превратился в изумленный.
— Вы — профессор Челленджер, я не ошибся адресом? — спросил корреспондент.
— Нет, не ошиблись. Профессор Челленджер — это я.
— Тогда я вас не понимаю. Вы же сами писали о надвигающейся трагедии. Я имею в виду письмо, подписанное вами. Оно опубликовано в сегодняшнем номере «Таймса».
Теперь настала очередь удивляться Челленджеру.
— Как вы сказали? Сегодняшнем? — переспросил он. — Но сегодня утром газета «Таймс» не выходила.
— Вы что-то путаете, сэр, — возразил американец и мягко улыбнулся. — Лондонская «Таймс» выходит ежедневно, — с этими словами молодой репортер достал из внутреннего кармана сложенную газету. — Посмотрите, ведь это письмо писали вы?
Челленджер захихикал и самодовольно потер руки.
— Теперь я начинаю понимать, в чем дело, — проговорил он. — Значит, мое письмо вы прочли сегодня утром?
— Да, сэр, — кивнул американец.
— И сразу же отправились ко мне? — продолжал допытываться Челленджер.
— Разумеется.
— И вы не заметили по дороге ничего необычного?
— По правде сказать, заметил. Англичане стали более любезными. Такими я их никогда не видел. Даже носильщик, пока вез мой багаж, рассказал мне какой-то забавный анекдот. Признаюсь, это было для меня совершенной неожиданностью.
— И больше ничего вас не поразило?
— Да нет, вроде бы больше ничего интересного не случилось.
— А вы не припомните, в котором часу вы отъехали от Виктории?
Американец улыбнулся.
— Странно получается, профессор. Приехал задавать вопросы я, а спрашиваете меня вы. Кто же из нас кого интервьюирует? Эта ситуация мне кажется интересной.
— Простите, но не могли бы вы ответить на мой вопрос. Так, когда же вы выехали? Или вы этого не помните?
— Естественно, помню. Выехал я в половине первого.
— А приехали?
— В четверть третьего.
— Вы наняли кэб?
— Как видите, да.
— И каково, по-вашему, расстояние от станции до моего дома?
— Полагаю, что не более двух миль.
— И сколько времени понадобится, чтобы преодолеть такое расстояние?
— Ну, даже если тащиться на той дряхлой, страдающей астмой кобыле, на которой приехал я, то все равно не более получаса.
— Следовательно, сейчас должно быть три часа.
— Или чуть больше, — согласился американец.
— А теперь посмотрите на свои часы, — предложил профессор Челленджер.
Американец, улыбаясь вытянул из кармана часы и брови его медленно полезли вверх от изумления.
— Послушайте, — воскликнул он. — Да они у меня давно стоят. Эта кляча побила все рекорды. В самом деле, тут что-то не то. Солнце садится. Послушайте, я ничего не понимаю. Сейчас
что, действительно уже вечер?— А вы не помните, не происходило ли с вами чего-нибудь странного, пока вы въезжали на холм?
— Постойте, постойте. Я припоминаю, что мне очень хотелось спать. Еще я высунулся в окно, что-то кричал кучеру, но он, похоже, не слушал меня. Потом я почувствовал легкое головокружение, наверное, от жары. И-и-и, вот, собственно, и все.
— Вот-вот. То же самое случилось и со всем остальным человечеством, — произнес Челленджер, поворачиваясь ко мне. — У всех внезапно закружилась голова. И до сих пор никто не понимает, что же произошло на самом деле. Очнувшись, каждый будет продолжать делать то, чем занимался до того, как впасть в забытье. Точно также, как Остин, который, поднявшись, снова схватился за шланг. Или как игроки в гольф: воскреснув, они продолжили партию. Ваш горячо любимый редактор, Мелоун, как ни в чем не бывало, продолжит свою работу, и, полагаю, будет крайне удивлен, обнаружив, что одного номера газеты не вышло. Вот так-то, мой юный друг, — сказал Челленджер, на этот раз обращаясь к репортеру — американцу. Вид у профессора был победный и благодушный. — Возможно, вам будет небезынтересно узнать, — снова заговорил он покровительственным тоном, — что Земля уже прошла сквозь ядовитый поток, который, подобно Гольфстриму, бурлит в океане эфира. Прошу вас так же отметить, в будущем вам это очень пригодится, что сегодня не пятница, двадцать седьмое августа, но суббота, двадцать восьмое. Иными словами, в течении двадцати восьми часов вы находились без сознания, и все это время ваш кэб стоял неподвижно на дороге, ведущей к моему дому.
И «прямо тут, на месте», как сказал бы мой американский коллега, я мог бы и закончить свое повествование. Да вы, вероятно, и сами поняли, что он представляет собой развернутый вариант моей статьи, появившейся в понедельник, в «Дейли газетт». Статья эта во всем мире признана сенсацией века. Нашу газету рвали из рук, из-за чего ее пришлось неоднократно допечатывать. Общий тираж понедельничного выпуска составил три с половиной миллиона экземпляров. Все заголовки из нее я аккуратнейшим образом вырезал и повесил в рамке. И по сей день они смотрят на меня со стены моего редакторского святилища.
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЧАСОВ ВСЕМИРНОЙ КОМЫ
БЕСПРЕЦЕДЕНТНОЕ ИСПЫТАНИЕ
ПРОГНОЗ ЧЕЛЛЕНДЖЕРА ПОДТВЕРДИЛСЯ
НАШ КОРРЕСПОНДЕНТ ИЗБЕГАЕТ ОТРАВЛЕНИЯ
ЗАХВАТЫВАЮЩИЙ РАССКАЗ ОЧЕВИДЦА
КОСЛОРОДНАЯ КОМНАТА
УЖАСАЮЩАЯ ПОЕЗДКА
МЕРТВЫЙ ЛОНДОН
УТРАЧЕННАЯ СТРАНИЦА ОБНАРУЖЕНА
ГРАНДИОЗНЫЕ ПОЖАРЫ И НЕИСЧИСЛИМЫЕ ЖЕРТВЫ
СЛЕДУЕТ ЛИ ЖДАТЬ ПОВТОРЕНИЯ?
За этими великолепными заголовками шли девять с половиной столбцов потрясающего повествования, — первого, последнего и единственного рассказа очевидца происшедшего на планете грозного события. Действительного, ничего подобного в истории Земли еще не было. Челленджер и Саммерли так же осветили его в соответствующих научных изданиях, но настоящая слава пришла только ко мне. Строго говоря, после написания такого материала журналист может спокойно умирать, поскольку имя его навсегда останется бессмертным. Такую удачу жизнь не преподносит репортеру дважды.