Затмение луны

– Ах вот ты где, – обратился Каинрон к Джейм, выступая вперед с ласковой улыбкой на устах. – Заставила же ты меня побегать, дорогая, но теперь я уверен, что тебе в конце концов придется воспользоваться моим гостеприимством.

Солнечный свет упал на нижний и средний луга, заваленные разбросанными повсюду осколками битвы – по большей части человеческими телами. Несмотря на всеобщее смятение, Дома все-таки смогли удержать своих людей вместе, так что каждый теперь прочесывал свою территорию в поисках павших. Мертвых готовили к погребальным кострам, раненых разделяли на безнадежных и способных выжить – тут помогали высокорожденные, и у них почему-то это получалось лучше, чем даже у прекрасно натренированных кендаров. Кроме того, для человека большая честь умереть, будучи приговоренным высокорожденным к Белому Ножу. Менее серьезно раненных осматривали на месте, обрабатывали повреждения или отсылали в палатку хирургов в лагерь. На поле, конечно же, было и множество кочевников, в основном убитых. Группы поиска без промедления разбирались с выжившими, когда находили их.

Были и падалыцики-мародеры. Торисен застал их, раздевающих мертвого кендара, а секунду спустя чуть не был растоптан налетевшей конницей Комана. Падалыцики порскнули во все стороны, один, ускользнув от лошадей, попал прямо в руки Торисена и забарахтался, кусаясь и царапаясь. Это был всего лишь ребенок, беспризорный бродяжка из Каскада – как и остальные.

– Имена бога, – Кори рассматривал своих пленных. – И что мне делать с этим сбродом?

– Заберите их обратно в город, – сказал Торисен, протягивая своего пленника всаднику, свалившему мальчишку в кучу других оборванных детей. – Лучше поставь десяток охранников на мост и еще десяток – на переправу, а то скоро все сюда сбегутся.

– Во имя Порога, а ты кто… Ох, Верховный Лорд!

– Он самый, вертится, как обычно, под ногами и пугает лошадей. Присмотри за Каскадом, и, Кори, я так понимаю, твои люди отступали среди последних, когда кочевники прорвали линию. Хорошая работа.

Кори нахмурился и покраснел одновременно:

– Спасибо, Верховный Лорд. Я позабочусь о Каскаде. – И он поскакал прочь со своими стражниками.

«Я действительно слишком долго носил черное, если никто не может узнать меня в чем-то другом», – уныло подумал Торисен.

Его люди были неподалеку, они-то и были последними в цепи обороны, а теперь ряды погибших казались бесконечными. Застывшие руки, окаменевшие лица – многие до боли знакомы. «Около трехсот убитых, – отрапортовал помощник Харна, – и, возможно, около сотни пропавших». Даже если последние и найдутся, Торисен приведет домой в Готрегор войско, в котором не стало каждого десятого – даже больше.

– Шестьдесят против одного, все могло быть и хуже, – сухо сказал заместитель.

– Да, наверное, – вздохнул Торисен. Здесь он сделал все, что мог, и теперь отправился на нижний луг – искать пропавших.

Мертвые и раненые лежали тут вповалку – там, где по ним прокатилась первая лавина Роя. Группы поиска бродили среди них, узнавая, отбирая, распределяя. Торисен увидел Золу. На расстоянии казалось, что она не изменилась, но когда лорд приблизился, а она повернулась, он резко остановился, увидев это серое лицо и безжизненные глаза.

– Я… пугаю тебя, лорд? – Ее голос стал тусклым, хриплым шепотом.

– Да. Я не знал, что мерлоги могут говорить.

– Большинству из нас… просто нечего… сказать. К тому же… твой отец… говорил с тобой в Белых Холмах.

Торисен быстро оглянулся, но на расстоянии слышимости никого не было.

– Откуда ты узнала?

– Я выяснила… что мертвые знают все… что касается мертвых. А то, что интересует… живых, мы забываем… капля за каплей.

Он подошел поближе, борясь с собой, но подталкиваемый любопытством:

– На что это похоже, быть мертвым?

– Я… точно еще не знаю. Это как… новый язык, услышанный впервые. Нужно… некоторое время… чтобы выучить слова, а они могут… не иметь аналогов… в речи живых. По крайней мере, впервые за сорок лет… у меня не болит нога.

– Зола, мне очень жаль, что все так случилось. Может быть, Киндри сможет помочь. Ардет говорил, что он могущественный лекарь.

– Пусть он даже… умеет воскрешать мертвецов. Нет, Верховный Лорд. И не надо… жалеть. Смотри.

Он заметил разрезы на ее куртке, но не придал им значения, так как крови вокруг не было. Теперь же он осознал, что это действительно раны, и некоторые очень глубокие. Ну конечно: у мертвых не течет кровь.

– Я заработала их… защищая спину Харна. Он всегда забывал… об этом во время приступов… и я шла за ним. Любая за них… убила бы меня, если бы я уже не была мертва. У меня… теперь есть время…

– Но не бесконечность, – резко прервал ее Торисен. – Я вырос в Гиблых Землях, Зола. Я видел, как меняются мерлоги. Ты уже принадлежишь теням. Рано или поздно они поглотят тебя.

– Да… но до того… какие песни я могу спеть! Торисен передернулся:

– Сомневаюсь, что живые вынесут их. Но я не совсем еще спятил и не стану спорить с певицей. Что я еще могу сделать для тебя, Зола? Я в долгу у тебя за жизнь Харна.

– Тогда дай мне… девочку. Ее брат… сейчас в Войске. Она должна увидеть его… а потом отправиться… на костер. Эта полужизнь… не для таких юных… таких беззащитных.

– Знаю. Я был эгоистичен. Н-но, кажется, она нужна мне.

– Была. Теперь нет. А знаешь ли ты, – как-то неуместно спросила она, – что тебя одновременно видели… скачущим на белой лошади… и пешим с мечом?

– Я слышал. И не знаю, что с этим делать.

– И я… но что-то уже свершилось… поэтому ребенок тебе больше не нужен. Отпусти ее.

Торисен все еще медлил и удивлялся почему. Что он на самом деле так не хочет бросать – кучку костей и тень девочки-кендара, которую он никогда не знал, или же, каким-то спутанным путем, призрак собственной сестры, ребенка, каким она была, когда он стоял и смотрел, как их сумасшедший отец гонит ее в Гиблые Земли? Он позволил ей уйти, и с тех пор его гложет вина, и он не хочет терять ее снова. Но, черт возьми, это не Джейм. Это просто какое-то странное дитя, у нее своя дорога, а он, как эгоист, так долго отрывал ее от нужного пути.

– Да, да, конечно, – нетерпеливо сказал он, сердясь на собственную слабость. – Пусть идет.

– Хорошо. – Стеклянные глаза мертвой всмотрелись в него с обманчивой безучастностью. – Верховный Лорд, может, от меня это… и смешно слышать… но ты выглядишь ужасно.

Он действительно прыснул.

– Не ты первая это замечаешь. Но я крепче, чем кажусь, – семейная черта. И не говори, что мне надо отдохнуть. Думаю, я вижу, чем могу помочь здесь. Кроме того, – заключил он угнетенно, – это моя битва.

Солнце стояло уже высоко над обрывистым восточным берегом. Предстоял горячий денек. Волны жары окатывали выступ утеса. Торисен отгонял мух от лица раненой-кендара. Она была без сознания, – к лучшему, учитывая жестокость ее ран, – но, насколько он мог судить, она также была на грани двара, а значит, близка к исцелению.

– Еще одну в палатку хирурга, – сказал он сопровождавшим его носильщикам, и они унесли ее.

Торисен тяжело поднялся. Несмотря на предсказание Харна, он еще ни разу не свалился; наоборот, в голове стало как-то все ясно и пусто, и ему это нравилось. Восприятие притупилось, страдания вокруг стало легче переносить. Его затопляла боль, особенно собственных смертельно раненных кендаров. Возможно, их общие муки и привели его сюда из лагеря, словно какая-то часть его лежала, умирая, на поле. Торисен потряс головой. Оставим такие фантазии шанирам. Он не спрашивал себя, откуда он знает, что все привязанные к нему лично люди уже найдены.