Затон

Ва, – криво ухмыльнулся Сосо. – Фома неверующий… А скажи-ка, уважаемый Пантелеймон, где это ты видел, при каком таком голосовании, чтобы объясняли как и что делаться будет? У нас так не принято. Сказали – коммунизм будем строить, но как – этого никто не говорил. Может быть, у вас по-другому? – Хитро улыбнувшись, он подкрутил пышный ус, глянувшись в большое зеркало, укрепленное на стене. – Может быть, Лейба вам все объяснил, когда вы его избранником выбирали?

Нет, конечно, – вынужден был согласиться Пантелеймон.

Правильно, – торжествующе подтвердил Сосо. – Только так и бывает. И у вас, и у нас. Голосуют везде за обещания. По-другому не бывает. Ладно. – Ему захотелось подбодрить явно растерявшегося собеседника. – Не расстраивайся, Пантелеймон. Мы с тобой еще таких дел наделаем… Меньше слов, больше дела, дружище. Пора перестать тебе строить из себя неумеху-неудачника. Ты только вспомни, что ты плел при нашей первой встрече. Зло, творящее добро. Каково, а? Бред, чистый бред. Что за бессмысленная игра в слова! Зло, добро… Дело надо делать! Дело-о!

Ну, хорошо, – тихим, спокойным голосом перебил его взявший себя в руки Пантелеймон. – Предположим, я соглашусь на ваше предложение. Но, в таком случае, надобно составить контракт-с.

А я тебе что говорил?! – обрадовался Сосо. – Еще при первой встрече.

Решительным движением Пантелеймон сгреб в сторону стоящие перед ним стаканы, освобождая место, взял в руки карту, покрутил ее и аккуратно, по сгибам, выдрал из нее кусок. Образовавшийся лист он положил на стол перед собой чистой стороной вверх. Потом полез в один из карманов френча и извлек оттуда вечное перо. Раскрутил его, глянул резервуар на свет.

Пуста-с, – констатировал он, оборотившись к Сосо. – Надобно крови – контракт писать.

Сосо не успел и рта раскрыть, как дверь каюты распахнулась и внутрь ввалились трое: Клим с Джуровичем и молодая бабенка в белом переднике и белой же косынке, скрывающей уши и волосы, но оставляющей открытой длинную, белую шею.

Вот она, сука, – радостно выкрикнул Клим. – Созналась. Она яду подсыпала.

Тебя как зовут? – строго спросил ее Сосо.

Анна.

Зачем отравить меня хотела?

Бабенка стояла молча, вызывающе вздернув точеный носик кверху и выпятив грудь вперед, словно на параде, и только быстро пульсирующая под тонкой кожей шеи набухшая синяя жила выдавала ее страх и отчаяние.

Замечательно-с. Какая прелесть! – обрадовался Пантелеймон и, подскочив к ней, молниеносным движением воткнул в шею, прямо в пульсирующую жилу, вечное перо.

Бабенка дернулась, но Клим и Джурович удержали ее, схватив за руки, связанные за спиной.

Замечательно, – приговаривал Пантелеймон, наполняя молодой, алой кровью резервуар вечного пера. – Ну вот, не так уж и больно, милочка. – Он выдернул перо из вены, и по белой коже тут же побежала красная струйка.

Что капитан? – спросил Сосо.

Все знал подлец, – возмутился Клим.

Ему к ногам железяку привязали и за борт отправили. Пусть поплавает, – осклабился Джурович.

Хорошо, – кивнул головой Сосо.

Что с ней делать? – осведомился Джурович, кивнув подбородком на неудачливую отравительницу.

Ее ни в коем случае нельзя оставлять в живых. Ни-ни. – Пантелеймон, протестуя, так энергично замахал руками, как будто кто-то, из присутствующих здесь, предлагал отпустить ее на волю.

Все трое посмотрели на него, как на сумасшедшего.

Она же не только меня отравить хотела, – осуждающе покачал головой предвоенсовета, – она бойцов Красной армии отравить хотела. Судить ее показательным народным судом и расстрелять. Есть другие предложения, товарищи?

Нет, – коротко за всех ответил командарм.

Есть расстрелять, – обрадовался серб. – Разрешите идти?

Иди. – Сосо небрежно махнул рукой. – Да, Клим… Ты тоже пойди, погуляй. – Они подхватили бабенку под руки с двух сторон и поволокли к выходу, когда Сосо остановил их окриком: – Эй, Велько!

Слушаю, товарищ предвоенсовета.

Достань краску, напишешь новое название. «Святая Анна». Что за название для парохода? Неправильное название. Напишешь… – Он покрутил ус, слегка задумавшись. – Напишешь «Товарищ Пантелеймон». Понятно?

Так точно, товарищ предвоенсовета! – Держа левой рукой пленницу, откозырял правой Велько.

Хорошо, идите.

Он дождался, пока захлопнется дверь каюты, развернувшись, прошел к столу и стал за спиной Пантелеймона, старательно выводящего текст контракта. Буковки у него получались округлые, красивые, как в прописях. Алая кровь на плотной бумаге карты тут же высыхала, постепенно меняя цвет. Сначала буквы багровели, становились темно-коричневыми, а потом уж и вовсе черными.

Так, так, правильно, – одобрил текст контракта Сосо, читая его через плечо Пантелеймона. – Вот здесь только припиши. – Он протянул руку и ткнул пальцем в бумагу. – Контракт вступает в силу немедленно.

Но мне же еще необходимо поставить вопрос на голосование… – Пантелеймон оборотился к Сосо, задрав вверх голову.

Я тебя умоляю, Пантелеймон. К чему такие формальности между друзьями. Задним числом все оформишь. – Сосо по-дружески похлопал его по плечу.

Пантелеймон сделал требуемую приписку и протянул ручку Сосо – для подписи. Тот крупными буквами написал «Согласен» и подписался, после чего, не отдавая пера Пантелеймону, расстегнул шинель, достал из нагрудного кармана часы и, глянув на них, проставил под своей подписью число и время. Вернул перо Пантелеймону со словами:

Подписывай.

Он длинно и замысловато, со множеством кудряшек и завитушек расписался и, дав крови просохнуть, аккуратно, приглаживая сгибы большим пальцем, свернул лист вчетверо, потом вынул из кармана портсигар и вложил в него свернутый контракт.

С собой заберешь? – поинтересовался Сосо.

Что вы, как можно, – непритворно удивился столь наивному вопросу Пантелеймон. – Положено надежно припрятать. Чтобы никто не мог найти. – Пояснил он. – Иначе…

И где прятать будешь? – Сосо улыбался. Эта глупая возня с какой-то бумажкой, пусть и писаной кровью, его забавляла.

У пиратов южных морей… Тоже, кстати, от-тличные были ребята. Так вот, у пиратов было правило: если хочешь что-то надежно спрятать, прячь вместе с золотом. А золотишко то необходимо было сбрызнуть свежепролитой кровью. Вот поэтому, когда какой-нибудь пират отправлялся прятать клад, он брал с собой одного-двух подручных. Кончал их на месте, а их кровушкой окроплял свое золото. В этом случае клад никто найти не мог. – Пантелеймон ненадолго задумался, словно бы что-то прикидывая и высчитывая в уме.