Затворник

– Пифа! Второфа!
– крикнул он, едва Пила появился на крыльце.

– Хвост! Хвост, это ж Хвост! Здорово, брат!

– Стой! Кто это?
– остановил было Коршун парня, рванувшего навстречу гостю.

– Да Хвостворту! Брат же мой, из гор приехал! Только, бес, худой стал как цапля!

Пила сбежал вниз, и крепко обнял брата.

– Черт, похудел как!
– дивился он, ощупывая руки Хвостворту - Все кости торчат! ("И как постарел! Десять лет прибавил, а то и больше..." - подумал про себя) Ты как здесь-то очутился?!

– Да как и ты, так же! Лесом-полем, полем-лесом! Сраку об коня отбил - будь здоров!

– ответил Хвост, шепелявя так, что один только привычный Пила разбирал его слова без затруднения. Недаром же он носил свое прозвище!
– Я в Горюченское прискакал, там только и разговоров, куда и с кем ты да Краюха пропали! А в Дубраву долетел - так мне уже в воротах Жадина рассказал, как ты там злыдней гоняешь!

– И про злыдней уже знаешь?
– удивился Пила - Тогда... и про Краюху знаешь...

– Знаю, Пила.
– сказал Хвост, мигом помрачнев. Радости от встречи с братом как не бывало.
– Все знаю. Орлан в Новой Дубраве мне про вас рассказал.

– Как же ты...

– Как я на таких радостях умом не тронулся? Да вот так. В горюченское к нам приехал - узнаю, что отца год как проводили, а брат со злыднем уехал - когда ж тут было умом трогаться! Надо было ноги в руки хватать, да гнать за вами во весь дух.

– Постой-ка, ты знал в уже Горюченском, что это злыдень был?
– совсем уже удивился Пила.

– Конечно, знал! Я ведь его за горами видел, вот как тебя сейчас! Я там от него, брат, такого лиха хлебнул, что теперь тошно смотреть на этих сучьих волков! Когда мне Колючка про Краюхин отъезд рассказал, я тогда сразу понял, что к вам пожаловал за гость! Я-то, дурак, думал - приеду, удивлю всех сказками про свои загорские приключения, а ты тут, оказывается, похлеще делов наделал!

– Во даешь, брат...
– сказал Пила.

– Ну-ка, парень, постой!
– вмешался в разговор Рассветник - Какого это ты лиха от злыдня хлебнул за горами?

– А это, боярин, долго рассказывать. Ты сам-то кто будешь?
– спросил Хвостворту, ни капли не смутясь, а даже наоборот - с некоторой дерзостью в голосе.

– Хм... Ну вот, что: пойдемте-ка все к нам, там и познакомимся, там и про свои загорские приключения расскажешь. Да и Пила, думаю, все-таки найдет тебе что рассказать.

В комнате Хвостворту перво-наперво предложил его накормить, а уж после расспрашивать.

– А то с позавчера маковой росинки во рту не было. Нигде и куска хлеба не ухватил - так спешил вам на помощь!
– мотивировал он просьбу.

Пока Хвостворту набивал брюхо оставшимися от ужина хлебом с кашей, Пила представил ему спутников и стал рассказывать обо всех злоключениях, начиная с Краюхиного отъезда. Хвост слушал внимательно, однако же не отвлекаясь от яростной работы ложкой. Но не успев вычистить миску, он остановился, и больше уже не прикасался к еде, когда Пила дошел до находки мертвого тела в лесу, до обряда с кровью и вином.

– Упырь... Вот же упырь, сучья короста...
– сказал Хвостворту, качая головой.

Пила продолжил говорить. Что было уж совсем непонятно, то Рассветник и Клинок поясняли сами. Когда дошло до схватки со злыднем, Хвостворту спросил:

– Так ты как понял-то, что это злыдень, если, говоришь, видел Краюху? Ты точно знаешь, что это он был, или тебе тут голову заморочили?

– Ну, парень...

– возмутился было Коршун, и даже вроде стал привставать с лавки, но Рассветник положил ему руку на плечо, и Коршун замолчал.

– Точно, Хвост, поверь.
– сказал брату Пила - Ты бы увидел - сам бы все понял. Я хотя по дороге слушал, что про это говорили, но для себя ни на миг не верил. И тот волчий выродок как знал, что я не верю, хотел обмануть... А когда я его увидел - тут уже никаких рассказов мне не надо было... Не Край это был, точно, близко не он.

– Ладно, брат, верю... Я бы может и не поверил, только сам знаю, какие эти злыдни из себя, увидишь какие они есть - так ни с чем не перепутаешь... И вы, добрые люди, простите меня - такая беда у нас с Пилой. Сколько лет мы с братом хотели увидеться, вот свиделись, наконец, а тут - на вот тебе, на здоровье...

– Вот так и было все...
– заключил Пила - А Краюху мы на другое утро проводили.

Хвост в ответ не сказал ничего...

– Значит так: - прервал Рассветник молчание - Твой, Хвостворту, рассказ мы на завтра отложим. Пока всем отдыхать. И прислуге скажем, пусть вина для поминки принесут, что ли...

Отправили коридорного за вином и хлебом, и просидели долго. Снова пили и закусывали, снова спели много песен, - и те, что пели в день краюхиных проводов, и другие. Хвостворту пел, как научился в Горах - там он вдоволь наслушался прощальных слов. Пели, вспоминая Краюху - непутевого малого, но честного и доброго, который погиб ни за что-ни про что, без всякой вины.

Вспоминали тут же Молния, богатыря из богатырей, и пели о нем. Пели о его храбром сердце, о его могучей руке, светлом уме и великом знании. О том, как служил он всю жизнь доброму делу, белому свету, Земле и Небу, ратайской стране и людскому роду. Как пал в битве, защищая людей, и о его новом пути в иное бытие, где свершит он новые подвиги, неведомые никому из живущих под солнцем...

Уже за полночь улеглись спать. Рассветник, которому выпало караулить второму после Коршуна, в свою очередь расположился за столом, перед одинокой горящей свечкой. На полу меж лавок был уложен тюфяк с постелью - это слуги позаботились для нового жителя. Но Пила уступил ему свою лежанку - В последние недели Хвосту приходилось спать и на траве, и на голых камнях. Клинок с Коршуном лежали по местам, и дружно храпели. А братьям не спалось обоим. Лежа рядом один на лавке, другой - внизу на тюфяке, братья тихонько переговаривались. Это заметил Рассветник. Он взял в одну руку скамейку, в другую - свечку со стола, и подойдя к братьям, сел поблизости.

– Вот что, горожане.
– сказал он - Раз не спим все равно, может тогда не будем до утра откладывать. Хвостворту, расскажи про свое приключение, и как ты со злыднем поякшался за горами.

– Да, правда, расскажи!
– попросил и Пила.
– Сколько уже проговорили, а что с тобой там было, так и не знаю!

– Ладно, слушай!
– согласился Хвост.

Говорил он долго и обстоятельно. Расписывал все в подробностях и приукрашивал такими словцами и присказками, за которыми иной рассказчик полез бы в карман. Но все же о чем-то умолчал, о чем-то слишком уж приврал. А я так расскажу, как все было в точности, честь-по чести.