Затяжной поворот: история группы «Машина времени»
Шрифт:
Троицкому всегда очень хотелось играть на гитаре, но поскольку хорошим гитаристом он так и не стал, прямой путь ему был, конечно, в альтернативную музыку. А мне в нашей альтернативной музыке не нравилось лишь то, что люди, пытавшиеся ею заниматься, просто ни черта не умели. Я понимаю любую идею, эстетику, и готов их принять, но хорошо, если они подкрепляются каким-то адекватным исполнительским уровнем, когда все сделано не беспомощно.
Евгений Маргулис
В росконцертовский период я в группе отсутствовал и практический не знал, чем занимается «Машина». Так, что-то отдельное доносилось… У меня совершенно иной музыкальный пласт был в то время. И, кстати, сейчас мы из 80-х практически ничего на концертах не играем. Остались «Поворот» и «Свеча», но они еще раньше, на моих глазах создавались. Один раз, во второй половине 80-х, я пришел на выступление «Машины» и охуел, честно скажу. Это, кстати, известная
Андрей Макаревич
Женечке очень нравится все, в чем он лично участвует и не по душе остальное. Уверяю, если бы тогда он играл в «Машине», то при той же музыке и сценографии, совершенно иначе оценил бы ту программу. Но Гуля болтался в то время черт знает где, кажется, у Антонова на аккомпанементе, а мы катались с гастролями по всей стране и чувствовали себя абсолютно свободно. Мы получили то, что хотели. Работали в течение полутора лет по отделению с «Наутилусом Помпилиусом», потому что он нам очень нравился. Гастролировали в компании с «Секретом», поскольку это была офигненная команда. Постоянно что-то меняли, пробовали. Когда-то мы выступали в костюмах, сшитых для «Маленького принца», потом я придумал нам серенькие, а-ля «битловские» костюмы. На появлении у нас в программе пантомимы, балета тоже я настоял, после того, как посмотрел шоу какой-то западной группы. Мне такое сочетание показалось клевым, необычным. Речь шла не о привычных эстрадных подтанцовках, а о создании цельных драматургических номеров, вполне оправданных серьезностью некоторых наших песен. По-моему, в Союзе это смотрелось достаточно интересно и ни на кого не похоже. Другое дело, что полноценное воплощение некоторых идей разбивалось о недостаток технических средств. Например, требовался сумасшедший сценический свет и его красивая постановка. У нас же весь свет был самодельным. Наш Сан Саныч Заборовский, дай ему бог здоровья, варил некие фермы, тырил откуда-то «бебики» театральные, тяжеленные. Мы покупали за свои деньги какие-то списанные лампы во Дворцах культуры. Все возилось в трейлере, монтировалось нашими техниками. Наверное, со скидкой на время, и так было неплохо, но, вспоминая о тех конструкциях сегодня, понимаешь, что зрелище было весьма жалкое. Сзади у нас висели восемь контровых фонарей, с боков по четыре и впереди стояли «сишки». Такой вот свет.
Валерий Ефремов
Барабаны мне в разные периоды тоже пришлось по всякому собирать. Однажды сложилась ситуация, что я, вообще, остался без инструмента. «Машина» уходила из Росконцерта и, выяснилось, что барабанов у меня теперь нет. Пришлось срочно покупать у знакомых и в магазинах.
Андрей Макаревич
В Росконцерте мы проработали десять лет, а с развитием перестройки, где-то году к 89-му, он сдулся. Появились кооперативы. Артисты получили возможность работать не через государственную контору, а сами по себе и в Росконцерте остался один Лева Лещенко, остальные разбежались в разные стороны. «Машина» тоже стала сама по себе, а директором у нас остался Валерий Ильич Голда. Он к нам и в Росконцерте, в общем, не был назначен. Мы сами тогда его выбрали. И дальше решили с ним работать, поскольку он много нам помогал. Голда нам понравился, как человек, хотя, конечно, он был жуликом, как все директора, но очень обаятельным. Просто сама госсистема Росконцерта давала директорам массу возможностей спиздить деньги.
Александр Кутиков
Десятилетие росконцертовское, наверное, самое насыщенное и сложное время в истории «МВ». Работать профессионально и находиться в андеграунде – две большие разницы. Постоянные худсоветы, постоянные достачи по репертуару, ограничения по гастролям, отсутствие денег. Все это продолжалось у нас практически до 1990 года.
Разве к этому моменту вы уже не были вполне обеспеченными музыкантами?
Нет. В момент ухода из Росконцерта я с женой и только что родившимся у нас ребенком, жил в обычной однокомнатной квартире. Первую свою машину, поддержанную «восьмерку», я купил только в 89-м.
В этом самом 1989 году «Машина» отметила второе десятилетие своего бодрого пробега юбилейным сейшеном во Дворце спорта «Лужники», который оказался последним значительным событием в группе, для прошедшего с «МВ» большую часть ее росконцертовского пути клавишника Александра Зайцева. Перед следующим днем рождения коллектива, к которому приурочили несколько концертов «Машины Времени» в другом столичном Дворце спорта в Сетуни, Зайца уволили за продолжительную бытовую неадекватность и пофигизм. Для «машиновского» блондина это стало закатом карьеры и, фактически, нормальной жизни, для «Машины Времени» – началом очередного этапа ее истории.
Александр Кутиков
Перед концертами в Сетуни мы не могли найти Зайцева в течение месяца. Появился он только накануне этого очень важного для «Машины» выступления. Мы пригласили тогда к нам Петю Подгородецкого и Женю Маргулиса и вынуждены были за две оставшиеся репетиции сделать с ними программу на два с половиной часа. А накануне концерта появился вполне нормально выглядевший Зайцев, и стал совать нам в нос свой больничный лист, оформленный в какой-то неизвестной, калужской, кажется, больнице. То есть, как говорится, погнал туфту. И ему в ответ просто было сказано: «Саша, так с друзьями не поступают. Мы знаем и понимаем твой характер, пристрастия, но хоть однажды за эти дни позвонить ты мог? Предупредить, объяснить…. А сейчас, забери эту свою медицинскую справку. И вот тебе Бог, вот порог…»
Максим Капитановский
Заяц поступил тогда, как настоящий дурак. Запил, закололся, исчез, а потом вернулся, чуть ли не за полчаса до первого концерта во Дворце спорта, розовый, чисто выбритый, да еще и нахамил Макаревичу, считая, что ничего плохого не сделал. И это после того как группа, разыскивая его, целую неделю обзванивала больницы, морги и т. п. Конечно, его сразу уволили.
У меня с ним, к слову, отношения остались нормальные. Мы не ссорились и я ему, в тот момент, ничего плохо не говорил. Заметил лишь, что зря он так поступил. Зайцев почему-то пребывал в уверенности, что сейчас его, такого сладкого, после «Машины», возьмут на работу куда угодно. Но на самом деле Саша – типичный участник группы, а не самодостаточный музыкант. И он был таковым участником не просто в какой-то группе, а в «Машине Времени». В нее он влился органично. Будучи слабеньким клавишником, Зайцев умел, тем не менее, удачно показывать все, что имелось в его небогатом исполнительском арсенале. Плюс – хорошо вел себя на сцене, интересно одевался, придумывал свою пластику, и даже обрел персональных фанов. В творческом плане он – сильный парень и получил в «Машине» максимум того, что мог. А после «МВ» его, что называется, и в топеры не взяли. Он, то в кинотеатр какой-то пытался устроиться, то в ресторан. Все без толку. На своем месте Саша был в «Машине», а в других местах себя так и не нашел. Зайцев – это очередная человеческая трагедия.
Пока Саша в 2008-м совсем не пропал, он мне периодически звонил, так же, как и Кавагоэ, посреди ночи. Что-то бессвязно рассказывал, читал стихи…Мне, в сущности, нечем было ему помочь. Разве что словами подержать. Сейчас его и искать некому. А, судя по информации, которую я слышал, его, наверное, и в живых уже нет.
Александр Кутиков
Саша давно от нас ушел, и постепенно слишком многое нас разделило. Я знаю, что поклонники «МВ» как-то ходили к нему в гости, отмечали, кажется, его день рождения. Но у них представление о жизни свое, а у нас свое. Они любят «Машину» скорее за песни, чем за какие-то личные качества отдельных музыкантов. И это тоже правильно.
Все наши попытки, искренние попытки, в свое время, помочь Зайцеву ни к чему не привели. Я, например, дважды пытался устроить его на работу. И по профессии, и без профессии. Но в силу того образа жизни, который Саша выбрал, он оба раза меня подводил. А мы уже настолько взрослые люди, что бесконечно решать проблемы всех друзей и знакомых, которые у нас были в жизни – не получается. Есть семьи, близкие родственники, которым надо помогать, и мы это делаем. А Сашка, по сути, сам отказался от помощи. Своими поступками, действиями. Во всяком случае, по отношению ко мне. Тем не менее, я всегда с ним встречался, общался, передавал ему деньги, полагавшиеся по нашим соглашениям. Но в его жизнь более старался не влезать, ибо хорошо понимал, что поменять в ней ничего не могу. Саша сделал свой выбор. И измениться что-то в его судьбе могло, только благодаря его же желанию.
Флэшбэк № 3. «Здорово, Миша! Как дела, чувак?»
Ретроспективно-ностальгическую зарисовку с таким панибратским заходом Макаревич сделал в середине 80-х. При всей узнаваемости в ней привычного макаровского слога и бардовских интонаций (песня исполнялась под одну акустическую гитару), вещица, о которой многие молодые поклонники «МВ» не знают или не помнят, достойна отдельного уголка в летописи «МВ». Хотя бы потому, что это единственная песня Макаревича, где он напрямую обращается к конкретному лицу, и при этом вплестает в диалог с ним массу деталей, полезных для полноты рассказа «о времени и о себе». Пробегаясь, вместе с автором, по данному тексту приходилось останавливаться фактически после каждой строфы.