Затылоглазие демиургынизма

Самому дедушке сказал: "Нам, Игнатьич, переждать многое придется. Грядет еще тяжкое бремя претерпения и ответственности. Этого не миновать. Предчувствую вот такое. И жить пока этим — своей надеждой. Скорбь, она находит и ухудит. В себе веру беречь, не выпускать ее из души. Духом надо держаться, а не плотью олукавленной.

В районе еще держался стиль работы прежнего секретаря. И прыть Саќши Жохова и Авдюхи-Активиста поддерживалась. Но из области шли тревожные слухи, летели, как головешки огненные при яром пожаре в сухую жару всякие доносы.

Где тут было при новом "Первом" моховским порядкам удержаться. Слоќвно под натиском необоримой силы стихийной — моховцы и сухеровцы теќряли волю. Усреднив, дополнительными планами, их принудили влиться в Большесельский колхоз… Доводы прежние: "С упразднением карликовых колхозов укрепляется материальная база хозяйства, техника в полную мощь используется, сокращается управленческий аппарат, моховцы, особо старики, произнося слово "аппарат", усмехались. Когда-то эти штуќки в каждом доме были, только говорилось с добавлением "самогонный". "Слияние" "исполнилось как и всякое другое "спущенное" мероприятие. Включили в план мероприятий райкома и отпали заботы "по вопросу". То, что сливают, уже перестает быть моим, оно не мое, или "немое".

Но на что моховцы и сухеровцы совсем не надеялись, так это на то, что их "дедушка" станет председателем общего Большесельского колхоќза… Но чудо, предвещанное Стариком Соколовым Яковом Филипповичем, свершилось.

2

Собрание проходило в Большесельском промороженном клубе. Некому было печки поправить. Дали заявку в райцентр, к бывшему односельчанину мастеру на все руки, деду Галибихину, не догадались, или не захотели обратиться: моховец, не положено частному лицу печи казенные чинить. Из райцентра обедали прислать печников не раньше как через месяц. Печник, как объяснили неофициалќьно, не в форме. Иначе говоря — запил. Дед Галибихин, придя на собрание, по стариковской наивности, предложил перенести, как он сказал сходку, на денек другой. За это время он поправит печки, а так чего народу мерзнуть. Но прибыл уполномоченный из района, и большесельское руководство колхоза решило: "Ладно, чего там, своим теплом согќреются".

Посмеялись, позлословили безобидно: "Одна нынче надежда на свое тепло. Меньше хлопот, и не привыкать. Женщины сидели, постукивая валенками, грелись как при веселье. Мужики, да и бабы не промах, по вжившемуся обычаю разгоняли застывшую кровь. Веселие их и повлияќло на ход собрания при решении "коренного вопроса".

Сначала заслушали отчет большесельского председателя, двадцатитысячника. Затем было краткое сообщение ревизионной комиссии. И как уже объявил парторг Большесельского колхоза при открытии собрания, — рассмотрение вопроса о присоединении моховцев к Большесельскому колхозу. И напоследок выборы правления и председателя колхоза.

Отчет Большесельского председателя пестрил цифрами, сопоставлениям в процентах с прошлыми годами. Вроде бы ничего выходило, жить можно. Из зала шутки: "В прошлую зиму коли не околели, то и в эту не сдохнем, перезимуем".

По отчету выступили бригадиры и те, кому ведено было слово сказать, написанное парторгом на бумажке. Тоже по-их, все ладно выходили. Муќжики и парни, то выходили из Клуба, то вновь заходили, уже обогретыми.

Подошел дополнительный вопрос, как объявил парторг, о присоединении моховцев к Большесельскому колхозу. Кто-то выкрикнул, что всякое главное всегда дополнительным бывает. Парторг не уловил смысла, не расслышал. Предоставил слово уполномоченному. И разговору тут никакого. Давно было пора моховцам и сухеровцам влиться в Большесельский колхоз… кто-то опять из зала выкрикнул: "А как они сами-то… Добровольно или добровольно-принудительно?" Крикуна из зала же и осадили: установка есть, чего тут рассусоливать-рассуждать. Но тут же и серьезное предложение с мест поступило: дать слово моховскому председателю. И опять выкрики: "Верно, пусть расскажет, как они живут и о порядках ихних. Стоит ли брать-то?.." Это уже с подвохом, чтобы повеселиться.

Дедушке явно не хотелось высказываться. И он сообщил из-за стола в президиуме, что планы все выполнены, задолженности нет. Но уполномоченный райкома, больше по привычке, попросил рассказать поподробней… Дедушка привел на память цифры, сколько хлеба государству сдали, молоќка, мяса, другой продукции. Выходило по всем статьям перекрыли расхваќленный Большесельский колхоз. По залу прошел гул, спросили о трудодне, какой он у Корня.

Дедушка прямо не ответил, сказал, что трудодень такой же, как и у всех других… Но его пытали выкриками с мест: "Урожаи большие, а трудоќдень хилый. Тоже, выходит нули".

— Трудодень в разные годы разный был, — дедушка явно выкручивался, чтобы не будоражить люд. — Было и по девять килограммов хлеба, и по тридцатке денег. Племенное стадо да лен выручали.

— А ныне-то как? — это уже шумели большесельцы…

Дедушка на выкрики не отвечал, будто не слышал их, в объяснения не вдавался. Все ведь все знали, что колхоз под гребенку подчистили. Скаќжи это, а потом?.. Расспрашивали как с сеном для своих коров, с овинниками?.. Дедушка и тут вилял. Опосля открытого слова, чтоб "агитайки'' не пришили, "разќложения" установленного порядка. Ходили разговоры, что моховцы дурќной пример подают.

Из зала громкий голос выкрикнул:

— Чего антимонию разводить, какой ты правды захотел. Сам догадываќйся что к чему.

И зал затих.

Уполномоченный насторожился, — заерзал на стуле. И все другие в преќзидиуме растерянно заоглядызались. Когда шумели весело — вроде так и надо. А тут будто пружина ослабла и движение прекратилось. Задумались на скамейках и рядовые. Это и было непривычно для руководства: что у них в головах-то, чего за молчанием ждать?..

В Большом селе знали как жило, и как теперь живет Мохово. Знали и то, отчего хиреть начали. Но одно дело знать, а другое высказать, выкричать на собрании, на трибуну-то никто со своими мыслями не выйќдет. Моховцев не жалели, над ними подшучивали, тихо подсмеивались. Жили вот так, по-своему, а теперь по-нашему поживите… Дедушка это понимал и старался с тихой полуулыкой отмалчиваться. Оттого что нам хуже, вам-то не стало лучше, скорее наоборот, надежда потухла.

Мертвая тишина длилась минут семь. Долгонько для такого собрания с присутствием уполномоченного. Председательствующий повыждал и обраќтился к дедушке взглядом: "Все что ли, Данило Игнатьич?.. " Дедушка пожал плечами: а что еще?.. Во взгляде было: может и этого не стоиќло говорить, а сопоставить в процентах, и вышло бы все ладно, как у большесельцев, затуманилось бы процентным и цифрами. В тумане что разглядишь?

Но вот зал перемог тишину и послышалось вроде ропота:

— Земля-то одна, что в Мохове, что у нас. Значит…

— А что значит-то? — пробили голоса, — у них было по десять кило и по тридцатке на трудодень и хлеба по десять килограмм. А поќдобрали, стало и у них те же граммы, так чего с кого-то спрашивать?

Председательствующему, парторгу колхоза, что-то шепмул на ушко упоќлномоченный. Похоже с укором. И парторг произнес в зал, как-то приќнужденно:

— Кто еще хочет высказаться?.. — Помедлил, досказал: — нет желаюќщих, — поперебирал бумажки перед собой и опять неловко помолчал.

Никто не отозвался и на молчание. И намеченные ораторы не проявляли желания. Пришлось парторгу самому внеси предложение о присоединении Моховского колхоза к Большесельскому. Бухгалтер большесельцев поддеќржал предложение парторга. И тут опять из зала подтрунивания и над бухгалтером, и над самими моховцами:

— Тебе-то, понятно, привычно на больших счетах пустоту перекидыќвать… А моховцам, поди и не больно весело от такого будет.

— И они почуют твою бухгалтерию.

— Так за что же их наказывать, пусть бы и жили по-своему?

— А может и наши коровки раздоятся с моховского сенца…

— Жаль, что они по трудодням рассчитались, а то бы в общий котел… Христос-то делился…

Моховцев поддразнивали как в большой семье старшие младших без стќрого глаза наибольшего.

Проголосовали за присоединение, словно речь шла об очередных обязательствах по соцсоревнованию.