Заур. Я тебя украду

— За него.

Монгол задержался на нём долгим взглядом, а после замолчал.

Заговорил только когда въехали в город:

— А это не из-за бабы часом? — улыбнулся.

— Откуда ты знаешь? — уставился на Монгола, а тот многозначительно закивал.

— Знаю. Все беды из-за баб происходят. А мы, как аутисты последние, один хрен на огонь прём. Так что, реально предал Хаджиевых?

— Подставил, — настроения болтать не было. Собственно, как и здоровья. Ему бы отлежаться суток трое, зализать раны.

— Думаю, не так страшен твой грех, раз ещё на своих двоих передвигаешься. Просто чувство вины гложет.

В ответ хотелось съязвить, а лучше послать принца далеко и надолго. Психолог недоделанный. Хотя в чём-то он всё-таки прав. Чувство вины пострашнее физической боли. Оно жрёт изнутри, оставляя такие раны, что уж лучше бы нос ломали каждый день.

— Твой дом?

— Мой. Спасибо, что подвёз, — подал руку Монголу, а тот её крепко сжал, а после вложил в неё визитку.

— Звони, когда очухаешься. Найду тебе работу.

Заур кисло скривился. Хватит с него должностей на побегушках. Отбегал своё. Теперь или в свободное плавание, или домой.

— Я подумаю, — ответил так, чтобы не обидеть Монгола, хотя вряд ли тому есть до него дело.

На виду у ошалевших соседей, вывалился из салона и, держась за простреливающий адской болью бок, поковылял к двери.

— Ох, гляди на него! — зашептались бабки, с видом местных авторитетов восседающие на лавочке. — Побитый какой!

— Так это ж тот, из семнадцатой. Снимает квартиру. Бандюк он, не знала, что ли?

— Да какой бандюк, Иванна? Бандюки в девяностых были, а этот мафиози. Вишь, нерусский. Бородатый, черноглазый, как леший, одним словом: тьфу! — подала голос третья.

— Дура ты, Клава! — уже громче возразила ей первая бабка. — Мафиози и бандюки один хрен, что спереди, что сзади! А русский или нерусский – разницы нет. У меня вон племянница за кавказца вышла, душа в душу уже пятнадцать лет. А этот вон как маньяк-душитель глазеет...

Заур зашёл в подъезд, прислонился к стене и усмехнулся разбитыми всмятку губами. Бандит, маньяк. Он теперь сам не знает, кто он. Без роду, без племени, как бешеная псина всеми гонимый. И вроде как свободен теперь от всего и всех, да только нет от этого радости. Тошно.

Почувствовал: ещё немного и отрубится. Надо до квартиры дойти. Собравшись с силами, сделал шаг, потом ещё. И каждый из них отозвался адовой болью во всех костях.

Кое-как добрался до квартиры, упёрся лбом в дверь, отыскивая в кармане ключи, но, вытащив связку, тут же уронил её на пол.

— Привет, — послышалось позади, и он медленно повернулся, чувствуя, как приходит в движение под ногами земля. Штормило, причём довольно сильно.

— Чего? — прохрипел, сплюнув кровь, что запеклась во рту.

— Говорю... привет... — девчонка, стоящая под соседской дверью, распахнула большие глаза, приоткрыла рот. — Ой... А что это с тобой?

— Под каток попал, — буркнул, опустив взгляд вниз на ключи.

Представил, что придётся наклоняться, и тошнотворный ком подступил к горлу.

— Под каток? — поражённо протянула девчонка, а Заур медленно осел под стеной. Кажется, приехал.

Открыв глаза, ожидал увидеть над собой грязный потолок подъезда, но ошибся. Он уже был в квартире, хотя всё так же на полу. Когда заполз, не помнил.

Под головой обнаружил подушку, а сверху одеяло. Что за?..

— Я не смогла тебя дотащить до кровати, да и вряд ли получилось бы уложить тебя на неё, так что вот так... Ты уже час в отрубе. Я в скорую звонила, но у них сегодня запарка, говорят, если не помирает, пусть ждёт… А я откуда знаю, что с тобой. Пульс проверила, температуру пощупала. Можешь подняться? Я помогу, — в поле зрения появилось лицо той самой девчонки из подъезда.

— Ты кто такая?

— Я? Лина, — ответила та, протягивая ему свои худые ручонки. Из дурки, что ли, эта Лина сбежала? От него обычно и в нормальном состоянии шарахаются, а тут видок, прямо сказать, как из фильма ужасов. Жалостливая шибко или просто дура?

— Тебе что, Лина, заняться больше нечем? — прошипел, поднимаясь без её помощи. Каким бы немощным он ни был, гордость ещё при нём. Пожалуй, она единственная и осталась.

— Почему это? — обиженно протянула девчонка, хватаясь за его локоть. — Я просто помочь хотела.

— Отвали, а. Домой иди.

— Ну, нет. Тебе помощь нужна. А скорая уже и не приедет, наверное. Давай помогу дойти до кровати.

Упав на мягкую поверхность, показавшуюся ему камнем, застонал от боли и снова поплыл. Спустя какое-то время в рот полилась вода, и он, с жадностью схватив стакан, осушил его. Чьи-то руки укрыли его пледом, а на лоб легла мокрая, холодная ткань. Так, в принципе, лучше. Надо будет потом отблагодарить девчонку. Или убить. Потому что в следующую секунду начало щипать раны, которые неугомонная соседка пыталась обработать.

В какое-то мгновение в голове промелькнула мысль: а кто она вообще, эта девчонка? И правда соседка или подосланная?

Застонал, когда ватный тампон, воняющий спиртом, коснулся рассечённой брови, выругался.

— Тише, тише. Отдыхай пока, а я приготовлю тебе поесть, — донеслось откуда-то издалека, и Заур снова отключился, на этот раз уже окончательно – организм дал команду спать.

Когда открыл глаза, за окном уже было темно, а рядом с диваном горела настольная лампа.

Ноздри уловили приятный запах супа. Он любил этот запах, так вкусно готовила только бабушка. Желудок свело голодной болью, а через секунду забыл обо всём на свете, потому что над ним склонилась ОНА.

— Илана? Что ты здесь делаешь? — голос осип, в горле запершило от жажды.

— Тшшш, — она приложила ладонь к его лбу. — Ты весь горишь. Попей воды, — губы коснулись холодного влажного стакана, и Заур сделал несколько жадных глотков, не сводя с неё напряжённого взгляда.

— Так что ты тут делаешь?

Она пожала плечами, присела на край дивана, положив руку на его грудь.

— Я сама не знаю. Просто хочу здесь быть. С тобой.

Она склонилась, коснулась его губ своими, а Заура током по изломанным костям прошибло.

— Жемчужина, — захрипел, хватая её за волосы и наматывая белые локоны на кулак. Подумал вдруг, что испачкает их сейчас своей кровью, а потом рванул дрянь на себя, остервенело раздирая на ней одежду.

Рывком на себя, стаскивая её штаны и расстёгивая свои. Заполнил её одним сильным толчком прямо насухую, а Илана выгнулась, сидя на нём верхом, и закричала.

И снова в неё и до упора, пока не вонзилась в его плечи ногтями, причиняя сладкую боль.

Толчки становятся чаще, сильнее, а она лишь раскрывается ему навстречу, и там, где соединяются их тела, становится мокро.