Заусенец

Сира вновь разложила фотокарточки перед ними. Какой правильный ответ?

– Мы готовы усыновить любого несовершеннолетнего, которого нам подберут, – сказал Хоакин и перевернул все фотографии.

– Вот это мне нравится. А теперь давайте обсудим медицинские диагнозы – они у детдомовских детей делятся на врождённые и приобретённые, обусловленные пребыванием в интернате.

В основном все медицинские диагнозы содержат такую фразу: «Задержка психомоторного развития». Или задержка интеллектуального, психического или психоречевого развития. Поскольку многие рождены от родителей алкоголиков, то в истории болезни часто присутствует фетальный алкогольный синдром и перинатальная энцефалопатия. Гипертензионно-гидроцефальный синдром.

Хоакин переспросил:

– Гипертензионно какой?

– Гидроцефальный.

Магда старательно заносила все диагнозы в записную книжку с аистом на обложке. В клюве аист нёс пелёнку, из неё выглядывал улыбающийся малыш.

– Самое неприятное, – Сира продолжала металлическим голосом, – это то, что по этим диагнозам совершенно невозможно определить, какова степень поражения головного мозга и центральной нервной системы усыновляемого. Мы столкнулись с тем, что дети с вышеперечисленными диагнозами были абсолютно здоровыми и ничем не отличались от своих сверстников. В семье при соответствующем уходе и занятиях они быстро нагоняли домашних детей. Но бывали случаи, когда с этими же самыми диагнозами приезжали дети, которые находились на грани умственной отсталости, которые имели такие глубокие поражения головного мозга, что годами не могли интегрироваться в наше общество и нашу школу, плохо учили испанский и представляли огромное количество проблем для родителей.

Хоакин взглянул на Магду. Она зачем-то продолжала писать за Сирой, хотя было очевидно, что записывать последние несколько фраз не было никакой необходимости.

– Простите, Сира, вы хотите сказать, что ребёнок может оказаться умственно отсталым? Хоакин не мог поверить в то, что он слышит.

– Да, именно это я и хочу вам сказать. Вы должны осознавать, откуда берутся эти дети. И должны понимать те процессы, которые имеют место в усыновлении в России. Самые хорошие дети идут либо на внутреннее усыновление, либо разбираются американцами. Наш координатор в России объясняет процесс именно так. Нам остаётся, как он говорит, сито. Но не то, что внутри, а, наоборот, то, что просыпалось. То, что отказались брать американцы… Поэтому риск получить кота в мешке намного выше.

Глава 8. Когда они вышли с курсов

После изнуряющих занятий Хоакин почувствовал, что надо скрасить этот вечер. Решив, что не хочет возвращаться домой, он предложил Магде пойти в Mes'on Castellano [23] . У них было несколько любимых ресторанов, но этот он любил больше всего. Он позвонил, чтоб зарезервировать столик на террасе.

Все официанты знали его и Магду по имени, а некоторые даже знали, что они будут заказывать, изредка варьируя возможные комбинации блюд. Он чувствовал голод, видимо, из-за стресса от полученной от Сиры информации. Курсы всякий раз открывали всё новый и новый набор откровений. И чем больше они погружались в тему, тем больше он осознавал, на какую гигантскую жертву им предстоит пойти, прежде всего ему.

23

Mes'on Castellano – знаменитая сеть испанских мясных ресторанов.

– Будьте добры, ассорти хамона и сыра и бутылку Marqu'es de C'aceres Gran Reserva [24] .

Подошёл сомелье, элегантный и идеально выбритый, вытянутый в струну, разогнул перед ними руку, на которой от ладони и до локтя лежала бутылка вина. Хоакин кивнул, и тот завозился с пробкой, приставив к бутылке нарзанник [25] . Взял за ножку фужер, плеснул вина, повращал фужер, осматривая на свет, как тягуче стекает бордовая жидкость по стенкам, и предложил Хоакину попробовать. Тот отхлебнул глоток, выждал положенную паузу и кивнул. Сомелье удалился, Хоакин поднял фужер и сказал:

24

Marqu'es de C'aceres Gran Reserva – самая известная испанская марка красного сухого вина из провинции Риоха.

25

Нарзанник – «нож сомелье», профессиональный штопор.

– Магда, я хочу выпить за наше счастье! Я хочу, чтобы мы были счастливы! Это самое главное.

Магда дежурно улыбнулась, протянула ему фужер и сказала:

– Да, это самое главное.

Принесли закуски. Почувствовав первое насыщение, Хоакин продолжал:

– Дорогая, скажи мне, а тебе хорошо со мной?

– Да, конечно.

Магда отвечала на автомате, не подняв на него взгляда.

Хоакин почувствовал кинематографичность и искусственность сцены и подумал: «А что ещё ждать, когда естественным путём ничего не получается… Искусственное оплодотворение. Искусственное материнство. Искусственное отцовство. Искусственные дети. Искусственные отношения».

– Я имею в виду, хорошо ли нам вдвоём?

– Вдвоём – ты имеешь в виду, зачем нам кто-то нужен? Кто-то ещё?

«Как всё плоско получается, – подумал он. – Какие ломкие, искусственные паузы в разговоре. И какой ужасный сюжет». Он должен как бы отговаривать её, понимая изначально, что она ни от чего не отступится, он осознавал, что все его попытки тщетны.

Сегодня Сира сказала жуткие вещи. Он отхлебнул ещё вина для уверенности.

– Мы должны по крайней мере обсудить, на что мы готовы и каковы границы нашей терпимости. Что мы можем себе позволить, а на что не можем пойти ни при каких обстоятельствах. В любом случае лично я абсолютно не готов взять ребёнка… умственно отсталого ребёнка. Я не могу себе даже представить этого. Но Сира говорит, что риск велик и что это – лотерея. Очень жестокая лотерея, в которой нет выигрыша. Что ты думаешь по этому поводу?

«Разговор не клеился», – подумал Хоакин. Вообще, как только он поднимал тему усыновления, Магда замыкалась в себе, ещё больше испытывая чувство вины, и её не так просто было вытянуть на откровенный разговор. Причиной тому было то, что, поднимая эту тему, она испытывала определённое чувство вины. Ведь причина бесплодия в их паре была именно в ней. Хоакин был абсолютно здоров. Рассказывая о походе к врачу и о пикантных особенностях сдачи анализа своим друзьям, Хоакин всё чаще получал недвусмысленные намёки от них, мол, не стоит ли ему поменять женщину. Но он привык к Магде и думать об этом даже не хотел.

– Что я думаю по этому поводу?

Она посмотрела на него такими уставшими глазами, что он испугался. Всмотрелся в её лицо – почему-то только сейчас заметил, как много у неё уже морщин. Тридцать два года. Что же будет дальше? Ему почему-то стало жалко её.

– Да, я всего лишь хотел бы убедиться, что мы думаем одинаково. По крайне мере по этому вопросу. Или ты не согласна со мной?

Подошёл официант. Видя белую рубашку Хоакина и то, как он осторожно ест, стараясь не запачкать её, предложил и тут же повязал ему нагрудный фартучек.

– Я думаю так же, как и ты. Но я не могу больше ждать. Я хочу ребёнка. Если мне предложат ребёнка, я не смогу отказаться и ждать в очереди ещё три года. А что, если снова уже не получится никогда…

– Но ты же не хочешь сказать, что мы ходим на эти безумные курсы, собираем такое количество бумаг, тратим столько денег, едем на край света, чтобы усыновить больного ребёнка? Зачем такие страдания?

– Хоакин, мы живём сами для себя! Мы едим, пьём, занимаемся любовью, ездим на курорты, живём сами для себя. Так больше продолжаться не может. Это бессмысленно. Мы ни о ком не заботимся, дома нас никто не ждёт. Я не могу выйти из дома, понимаешь? Мне кажется, у всех есть дети, у всех, кроме меня. Это невыносимо. Я не могу смотреть в глаза твоим родителям.

Он впервые почувствовал, что это тупик. Никогда до этого разговора она не говорила, что мучается, что у неё столько страхов и что ей элементарно неудобно находиться с людьми, у которых есть дети. Проехала мать с коляской – живой укор и колотая рана в сердце Магды, прошла беременная – и настроение испорчено на неделю, с детской площадки доносится детский смех – новая травма и новое раздражение. Раньше нервные срывы наступали раз в месяц в определённые дни, и он мог их предсказывать, анализируя женский календарь. Теперь раздражение уже не поддавалось контролю: это была нескончаемая депрессия, постоянные провокации и скандалы. Само общение было затруднительным, каждый раз он ждал какого-то подвоха, а диалог напоминал хождение по минному полю. В конце концов всё неизбежно заканчивалось взрывом.