Заварушка среди могил

Марика почти остановилась, однако не сделала ни малейшей попытки стереть слезы, блестевшие серебром в свете луны.

— Он меня не бил. Ничего такого. Но очень доходчиво давал понять, какая я для него обуза. Говорил, что мать использовала меня, только чтобы наложить на него лапы, а значит, она тоже никогда по-настоящему меня не хотела.

Тут Марика все-таки остановилась, но на Гаррета так и не посмотрела.

— Так или иначе, ты должна кое-что понять. Он был не прав насчет нее. По крайней мере отчасти. Может, поначалу она меня и не хотела, но она меня на самом деле любила.

Все еще не глядя на него, Марика тихо спросила:

— Он тебя ранил?

— Не-а. — Своупс прокрутил на пальце кольцо в виде черепа. — Просто был козлом. И обзывал всеми возможными оскорблениями, на которые хватало фантазии. А фантазии у него было хоть отбавляй, уж поверь. Однако со временем я кое-что о нем понял.

Марика повернулась к Гаррету, но в глаза по-прежнему не смотрела. Зато стала смотреть на то, как он играет с кольцами. Почувствовав себя неловко, Гаррет опустил руки.

— Я понял, что особенно отец бесился, когда я чего-то достигал. Например, когда моя команда из начальной школы заняла первое место, и я притащил домой кубок. Или когда я выиграл школьный забег. Или когда получил самый высокий балл за тест. Мне всегда хотелось, чтобы он мной гордился, но я не понимал, что он просто-напросто не мог. Не мог испытывать за меня гордости. — Гаррет глянул на Марику исподтишка. — Прошли годы, пока до меня не дошло, что причиной всему была зависть. Отец банально мне завидовал. Кто станет завидовать собственному ребенку?

В тусклом свете Марика посмотрела на свои ладони и вытерла невидимую грязь.

— Как бы то ни было, он умер, когда мне было десять, так что все это ерунда. И это приводит нас к злодеянию номер два. Когда я увидел тебя в объятиях твоего кузена… — Гаррет тяжело сглотнул, чтобы вернуть себе доступ к кислороду. — Буквально через месяц после смерти отца я застал мать в руках другого мужчины. В тот день я раньше пришел из школы и все еще оплакивал человека, который был этого недостоин, а у нее уже имелся другой мужик. Я в окно увидел, как они обжимаются, вбежал в дом и стал обзывать ее всеми теми же словами, которыми годами обзывал ее отец. В тот день из моего рта сыпались пропитанные ненавистью и презрением ножи, которыми он резал ее изо дня в день. — Гаррет засунул руки в карманы. — Через шесть часов она была мертва.

Поднеся руку к губам, Марика повернулась к нему спиной.

Боясь, что захлебнется от боли, Гаррет тоже отвернулся.

— Она всего лишь нуждалась в любви. Всем нужно, чтобы их любили и принимали. Но теперь это все не имеет значения.

Марика подошла к нему и положила ладонь ему на грудь.

— Еще как имеет. Но ты только что опять мне солгал.

Гаррет заглянул ей в глаза и стал потихоньку тонуть в их омуте.

— Клянусь, что нет.

— И все же солгал. Он тебя очень ранил. Пусть не физически, но эмоциональные раны порой бывают не менее глубокими.

Несколько долгих секунд боль внутри Гаррета боролась с желанием. Наконец он поинтересовался:

— Выпить по пивку? Таскается с дружками по барам? Ничего лучше не придумала?

Марика лишь поджала губы.

— Ты меня простишь? — тихо просил Своупс.

— За то, что ты придурок?

Против воли уголок его рта пополз вверх.

— Для тебя — мистер Придурок, дорогуша.

Стерев большим пальцем слезы с ее щеки, Гаррет наклонился и поцеловал Марику. Ее губы казались такими же мягкими и нежными, как вся она. Словно прохладная утренняя роса после обжигающе горячего дождя.

Изящные ладони скользнули вверх по его груди и легли ему на шею, а секунду спустя Марика прижалась к нему всем телом. Прорычав что-то прямо в поцелуй, Гаррет крепко ее обнял и стал наступать, направляя ее к ехавшему за ними джипу. Ему нужна была опора, потому что он собирался сделать нечто такое, что она никогда не забудет. Пока он сам не знал, что именно, но нужная мысль обязательно появится.

Садовски выскочил из джипа и сбивчиво забормотал:

— Я тогда это… ну… вон там постою…

Лучше бы ему и правда постоять где-нибудь вон там, да подальше. У Своупса срочно появилась куча дел.

Прижав Марику к решетке радиатора, он отступил на шаг. В свете фар красивое лицо словно светилось изнутри. Длинные ресницы слиплись от слез, а губы уже опухли от поцелуев. И только подбородок, тот самый прелестный подбородок, который так любил целовать Гаррет во время их встреч, едва заметно дрожал.

Проведя руками по спине Марики под футболкой, Гаррет расстегнул лифчик и стащил его с женщины вместе с футболкой. Обнаженная кожа тут же покрылась мурашками, и Марика потянула голову Гаррета к своей груди. Он накрыл ее грудь ладонями, наклонился и обвел языком кружок вокруг соска, который тут же затвердел, а Своупс принялся за второй.

Он слышал, как шумит кровь в венах Марики, и даже под покровом ночи видел, как расширились ее зрачки. Чувствовал запах феромонов, который источала шелковистая кожа. Ее тело реагировало на каждое его прикосновение, и впервые с подросткового возраста Своупсу пришлось бороться за контроль над своим собственным.

Когда он задел сосок зубами, Марика ахнула и прижала Гаррета к себе сильнее, но у него были другие планы. Он стал спускаться ниже, прокладывая дорожку из поцелуев по ее животу. Все десять секунд Марика поражалась тому, как резко все сегодня изменилось. Сначала они с Гарретом ссорились. В который раз. А потом он вдруг решил ей открыться. Открыться! Для нее это было почти таким же важным событием в жизни, как рождение Заира. И почти таким же болезненным.

Но сейчас, когда руки, пальцы и губы Гаррета оказались в нужных местах, Марика была на седьмом небе от счастья. Внезапно он поднял ее на руки, обошел джип, открыл дверь и уложил Марику на заднее сиденье. Прохладная кожаная обивка резко контрастировала с разгоряченной спиной, и в животе у Марики разлился жидкий огонь.

Даже в тусклом свете в салоне машины ей удалось рассмотреть сильные линии челюстей, чувственные губы, прямой нос и широкие брови. А еще суровое выражение лица и опьяняющую мужественность. Но дыхание перехватило не от этого, а от того, при виде чего Марике всегда было трудно дышать. Глаза Гаррета отражали лучный свет, будто из этого света и были созданы. Серебристые и мерцающие, они словно сияли хмельной чувственностью.

Порой луна странно влияет на людей, а на Марику странно влияли глаза Гаррета.

Уложив ее на сиденье, он снял с нее джинсы вместе с ботинками и бросил на пол машины. А потом вдруг замер, будто любовался Марикой. Будто она была виски, а он хотел утопить в ней все свои горести.

На Марике остались только трусы — последняя линия защиты. И она хорошо понимала: как только трусов не станет, она пропадет навсегда. К сожалению, Гаррет и не думал торопиться.

Он поддел эластичную ткань пальцами и потянул, как будто пробовал на прочность. Марика заерзала, пытаясь поскорее избавиться от последнего клочка одежды. Гаррет тихо рассмеялся, и Марике этот смех показался глубоким и манящим. А через мгновение Своупс уже держал ее за бедра, заставив замереть на месте.