Заведение
Шрифт:
— С мужиком-то в любом ашраме хорошо, — угрюмо бросает Кунти.
Все хмуро смеются.
Таиться друг от друга больше не к чему. Кунти достаёт пачку бири, спички, раскладывает перед собой. Все трое прикуривают от одной спички и с наслаждением затягиваются.
Тара натужно кашляет. У неё всегда так: после каждой затяжки — кхы, ак–кхы, тьфу! — никак горло прочистить не может. Обычно Джанки брезгливо отворачивается, но сегодня за разговором и внимания не обращает. Если бы знала Бэла, как её здесь честят!
— Зловредная бабёнка!
— А жадина, каких свет не видел!
— Такая только и знает, что
— А хитрая-то, хитрая какая!
— И те, кто повыше, говорят, очень недовольны ею.
— Старуха-то с дочкой крепко держат её на поводке.
— Делится, видать, с ними!
— Тихо!.. Гаури! Что она несёт-то?
Входит сияющая Гаури: в руках у неё поднос со сладостями от Рамы Нигам. Каждой из соседок Гаури со смехом вручает сладкий пирожок и кусочек халвы.
Кунти даже глаз не поднимает: боится, как бы не разболтала эта хохотунья о её делишках. Как-никак, а целую неделю были они во всем корпусе одни — Кунти и Г аури. Ещё до того, как начались занятия на курсах. Видать, пронюхала что-то — на ночь в соседнюю комнату перебирается…
— Мне это нельзя, — говорит Кунти и отодвигает угощение.
— А Лавочница-то наша чем перед тобой провинилась, тетя Кунти? — смеется Гаури. — Ведь неприкасаемой она не вас, а меня считает.
— Никакая я тебе не тетя!
— Эй, Гаури! Расскажи-ка нам лучше, какой винегрет у начальства — сухой или сочный? Сама, наверно, готовит?
— Нет, не сама… Готовит… как его… кондитер! Она только смешивает. А подает все отдельно — варёный рис, горох, овощи…
Оглядев кислые лица собравшихся, Гаури наконец догадывается: неспроста все это, тут что-то затевается. Чтоб им всем синим огнём в аду гореть! Гаури спешит удалиться. На губах её дрожит растерянная улыбка.
— Вы заметили?
— Что?
— Что творится там, в женской больнице?
— Ещё бы! — И все трое хохочут.
Отдельные занятия для девушек, прибывших на курсы, проходят в женском отделении городской больницы, и все тамошние мужчины — врачи и студенты — увиваются вокруг Гаури.
— Ты о нашей недотроге, что ли? Заметили, заметили, все заметили, не мы одни. Даже мадам Чако заметила.
— А вы знаете, кто муженёк-то у Рукмини? Настоящий бандюга! Его тут все боятся…
Рукмини, как обычно, на выходные уехала домой… Вернётся только в понедельник.
IX
С той стороны, где расположен «Центр материнства», доносятся звонкие детские голоса. Здесь задолго до открытия молочного пункта — а открывается он в восемь — собираются ребятишки, которым по утрам прописано молоко. Имя Бэлы Гупты знает тут каждый карапуз: с восьми до половины десятого Бэла возится со своими непоседливыми посетителями, то и дело покрикивая на очередь:
— Эй, девушка, девушка! Поддержи своего братика! Упадет… Латиф, не рви цветы! Иди сюда, посиди на скамеечке… Джахана! Забери свою корзинку! Таблетки получила? Не забудь пузырек с микстурой. Вот здесь стоит… Эй, эй! Радхешьям! Сейчас накажу… Рамрати, уведи отсюда этого негодника! И с завтрашнего дня вообще можешь не приходить! Разве можно обижать девочек?..
Пятилетняя Бульбуль, младшая сестренка Пхульпатии, притащила с собою кутёнка: обеими ручонками прижимает к груди чуть живого заморыша. Разве может Бэла равнодушно пройти мимо такой
сцены?— Эй, Бульбуль! Сейчас же унеси отсюда этого грязного щенка!
Но Бульбуль храбрая девочка.
— Зашем уношить? — шепелявит она. — Я денешку плинешла. Шделайте, пожалушта, калтошку для нашего Лакет–Кумала.
— Что-что? Как ты назвала его? Кумаром?
Пхульпатия весело смеется, обнажая ровный ряд белых, как жемчуг, зубов:
— Да не просто Кумар, а Ракет–Кумар!
— Хорошее имя — Ракет–Кумар. Значит, карточку, говоришь, надо? А где же деньги, дай посмотрю…
Бульбуль протягивает ручонку: на ладошке у неё действительно лежит монетка в одну ану.
— А назвал так щенка дедушка Пагалю, сосед наш, — с улыбкой поясняет Пхульпатия.
— Ну что ж, придется, видно, накормить твоего щенка, — смеется Бэла. — Рамрати, принеси, пожалуйста, полстакана молока…
— Зашем штолько? — упрямо наклоняет головку Буль-буль.
— А затем, чтоб твой Ракет–Кумар быстрее вырос.
Рамратия выливает молоко в плошку, которую принесла с собою девочка. Щенок принимается жадно лакать. А облизав плошку, умильно смотрит на Бэлу.
— Хватит, хватит с тебя! — машет рукою Бэла. — Такому и кувшина мало… А ты вот что, Бульбуль: поджарь зёрен арековой пальмы, натолки и давай ему каждый день. А то видишь, как животик-то у него отвис…
После того как молоко роздано, Бэла Гупта в сопровождении фельдшерицы делает обход. Увидев беременную, фельдшерица непременно побеседует с ней — поздравит, а иной раз и пожурит, посочувствует, деликатно объяснит, если нужно что. Расскажет, какую помощь роженице может оказать акушерка, которая находится в «Центре материнства». Бывает, правда, и по–другому: грязные, в замызганных сари женщины из квартала чамаров [37] обложат её последними словами:
37
Чамар — кожевник, член касты неприкасаемых, занимающихся выделкой кож.
— Шляются тут всякие! Учат все, учат! «Детей, — говорят, — меньше рожать надо!» Сами-то хоть по одному бы родили! А ещё учить берутся! Чтоб вам повылазило!
Но в присутствии Бэлы они предпочитают помалкивать.
Иногда Бэла навещает семьи ребятишек, которые получают у неё молоко, Если ребенок болен, она объясняет матери, что в ближайшее воскресенье нужно прийти к врачу: с августа детский врач, мадам Чако, принимает малышей в центре один раз в неделю по воскресным дням. Если Ребенок здоров, Бэла приглашает его мать на курсы кройки и шитья, открытые в «Центре рукоделия и ремесел»: обучение там бесплатное.
…Наконец к полудню обход закончен, и Бэла Гупта может часок спокойно передохнуть. Сегодня, однако, отдых не получился.
— Рамрати! Там кто-то пришел?
— Муж Рукмини… С вами хочет поговорить.
Войдя в канцелярию, муж Рукмини почтительно складывает ладони лодочкой:
— У жены сегодня небольшой праздник. Она хотела бы пригласить своих подруг: Кунти Дэви, Джанки Дэви и Гаури Дэви.
— Видите ли, разрешение покинуть территорию общежития зависит совсем не от меня, — вежливо объясняет Бэла. — За разрешением вам следует обратиться к доктору, мадам Чако.