завершение
Шрифт:
— Производитель, распоряжайтесь – собрание окончено!
Спать Мыслитель укладывался в палатке – ночи в пустыне холодные. Сегодня он решил расположиться на отдых пораньше, отказавшись от вечерних размышлений и созерцания звездного неба. События дня порядком его утомили. Это ведь только профаны невежественные думают, что каста Мыслящих живет припеваючи, вовсю пользуясь своими привилегиями, и в ус не дует. На самом же деле мышление, даже совершенно абстрактное, без видимой ответственности за последствия – тяжелая, изматывающая работа. Сегодняшнюю свою работу Мыслитель выполнил хорошо, дух экспедиции заметно поднялся, несмотря на прибытие группы особей с явно антисоциальными склонностями. Назавтра следовало
Мыслитель протянул щупальце, чтобы задернуть полог, но вновь – и что это за день сегодня такой! – почуял чью–то вопрошающую ауру. Начальник конвоя? Но что такое с его ореолом? Никакой заносчивости, зато обнаружились явные признаки глубокомыслия. Мыслитель только в обществе бывал выспренним и надменным, да и то, если обстоятельства того требовали; так что отозвался просто:
— Внимаю. Ваша аура изменилась?
— Я не на службе сейчас. Можно позволить себе подумать. При подопечных–то – ни–ни! Пусть лучше глупцом считают, так с ними легче управляться.
— Мы скоро отправляемся обратно. Так мы к утру доберемся до родника и устроим там дневку.
— Вам требуется мое разрешение?
— Ну, нужно ведь поставить в известность. Потом, хочу объяснить свое поведение там, на форуме. Начальник должен держать бравый облик на виду у подчиненных. Они ведь все время при Повинных и, бывает, такого от них набираются… Если я сам старшего не боюсь, то моим и подавно спуску не будет. А выкажешь слабость – команда разболтается, а подопечные еще больше испортятся. Уж лучше зарваться малость да выволочку схлопотать. И, если Вы не очень утомлены, я желал бы получить ответы на два–три вопроса. Поверьте, мне это действительно важно знать.
— Хорошо, но сначала ответьте Вы. Вы сейчас общаетесь как вполне мыслящая особь. И я наблюдаю у Вас признаки сформированных, выраженных и воспринятых другими мыслей. Что побудило Вас избрать такой вот род деятельности?
— А что побудило Вас покинуть уютный кабинет со всеми удобствами и забраться сюда, в пустыню, терпеть лишения и даже рисковать погибнуть?
— А, понимаю! Ваш материал – Повинные, и Вы решили держаться поближе к нему. Достойный пример самоотверженности. Но я не вижу у Вас никакой степени, не говоря уже о сане.
— Да кто же даст степень тюремщику? Должность, чин – и будет. Вы–то, для своей касты, вольнодумец редкостный, но другие… Потрясение основ… Да что там, сами знаете. Я Вам ответил?
— Да, исчерпывающе. Вы заслуживаете уважения, хотя лично мне неприятны. Понадобится содействие в ученом сообществе – можете на меня рассчитывать. Внимаю.
— Мне показалось, что упоминание о размножении Первых вызвало у Вас и личное отвращение. Что у них такого было в этом процессе?
— Мерзкий и пугающий вопрос. Мы пока не знаем, когда и как обнародовать сведения о нем, и стоит ли это вообще делать. Но с Вами, наверное, можно без обиняков – может в работе пригодиться, а извращениями да психопатологиями Вас не проймешь, всякого навидались… Но – тайна, тайна, и еще раз тайна!
— Первые, чтобы Вы знали, размножались многократно в течение жизни.
— Что–о?!!
— Именно так. Для нас размножение – Завершение, закономерный конец жизненного цикла, его неизмеримая вершина, укрытая священным покровом. Первые же могли спариваться и производить потомство много раз. Они сами выращивали и воспитывали своих отпрысков. Более того, нам достоверно известно, что не каждый половой акт у них приводил к оплодотворению. Они даже изобретали приспособления и придумывали способы совокупления, исключающие зачатие! Зачем – знает лишь Великий Дух, если только он есть. А свой жизненный путь они завершали от дряхлости и болезней.
— Да–а! Это должно быть правдой,
нарочно такое не выдумаешь. Они что же, перерождались после каждого соития? Становились другими? Хотя… Может быть, они вновь и вновь стремились пережить ощущения, возникающие при слиянии друг с другом? При их слабом духе у них должна была быть развита чувственность, раз биологически они были похожи на нас.— Я никогда не задумывался, и ни за что не стану этого делать, бывают ли при Завершении какие–то ощущения, и что это за ощущения. Чувственные же особи – Ваша епархия, а мое дело – факты. Но у Вас ведь есть ко мне что–то еще?
— Вы не верите в Великого Духа? Ходят слухи, что среди Мыслящих это не редкость.
— Я верю в факты, а Великий Дух не годится даже в гипотезы. Научная гипотеза должна заключать в себе условия для ее проверки опытными данными, а существование Великого Духа нельзя ни доказать, ни опровергнуть научно. Вера в него может быть только чистой верой. И Духовники правильно делают, что пресекают дискуссии непосвященных по этому поводу.
— Почему? Ведь свобода мышления…
— Если бывает полная свобода хоть в чем–то, то почему Повинные – Повинные, и чем Вы тогда занимаетесь? Я допускаю, что Великий Дух все же есть. И что мы когда–то, избавившись от бренной телесной оболочки, приобщимся в чему–то неизъяснимо–прекрасному и будем пребывать в вечном блаженстве. Но… Смотрите, хубза расцвела… Здесь ее естественные места произрастания, и ее жизненный цикл не сбивается, как в ботанических садах… И я не сбиваю Вас с толку и не увожу разговор в сторону… К утру цветок завянет, а к вечеру следующего дня засохнет и все растение. Остатки частью подъест местная мелкая живность, прочее высохнет и рассыплется в пыль. Природа, особенно при острой нехватке ресурсов, соблюдает известную экономию…
— А теперь представьте себе, что все клеточки этого мощного корня, протянувшегося вглубь на несколько саженей и улавливающего еле заметные частицы влаги, этого коренастого стволика, способного выдержать пронзительную зимнюю стужу и секущий ветер, этих плотных листьев, и в зной и в пыльную бурю обеспечивающих жизнедеятельность всего растения, наконец, этого прекрасного, изящного цветка – разумны! Тогда они не могут не понимать, что образуемый ими организм – совершенен и есть вершина в своей линии развития. Но кто и как в таком случае сможет объяснить им всем, что их удел, при несомненном личном совершенстве каждого и слаженной общей организации – быть всего лишь своего рода питательной средой для щепотки невзрачных семян, из которых смогут попасть в подходящее место и прорасти всего лишь одно–два, а то и ни одного?
— И потом, в пустыне ведь не только безобидные существа обитают. У меня в прошлом году двое рабочих погибли, наткнувшись на едучий цепень. Вот эта Ваша – простите, теперь уж моя головная боль – соблазнительница… Я уже и сам убедился, что ее дух необычайно тонок, чуток и в то же время силен. Откуда тогда и как следует, что мы с Вами достойнее Великого Духа, чем она?
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что если Великий Дух все же существует и управляет природой, то делает он это по–своему, а спрашивать нас или нет – на то уж его великая воля. Если вдруг россказни об энергетических вампирах окажутся правдой, то, с научной точки зрения, они – предвестники Слияния. Все равно, поодиночке или в виде коллективного разума.
— Н–да, вот теперь я точно не жалею, что не подался в Мыслящие… Пусть моя работа неприятна и презренна, но она приносит ощутимую пользу обществу. А наука…
— Наука аморальна, друг мой. Как и таблица умножения. Вот Ваши подопечные не аморальны. Напротив, им присуща очень строгая мораль. Только она у них не такая, как у нас. Возможно, рост числа Повинных есть как раз следствие упадка всеобщей морали… А наука – совершенно безнравственна. Что, разумеется, не касается ученых в обычной жизни. Но, извините, беседа наша затянулась, я утомлен, а завтра рано вставать, и хлопот полно будет.