Завещание 2. Регина
Шрифт:
Только вот теперь я уже не была так непоколебимо уверенна в том, что, если я и дальше продолжу ему отказывать, он останется так же сильно, как он говорит, в меня влюблен. Готова ли я подарить ему свою невинность? Тот ли он человек, с которым я проведу всю свою жизнь? Я не знала. Хотя, где-то не подсознательном уровне предполагала, что это не он. Но, тем не менее, терять Илью мне не хотелось. Эгоизм? Нет. Хотя, возможно лишь отчасти.
Я поправила на себе одежду и, поднявшись с кровати, подошла к окну. Октябрь в этом году баловал теплом. И, несмотря на уже установившуюся осень, дни все еще стояли теплые. В свете уличных фонарей блистели золотом уже полностью преобразившиеся деревья. Поежившись, я приобняла себя за плечи. Внутри гнездилась пустота и еще какое-то разъедающее чувство всепоглощающего
Но, несмотря на все эти мысли в душе было основательно горько. Мне все-таки хотелось тепла и внимания. А Илья говорил о любви, и поэтому именно от него я этого тепла и ждала. Но, по всей видимости, не судьба.
Передумав все, что только можно было, похвалив себя за стойкость, укорив за нее же, я все-таки переоделась в пижаму и отправилась спать. Сон на удивление быстро сморил меня, и в ночных грезах мне привиделось, как Илья целует мои руки и говорит, что будет ждать столько сколько потребуется, ведь такой, как я ему больше не найти нигде и никогда. Что он готов и за жар-птицей, и за молодильными яблочками, и по неизвестному адресу непонятно за чем, и в пасть к самому суровому дракону.
Каково же было мое разочарование, когда наступило утро и я открыла глаза, поняв, что это был всего лишь сон. Что ни на что подобное Илюша был совершенно не готов, а все сказанное им во сне – всего лишь плод моего воображения.
Через неделю мы помирились. Но я все равно поймала себя на мысли, что даже толика тепла, которая раньше присутствовала в наших отношениях, ушла. Почему он остался со мной? Для чего ему это было нужно? Я не понимала. А, может, просто не хотела понимать.
Он видный парень со своими каштановыми кудряшками, белозубой улыбкой и теплыми карими глазами мог заполучить любую. Они сами готовы были на него вешаться. К тому же, он всегда был чисто и модно одет, на запястье часы стоимостью в небольшую провинцию, а в руках брелок от машины. Далеко не каждый студент мог позволить себе ездить в академию на личном автомобиле. Илья мог. Несколько раз, еще в начале сентября он катал меня по вечернему городу, позволяя любоваться огнями прозрачных витрин, вывесок магазинов и баров, да вообще всей городской иллюминацией, что украшала Москву в темное время суток.
Помню, он даже как-то привез меня на смотровую площадку МГУ, а там весь город, как на ладони вместе со всеми его огнями. Помню мы стояли у парапета и целовались. Тогда еще неспешно. Но поцелуи Ильи всегда были напористыми. Не мог он долго сохранять видимость сдержанности.
Все наши последующие ссоры и всплески его взрывного характера должны были насторожить меня, подготовить, так сказать, к неизбежному. Но… Не подготовили.
Глава 11
Регина
В середине ноября я улетела домой.
Мне хотелось сделать сюрприз маме, поэтому я ей ничего не сказала, а позвонила дяде Килиму и сообщила, что собираюсь прилететь на пару дней, да и теплые вещи пора было перевозить, поскольку в воздухе над городом уже витало ощущение близкого наступления зимы.
Килим
Ярашевич воспринял мою авантюру с энтузиазмом и клятвенно пообещал, что маме не скажет ни слова. Я ему поверила, ведь его слово всегда было твердо, словно сталь. Жаль, что такие мужчины не встречались мне среди нашего поколения. Если бы я такого встретила, влюбилась бы без оглядки. И что-то мне подсказывает, что такой мужчина, как дядя Килим, ни разу не закатил бы мне бабской истерики по поводу отсутствия плотских отношений, а ждал бы столько, сколько потребуется. Почему-то мне казалось, что к такому мужчине и жар-птица сама бы в руки пошла, а суровый дракон при виде него самоубился, а для путешествия в неизвестном направлении непонятно зачем отыскался бы клубочек со встроенным GPS навигатором.Да, такие мужчины – редкость. И почему только мама этого не понимает…
В аэропорту меня встречала неизменная статуя медведя и, улыбающийся во все тридцать два, Килим Ярашевич.
Я, наплевав на любые приличия, бросилась к нему на шею на глазах у всех прибывших и встречающих:
– Папа!
– Малая.
Его огромные руки сжали меня в медвежьих объятьях. И именно в этот момент я почувствовала себя дома. Запах родного человека, непревзойденное чувство защищенности и понимание, что тебя ждали и тебе рады.
– Как ты тут? – спросила я, когда мои хрупкие косточки перестали сдавливать в тисках.
– По-стариковски, – ответил этот верзила, которому и сорока-то не было.
– Ты так говоришь, словно ты глубокий старец, – рассмеялась я.
– Знаешь что? Вот доживешь до моих лет, поймешь.
Так, шутливо пререкаясь, мы дошли до его машины. Вещей со мной почти не было, ведь именно за ними я и прилетела. К тому же всего на пару дней.
– Надолго? – спросил Килим Ярашевич, выруливая со стоянки.
– Нет, – грустно улыбнулась я. – Соберу теплые вещички и назад.
– Ну, рассказывай, как жизнь московская? Небось, парни за тобой косяками увиваются. Вон, красавица какая.
– Скажешь тоже, – покраснела я, поправляя съехавшую на глаза шапку. – Никаких косяков нет. Есть только один.
– Так, – протянул он. – А это уже интересно.
– А ты разве ничего не знаешь? – удивилась я. – Тебе мама не рассказывала?
Лицо дяди Килима ту же посуровело. С него моментально слетела вся веселость, а из глаз пропал задорный блеск.
– Что-то случилось? – насторожилась я.
– Нет, малая, ничего нового.
– Тогда что с лицом?
– Регина, ты же взрослая девочка и все прекрасно понимаешь. Неужели я должен тебе объяснять прописные истины?
– Поругались? – догадалась я.
– Нет, – грустно улыбнулся он. – Это сложно объяснить. Но я устал. Я столько лет ждал, добивался, что-то доказывал. Я почти превратился в евнуха. Забыл про гордость. Забыл обо всем. В голове только она. Я люблю ее! Но я не могу биться головой о каменную стену вечно. Она вымотала мне всю душу. Я больше не могу. Поэтому хочу, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от кого-то другого. Мы с твоей матерью больше не общаемся.
– Давно? – почти шепотом спросила я, голос от эмоций охрип.
Мама и дядя Килим были для меня неким ориентиром. Аксиомой. Своеобразная данность. А сейчас эта данность рассыпалась, словно красивый песчаный замок, смытый прибоем.
– С самого твоего поступления. Вот, как вернулись из Москвы, так и не виделись. Я тогда предпринял последнюю попытку. И сам себе дал зарок, если и в этот раз она меня развернет, то на этом все. И она, как ты думаешь, что? Правильно! Развернула!
– Так вот что случилось тогда? – наконец поняла я странное поведение мамы.
– А она ничего тебе не говорила? – вернул он мне мой же вопрос.
– Ты что, ее не знаешь? У нее все в себе, – тяжело вздохнула я.
– Это точно. Каменная баба.
Я метнула на него строгий взгляд.
– Извини, – сразу понял он, что сморозил глупость.
– Я понимаю, что характер у нее не подарок. Но она вырастила меня одна.
– Ну, я бы не сказал, что одна, – сразу же поправил меня дядя Килим.
– Да, ты всегда был рядом. И я не знаю, что такое произошло в ее прошлом, что она ни под каким предлогом не хочет пускать тебя в свою жизнь дальше, чем пустила. Но, папа, если кто-то и сможет ее сломить, то только ты.