Завещание Холкрофта

Холкрофт обдумал вопрос, заданный ему дипломатическим работником. Журналист? Как просто ответить «да», и какой это удобный предлог для вопросов, которые он сам будет задавать…

С другой стороны, через несколько дней ему предстояло вылететь в Рио-де-Жанейро. Ему придется заполнять иммиграционные анкеты, возможно, придется получать визу, он и сам толком не знал. Так что лживый ответ мог бы породить множество неприятностей.

– Нет, я архитектор.

Взгляд атташе стал удивленным:

– О, тогда вам следует побывать в Бразилии. Это – шедевр.

– Я мечтаю там побывать.

– Вы говорите по-португальски?

– Немного по-испански. Я работал в Мексике. И в Коста-Рике.

– Но мы отвлеклись, – сказал атташе, склонившись над столом. – Я спросил, не журналист ли вы, и вы заколебались, прежде чем ответить. Вы собирались сказать, что вы – журналист, потому что такой ответ многое облегчает. Если честно, то эта ваша нерешительность дает мне основания предположить, что именно вы и разыскиваете исчезнувшую семью. Ну, отчего бы вам не рассказать мне все начистоту?

«Если я собираюсь прибегать ко лжи во время путешествия по незнакомому лесу, – подумал Ноэль, – то сначала лучше проанализировать возможные ответы на несущественные вопросы. Отсюда вывод: надо тщательно готовиться».

– Да тут и рассказывать особенно нечего, – смущенно начал он. – Я собираюсь посетить вашу страну и пообещал одному приятелю поискать его старых знакомых. – Это было недалеко от истины. «Не так уж плохо», – подумал Холкрофт. Возможно, именно поэтому его слова прозвучали убедительно. Второй вывод: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды.

– Однако ваш приятель обнаружить их не сумел…

– Он пытался сделать это, находясь в тысяче миль от страны. Это же совсем другое дело.

– Пожалуй, да. Итак, вследствие того, что ваш приятель опасается возможного возникновения непредвиденных осложнений, вы не хотите назвать мне фамилию этих людей?

– Да.

– Любому адвокату ничего не стоит просто связаться в адресным бюро – через адвокатскую контору в Рио-де-Жанейро. Это делается постоянно. Но семья, которую хочет разыскать ваш приятель, исчезла из поля зрения официальных лиц – вот почему он и попросил вас выяснить их местонахождение. – Атташе улыбнулся и передернул плечами, словно преподал посетителю урок элементарной арифметики.

Ноэль смотрел на бразильца с нарастающим раздражением. Вывод третий: не позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами.

– Хотите, я вам кое-что скажу? – сказал он. – Вы малоприятный человек.

– Мне очень жаль, если у вас создалось такое впечатление, – с искренним сожалением произнес атташе. – Я хотел вам помочь. Это моя обязанность. У меня есть основания для этого разговора. Вы не первый и, бог свидетель, не последний, кто разыскивает людей, прибывших в нашу страну в сороковые годы. Уверен, мне не надо объяснять, что я имею в виду. Почти все это были немцы, многие из них приезжали в Бразилию с огромными деньгами, которые переводились из нейтральных стран. И я просто хочу вас предупредить: будьте осторожны. Люди, о которых вы говорите, не исчезают беспричинно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Они вынуждены исчезать. Вынуждены! И не только из-за приговоров Нюрнбергского трибунала и израильских охотников за нацистами. Многие из эмигрантов присвоили большие деньги – в иных случаях баснословные суммы, – которые были отняты у порабощенных народов, изъяты из государственной казны. Эти средства могут быть востребованы.

У Ноэля все внутри напряглось, тут была какая-то связь – неявная, даже обманчивая, если принять во внимание данный случай, но все же была. Фон Тибольты были причастны к похищению сумм столь значительных, что они не могли проходить по обычным гроссбухам. Но это же и не могло быть причиной их исчезновения.

Вывод четвертый: будь готов к неожиданным совпадениям и, сколь бы поразительными они ни были, будь готов скрывать свое замешательство.

– Я не думаю, что эта семья могла быть причастна к чему-то подобному, – сказал он.

– Но вы же не можете быть в этом уверены, коль скоро вам так мало о них известно.

– Допустим, я уверен. И меня интересует только, как я могу найти их – или хотя бы узнать, что с ними случилось.

– Я уже сказал: обратитесь к адвокатам.

– Никаких адвокатов! Я же архитектор. Юристы – наши естественные враги: они отнимают так много времени. – Холкрофт улыбнулся. – Что бы там ни смог сделать адвокат, я сумею сделать то же самое куда быстрее. Я говорю по-испански. Я пойму и португальский.

– Ясно. – Атташе замолчал и потянулся к коробке тонких сигар. Он раскрыл коробку и предложил сигару Холкрофту, но тот отрицательно помотал головой.

– Не хотите? Гаванские!

– Не хочу. К тому же у меня мало времени.

– Да-да, я знаю. – Атташе взял серебряную зажигалку, прикурил и сделал глубокую затяжку: кончик сигары вспыхнул. Он бросил быстрый взгляд на Ноэля. – Значит, я не смогу убедить вас назвать мне их имя.

– О господи! – Холкрофт встал. С него довольно. Он найдет другие источники информации.

– Прошу вас! – взмолился бразилец. – Сядьте, пожалуйста. Я отниму у вас еще минуту-две. Уверяю вас, вы со мной не теряете время!

Холкрофт заметил во взгляде атташе тревогу. Он сел.

– Ну и что?

– La comunidad alemana, говоря по-испански. Ведь вы говорите по-испански.

– Германская община? В Рио-де-Жанейро есть германская община – вы это имеете в виду?

– Да, но это не только географическое понятие. В Бразилии есть отдаленный район – германское баррио, так сказать, – но это не то, о чем я говорю. Я говорю о, как мы выражаемся, la otra саrа de los alemanes. Вы понимаете?

– «Другое лицо»… то, что под покровом, под немецкой личиной?

– Именно. Можно сказать, «оборотная сторона». То, что и делает их теми, кто они есть. Что заставляет их делать то, что они делают. Очень важно, чтобы вы это поняли.

– Пожалуй, я понимаю. По-моему, вы объяснили. Многие из них в прошлом нацисты, вырвавшиеся из сетей Нюрнберга, присвоившие чужие деньги, скрывающие свои подлинные имена. Естественно, такие люди будут держаться вместе.

– Естественно, – сказал бразилец. – Но вы можете подумать, что после стольких лет они ассимилировали.

– Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о двадцати пяти – тридцати годах. Это немного.

– Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к предкам. В Бразилии нечто иное. Немцы делают вид, что они ассимилировали, но это не так. В коммерции – да, но в остальном – не очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от окружающих. Внутри их общины есть своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно, себя они называют швейцарцами или баварцами. – Атташе замолчал. – Вам ясно, что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить – наше правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на очень низкой ступеньке. И мне позволено. Вы меня понимаете?