Завещание императора

– Солдаты так говорят? – делано изумился Приск.

– Я слышал… – не очень уверенно заявил Филон, но тут заговорил с прежним напором: – Так вот, супруга велела нарумянить покойного, надушить, позвала писца и нотариуса, а за занавеской поставила чревовещателя, который, имитируя голос покойного, продиктовал нужное хитрой вдовушке завещание. Однако кто-то из слуг донес сыну покойного, рассчитывая на награду. Обманутый сынок примчался в дом, сорвал занавески, выволок актера из ниши за кроватью и чуть было не пришиб беднягу до смерти.

– И что будет с чревовещателем?

– Его казнят… а может, и нет… Адриан, кажется, хотел его все же помиловать… В городе найдется с десяток, кто способен устроить спектакль не хуже.

– Чревовещатель… – проговорил в задумчивости Приск. – И он может говорить голосом любого человека?

– Именно.

«Кто, кроме Траяна, может огласить его последнюю волю…» – вспомнились Приску слова Адриана.

Наверняка наместник тоже слышал эту историю и – кто знает – подумал о том же, о чем сейчас Приск… Ведь спектакль можно устроить и более надежно. Были бы в доме союзники и не нашлось бы – доносчиков.

В этот момент прибежал из кухни мальчишка сообщить, что обед уже готов и пора подавать закуски.

Филон повел гостя назад в дом, но задержался на террасе.

– Забыл показать тебе еще одну забаву… – Механик стремился задобрить гостя, как будто от Приска зависело – выплывет ли наружу дело с машинами или нет.

Ниже первой садовой террасы располагалась другая – засаженная туями, подстриженными так искусно, что казалось, стадо зеленых овец расположилось внизу. Среди них свечками поднимались черные кипарисы. Филон взял у подбежавшего мальчика горсть зерен и бросил вниз – тут же стая птиц устремилась к корму… А из кустов им навстречу выскочил деревянный человечек и замахал скрепленными шарнирами руками. Пернатые с криком понеслись прочь…

– Забавно, да? – улыбнулся Филон.

– Мой маленький Гай пришел бы в восторг… – заметил Приск.

И вновь охватила его тревога – от Кориоллы так и не приходило сообщений. Ни одного. А ведь сговорились, что осенью станет она слать письма сразу в Антиохию, непременно каждые нундины [72] .

* * *

Триклиний – вот настоящий центр антиохийского дома. Случалось, хозяева проводили в триклинии целый день, отлучаясь только в латрины да в термы. Разумеется, Филон не из таких, но сибаритства по сравнению с Дакией в нем явно прибавилось. Хозяин расположил трибуна за столом на самом почетном месте подле своего.

72

То есть каждую неделю, которая равнялась 8 дням.

Юный Марк запоздал на трапезу – уже подали фаршированные яйца и лангусты, когда Декстр влетел в триклиний – растрепанный, в венке набекрень, – парнишка явно не собирался дожидаться ночи, чтобы оценить, насколько хороши будущие прислужницы храма. Для него путешествие на Восток начиналось весьма бурно.

– Неужели Афраний доверил тебе собственного сына? – недоверчиво покачал головой Филон.

– Центурион Декстр всегда меня ценил, – отозвался Приск. – А парнишка смел и уже проявил себя недурно в бою с разбойниками.

– Я убил троих, – сообщил Марк, хотя, насколько помнил трибун, прежде речь шла об одном. Но какой же солдат без хвастовства!

– А что Адриан? – спросил Приск. – Антиохийцы его любят?

– Жители города любят только самих себя, – засмеялся Филон. – И то – каждый по отдельности. Главный их интерес – скачки в антиохийском цирке или театральные развлечения. Они пишут на Адриана эпиграммы, а наместник отвечает им тем же. Их язвительность не знает удержу. Каждый житель желает перещеголять другого, придумывая императорскому племяннику обидные прозвища. Все стены на улице Герода исписаны этими посланиями…

– Еще не успел прочитать…

– Так что в какой-то степени они его любят – за то, что наместник остер на язык и не приказывает искать сочинителей обидных строчек, – заключил Филон.

– Ты сам-то отправишься на войну? – поинтересовался как бы между прочим трибун.

Механик оглянулся и, понизив голос, шепнул на ухо гостю:

– Полагаю, что нет. Я уже стар для таких забав. К тому же Адриан не будет принимать участия в кампании.

– Ты уверен? – удивился Приск. – Разве наместник Сирии не должен командовать одной из армий, как это делал наместник Нижней Мезии Лаберий Максим во время Дакийской войны?..

– Адриан останется в Антиохии – это уже точно известно.

– Нет, погоди! Адриан был лучшим командиром легиона в Дакии. Или у Траяна так много людей, равных ему по уму и талантам?

Филон скорчил странную гримасу, как будто хотел спросить, но спросить безмолвно: «Ну при чем здесь таланты, старина Гай?»

– На Адриане будет снабжение армии хлебом, набор резервов, обеспечение строевым лесом, – поведал Филон. – Но легионы в бой он не поведет. Легатствовать будет кто-то другой…

– Я стану легатом! – воскликнул изрядно захмелевший Марк, уловивший концовку непонятного ему разговора.

«Траян не хочет, чтобы к дакийской славе Адриана прибавилась еще и слава парфянская… – сделал вывод трибун. – Бывший легат Первого легиона Минервы будет заниматься обозом…»

* * *

Когда Приск ушел, Адриан долго расхаживал по таблинию. Затем достал стиль и чернильницу, кусок наилучшего пергамента и принялся собственноручно записывать послание. Писал он своей давней и верной союзнице в Риме, жене императора Траяна Плотине. Писал в общем-то ни о чем, просто рассказывая о нынешних своих тягостных обязанностях и чувстве одиночества (это в Антиохии-то!) и о том, как не хватает ему, Адриану, общества мудрой и чистой душой Плотины. Это было изящное и льстивое письмо, не сообщающее ничего важного, но укрепляющее и без того прочную связь между стареющей женщиной и молодым мужчиной. Не просто почтение сына перед умудренной матерью – такое письмо вряд ли написал бы Плотине родной по крови сын – но послание одного единомышленника другому. Адриан не сомневался, что сердце Плотины растает, когда она станет читать эти строки. Сейчас ему как никогда был нужен надежный союзник рядом с императором. В конце письма он как бы между прочим поинтересовался здоровьем императора и выказал соболезнования по поводу кончины его сестры – известие об этом только-только пришло в Антиохию. Адриан рассыпался в похвалах достоинствам покойной и сожалел, что теперь подле Траяна будет меньше на одного наипреданнейшего и любившего его человека. А также выказывал опасения, что Траяну в его уже почтенном возрасте тяжело будет переносить долгий поход по знойным пустынным землям Парфии. Разумеется, Адриан точно знал, что император никогда не откажется от задуманного. Но сейчас необходимо, чтобы Плотина особенно тщательно следила за здоровьем мужа… «Ведь мы надеемся, что наилучший принцепс еще много лет будет управлять Римом мудро и милостиво», – говорилось в письме. Ото всех этих фраз за милю разило фальшью, но Адриан был уверен – Плотина ее не распознает.

Затем наместник вызвал к себе Зенона и отправил его отыскать у торговца тканями самую замечательную, самую лучшую паллу – дабы отправить ее «как незначительный подарок» вместе с посланием в Рим.

Адриан понимал, что внезапно пришедший ему в голову план воплотить будет очень и очень трудно. И все же… Он рассчитывал его осуществить. Однако помощь Плотины в этом случае окажется просто необходима.

После покупки паллы Зенон зайдет в городскую тюрьму и вручит центуриону городской стражи письмо наместника. В письме Адриан требовал назавтра доставить к нему во дворец чревовещателя Ордоза и все документы по данному делу, дабы разобрать, кто виновен в учиненном безобразии.

Ну и наконец было еще третье письмо…

Взяв запечатанные послания, Зенон вдруг замешкался.

– В чем дело? – спросил Адриан, разыгрывая изумление.

– Не напрасно ли все? – усомнился Зенон. – Ведь когда Траян вернется в Рим…

– Он не вернется, – отрезал Адриан.

Зенон невольно шагнул поближе к господину.

– Но почему ты так думаешь?

– Все просто, Зенон. Ты ведь знаешь, как Траян преклоняется перед славой Великого Александра? Нет для него звезды притягательней и ярче, нежели македонский герой. Помнишь, как он клянется: «Это так же верно, как то, что я превзойду своей славой Александра…» Мне порой кажется, что и завоевывать Парфию он идет, лишь бы доказать Сенату и народу, что и у Рима есть герой, ни в чем не уступающий Александру. Тот разбил Дария, Траян же захватит Ктесифон и будет плавать в триреме по Евфрату и Тигру.