Завещание предков

Он помолчал, склонившись к клюке, потом опять вздохнул и махнул рукой.

Его плохой вид и слова выбили меня из колеи. На первый вопрос леший ответил, хоть и опять туманно.

– Где, то есть когда я сейчас, в каком времени?

– Ты дома. Через день как в прошлое отправился.

– Почему через день?

Леший прислушался к чему-то и поморщился. Вдруг показалось, что он ещё немного постарел. Что это с ним?

– Что с тобой, Кочур? Почему так выглядишь, заболел?

Дубовой криво усмехнулся:

– Небось, часто по головушке получал, что памяти не стало? Говорил же - не болеем мы. Как умирает древо - умираем мы.

Тяжело вздохнул и медленно сказал:

– Древо силу теряет, скоро потеряет. Поэтому я тебя и привёл к нему.

– Погоди, не понял я. Как привёл? Ты и здесь, и там, в прошлом, как это? Или в прошлом был не ты?

Наставительно направив на меня палец, леший произнёс:

– Леший - пока древо в силе, леший всегда, во всё время древа. Древо живёт, а леший один, вне времени.

– Ага, вездесущ, получается. Ну, совсем как Бог.

Кочур нахмурился:

– Не богохульствуй.

Я усмехнулся.

– Странно слышать такие слова от нечистой силы.

– Молодой ты ещё и многого не понимаешь. Ладно, устал я. Иди домой, человече, и не бойся, тебя никто до дома не увидит. Иди, тебя ждут. И, прощай.

Леший прислонил голову к клюке и закрыл глаза.

– Кто меня ждёт, скажи?

Но леший не ответил. Медленно растворяясь, хранитель повернулся к стволу дуба, и вошёл в него. Я сидел и смотрел на древо. Почему оно теряет силу? От чего, от старости? Возможно, ведь ему около восьми веков. Кстати, сам дуб выглядит как-то не так. Листья что ли стали желтее? М-да, дела. Со временем тоже не совсем понятно. Я прожил там, в тринадцатом веке почти десять месяцев, а тут прошел всего день.

С трудом встал и посмотрел на себя. Хм, понятно, почему мне так жарко. Я же весь в зимнем, а тут лето. И это всё это порвано или рассечено, и в крови. В моей крови. Я сунул пальцы в рассечённый рукав, раздвинул кольца и посмотрел на руку. Зажило. Тут же посмотрел на левую ладонь, и тут тоже. На израненные ноги можно и не смотреть.

Маклауд, мля!

Как домой идти? Вид-то у меня убойный, до первого жителя, а там.... Хотя леший обмолвился, что меня не увидят. Ладно, пойду домой. Постоял и подумал - стоит ли бронь тут снимать, или нет? Бросать её и саблю не хотелось, всё-таки память, а в руках нести тоже неохота. Решено - разденусь дома, уж потерплю как-нибудь.

По дороге сильно захотелось свернуть в сторону Заимки - посмотреть на место бывшей отцовой родины и родовой вотчины. Только навалившаяся усталость и дикий голод не дали мне свернуть с пути. Хоть все раны и зажили, но потеряно много крови, и сил просто не было. Требовался отдых и хорошее питание. Отмоюсь, поем, отдохну, и схожу. Завтра.

Как дошел до дома помнил уже смутно. Проходил мимо людей, как мимо пустого места, но мне было уже плевать, увидят меня или нет. Дома еле-еле стащил с себя бронь и одежду, беспорядочно свалив всё в угол комнаты. Через силу заставил себя залезть в душ и помыться.

В зеркале душа увидел заросшее густой седой бородой и покрытое сеткой глубоких морщин лицо. Это что, я? Побрился, зачем мне здесь борода?

Вылез из душа, добрался до кровати и отключился.

Снов не было. Совсем.

Проснулся днём. Сутки, наверно, проспал. Побрёл приготовить поесть. Из продуктов в доме только картошка и макароны. Остальное выгреб с собой в прошлый раз. В магазин схожу потом, на данный момент обойдусь жареной картошкой без хлеба.

Пока ел, смотрел по телевизору новости. В углу экрана увидел время и дату. Чуть не упал со стула. Я спал два дня! Обалдеть. Потом увидел такое...

Через десять минут мчался по лесу. В груди бешено колотилось сердце, а в голове билась одна мысль: "Успеть, только бы успеть". Плевать на хлещущие по лицу ветки, надо успеть. Четыре километра по лесу пролетел как на крыльях.

Лес вдруг кончился.

Поразила открывшаяся картина. Широкая просека начиналась у опушки, где раньше стояло древо. А посередине поляны, большой бульдозер разравнивал возвышенность, на котором стоял дуб. Стоял. Само древо уже раскряжеванное лежало на краю просеки.

Грудь сжало болью и тоской.

Вот значит, почему леший имел такой вид. Он не сказал до свидания, он сказал - прощай. А я не понял. Зачем он привёл меня к древу и возвратил домой? Зачем? Кто меня тут ждёт? Кто? Тут у меня никого не осталось. Бывшая жена меня и не вспоминает, дочь видеть не хочет. Родители погибли, а других родных нет. А там...

Там друзья, с которыми я лил кровь. Я хочу остаться с ними.

– Что же вы наделали, люди?

– Эй, тут находиться нельзя. Эй, ты меня слышишь?

Одетый в желтый жилет и каску рабочий подошёл ко мне.

– Что же вы наделали?

Он посмотрел на то место, где работал бульдозер, и сказал:

– Да, жаль. Такое дерево спилили. Наверно лет пятьсот стояло.

– Больше, больше оно стояло. Что же вы наделали?
– Ком в горле разростался.

Рабочий подтолкнул меня к лесу.

– Ты, иди, не мешай. Тут газопровод пойдёт. К вам в посёлок и тянут его.

Я повернулся и побрёл назад. Сердце забивало болью.

Остановился, прислонившись к толстой берёзе. Боль чуть отпустила, как будто дерево забрало часть её.

С удивлением понял, что я вышел на место, где стояла деревня Заимка.

Ничего не осталось, нет даже намёка на то, что тут когда-то была большая деревня. Всё забрал лес. На месте, где стояли когда-то дома, росли молодые сосны. Бывшие огороды густо заросли березняком, а на еле заметной дороге торчали молодые осинки.