Завещание рыцаря

НА крыльце лежал рослый мальчишка в окровавленной, драной пятнистой форме. От него буквально несло страшным жаром.Склонившуюся над ним Александру Ильиничну он не видел и, прошептав: "Хэлп… Эндрю нот филлинг вэлл… фор годнэсс сэйк…"²⁷– окончательно потерял сознание.

Английского старушка не знала, так как в своё время учила немецкий, да и его хорошо знать в те времена в среде учеников считалось предательством Родины. Но догадалась осмотреться - и обнаружила второго мальчишку. Он лежал в трёх метрах от крыльца на самодельной волокуше - тоже без сознания, покрытый жуткими опухолями и мазками крови, вообще голый.

Звать на помощь было некого - врача или хоть медсестры в Разгуляе давно не было, народу тоже почти не осталось, но Александра Ильинична самоотверженно взялась за дело и справилась сама, хотя оба её ночных гостя фактически были при смерти. К счастью, в молодости она получила на военной кафедре ВУЗа образование военфельдшера и ещё в школе работала и за врача. Пулевые ранения ей тоже приходилось лечить…

…Мы прожили у этой гостеприимной и немного суетливой бабули ещё четыре дня - и за это время она нас расколола так, как не удавалось ещё никому за время путешествия. Да мы, собственно, и не таились - это было бы по меньшей мере неэтично и некрасиво в отношении человека, вытащившего нас с того света. Кроме того, оказалось, что разговоры вслух здорово помогают систематизировать узнанное.

Рассказали мы ВСЁ вечером четвёртого дня, потому что утром собирались уходить. Разгуляй вымирал, но, как ни странно, магазин в деревне был - его держал один предприимчивый уроженец деревни, давным-давно живший в Тамбове. Держал себе в убыток, из чистой ностальгии по родным местам, но нам от этого было только лучше. Деньги у Энтони уцелели, и мы смогли запастись продуктами и двумя школьными рюкзаками, а заодно и подходящей одеждой для меня. Просто нечестно было бы уйти от старушки, не заплатив ей хотя бы рассказом -любопытства открыто она не выказывала,но нужно было быть дураком, чтобы не понять её чувств…

Рассказывать взялся Энтони. Пожилые люди умеют и не стесняются сопереживать рассказу, но Александра Ильинична слушала, сидя неподвижно, подперев голову рукой, только в выцветших от старости глазах отражался огонёк керосиновой лампы…

…- В Белом вам повезло, внучки, - сказала она, когда Энтони замолчал.
– Ох, повезло… Расселяли его аж в 78-м, так людей-то силой увозили, нехорошо получилось. С тех пор дурное то место, немало людей там пропало. А на ту стаю собачью облавы делали - убьют одного-двух, а стая уходит… Ну и нечисть, само собой, - как о чём-то обычном, сказала она.
– В доме-то ведь два духа живут: домовой и кикимора…

–  А она разве не в болоте?
– осторожно осведомился я. Александра Ильинична покачала головой:

–  Уж много раз слышу такое, а откуда взялось - не пойму. Кикимора - злой дух дома. Если люди из дома уходят, а домового с собой не берут - он умрёт скоро, не может без людей. А кикимора - ничего, живёт, только ещё злей становится… - бывшая учительница помолчала, а потом вдруг скзаала, словно решилась: - Может, и не надо вам рассказывать - опасное дело… А только и молчать - не по-людски, раз уж ты так к своему стремишься, и не ради денег… - она кивнула Энтони.
– Люди о своём прошлом, о тех, кто жил до нас, помнить должны… Говорите, учитель татариновский с вами беседовал? Всё он правильно рассказал. И Татариново, и Погорелое - сёла молодые, нашествия монгольского не помнят, конечно. И курган тот, что в лесу - его Горелой Могилой по-тому называют, что там умерших от холеры сжигали. А вот одного он не знает. Может, и рассказывали ему, да забыл - а может, и не попалось никого, кто рассказать мог. Это немногие помнят - нам прадед рассказывал, он в параличе лежал три года, но ни память, ни речь не потерял, вот и говорил - много, словно торопился… Может, и не случайно вас к моему дому вывело… - она внимательно посмотрела на нас и, кивнув каким-то своим мыслям, заговорила снова: - Курган тот - древний. Горелой Могилой его стали называть после холеры, а до этого называли Княжьей Могилой…

У меня захватило дух. Неужели… вот оно?! Ради одного этого мгновения стоило пройти через всё,выпавшее нам…Честное слово - стоило! Энтони закусил губу и, не мигая, смотрел на Александру Ильиничну, лишь спросил отрывисто:

–  Почему?

–  Да потому, что и есть этот курган - княжья могила. Жил там князь с дружиной, стоял его городок - небольшая крепость, пограничная, как ты говорил - и погиб он там, когда монголы пришли, защищая рубежи Отечества… Так выходит, что курган - могила и для князя, и для дружины его. Прадед говорил, что враги князя убили - и неприбранным бросили, не по-христиански. Вот Пётр-ключарь - знаете, кто это?
– и не пустил его в рай. Хотел, а не смог, потому что православному путь туда без погребения заказан. Но всё-таки князь за родную землю жизнь отдал, себя не пожалел - вот и сказано было ему именем Божьим, что быть ему и после смерти на рубежах родной земли, как и прежде, её защитником. С той поры уж какой век несёт он службу… Что в давние времена было - я не знаю, врать не буду. А вот не так чтобы давно были случаи. Раньше-то запрещали об этом говорить, да ещё если в школе, с детьми, работаешь… - она вздохнула: - Вы не думайте только, что бабка из ума выжила. Рассказам этим свидетели есть. Было это в 18-м году, как раз в самом начале гражданской войны… Собрались в наших краях челове двадцать офицеров, что после Первой Войны по домам вернулись с фронтов, да из плена германского. А с ними столько же примерно юнкеров, мальчишек вроде вашего, они сюда из Москвы ушли… Их всех как раз силой в Красную Армию забирать начали, вот и решили они тайком к генералу Маркову на Кубань уйти. Знаете такого?

Я кивнул:

–  Он в Добровольческой Армии командовал, у белых, в самом начале войны. А потом погиб.

–  Верно, - покивала тоже Александра Ильинична.
– Ну вот… Народ бывалый, огни и воду прошли, оружие у них было, едой запаслись… Только нашёлся такой Иуда, рассказал комиссару продотряда, что недалеко отсюда, в Колобове, стоял. Однако, и добрый человек нашёлся - предупредил, чтоб уходили… Учили в школе, как в ту войну русский русского убивал, словно настоящего врага? И красные, и белые - все в крови были… - она вздохнула.
– Поняли офицер и юнкера, что будет им смерть. Продотряд-то - как бы не триста человек, а их всего три десятка! Ночью и ушли - прямиком через цнинские болота. Комиссар и гнаться не стал - рукой махнул. Болота там гиблые… Мол, одна им могила будет, и с похоронами не возиться… А всё ж прошли они болота насквозь!
– торжествующе объявила Александра Ильинична.
– И КАК прошли, - она понизила голос.
– Увязли они в топях, как муха в меду. Ни вперёд, ни назад! Куда ни сунься - везде топь страшная, окна бездонные, вода мёртвая. А тут ещё туман с болот встал - дурной туман, волю у людей отнимает, а все страхи в нём растут…

Я слушал, как заворожённый. Старушка рассказывала так, словно бы сама там была - и я почти видел страшную топь и кучку отчаявшихся, усталых людей в мокрых шинелях с погонами,с бесполезным оружием в руках - окружённых смертью со всех сторон…

…- Вдруг видят они - всадник едет по болоту. В тумане едет, как в море, только силуэт тёмный виднеется. Голову так опустил, задумался. А где едет - по самой трясине, через смерть страшную! Опешили они, офицеры-то. А всадник и махни им рукой, словно за собой зовёт. Верно говорят - кто тонет, за соломинку хватается. Пошли люди за ним.Идут - а под ногами гать затопленная! Долго шли, потом уж на твёрдое место выбрались, глядят - а благодарить-то и не кого. Ушёл туман, сухо под ногами - и одни они… Вот. И потом было, уже как фашист напал, в 41-м. До нас-то он не дошёл, не пустили его. Церквушка тогда была в Татариново. Батюшка наш ночь напролёт молился об одолении врага и победе нашим воинам. Слышит под утро - стучат в дверь. Да так, словно к себе домой, громко! Батюшка на крыльцо вышел - нету никого, пустая улица, а на ступеньках стоит деревянный сундучок, старый, чёрный… Открыл его батюшка - и обомлел. Доверху полон золотыми монетами сундучок оказал-ся - да не какими-нибудь, а самыми старинными, ещё от Святого Владимира Красно Солнышко, что Русь крестил… Предколхоза татариновский неверующий был - а босой в церковь прибежал, батюшку расцеловал на радостях. В газете писали,что на деньги те несколько танков построили. Думали, батюшка часть церковного богатства на это отдал, а он поклялся перед смертью в том, что не было в церкви такого… И последний случай недавно был - несколько лет назад. Бежали из колонии - тут, недалеко - четверо преступников. Двух часовых убили, автоматы у них забрали… Страху мы натерпелись тогда! Деревня-то пустая почти! Какая защита, от кого… Ловили их, конечно, но вы ж сами видели, какие леса тут… Неделю ловили. Нету их. И не выходят никуда, и не видели их нигде. Решили уж, что они лесами в соседнюю область подались. А потом нашли их - разом всех. Как раз тут - за Княжьей Могилой. Все четверо мёртвые лежали. Автоматы рядом, ни один патрон не трачен, ножики их самодельные - за голенищами. И крови - ни капельки, а только говорили, что лица у них были такие, словно увидали они страх - и кончились разом. А ведь отпетые были… Князь их погубил. Не любит он злодеев…

–  Значит, искать надо в кургане… - медленно сказал Энтони. Глаза у него были недоверчивые и словно бы пьяноватые - да я и сам ощущал приподнятость от близости цели.

Александра Ильинична встала. Встала даже как-то величественно.

–  А ты не торопись, - сказала она и пошла к стене, в угол, где висела большая икона.
– Не торопись, - повторила она и достала из-за иконы старую тетрадку - ученическую. Вернулась за стол, положила тетрадку перед собой.
– Это я за прадедом записывала. Не сразу, конечно, когда подросла и поумнела. И не всё здесь - всего не вспомнишь… И хочешь верь, хочешь не верь, внучек, - она посмотрел на Энтони, - а только… ЕСТЬ ТУТ ПРО ТВОЕГО ПРЕДКА.

–  Дайте, - прошептал Энтони и протянул руку.
– Дайте мне.

–  Погоди, не найдёшь. Я сама прочитаю, - она взяла с полочки над столом очки, начала листать тетрадь, страницы которой оказались мелко и часто исписаны.- Вот. Есть тут, я помнила…- и Александра Ильинична начала читать…

–  Подзывал к себе князь двух вернейших слуг,

Ближних двух бояр из дружинушки.

Говорил им князь речи тайные,

Речи тайные - не чужим ушам.

"Ой бояре вы мои ближние!

Вы служили мне верой-правдою,

Выц хранили со мной землю Русскую,

Послужите вы мне и в последний раз!"

Говорили бояре хоробрые,

Князю в пояс земно покланявшись:

"Что ты скажешь - исполним истинно,

Как прикажешь - так то и станется!"

И с печалью им отвечает князь:

"пропадёт поутру дружина моя,

Пропадёт и град, и все жители!

Беззаконная сила вражия

Велика числом, многочисленна -

Не сдержать её ни острым копьём,

Ни булатным мечом, ни молитвою!

Вы, бояре храбрые ближние,

Вы берите мою богату казну,

Собирайте в сумы злато-серебро,

Вы везите казну на Лучков угор,

Хороните казну в подземелия,

Хоронитесь с казной там и сами же.

Враг пришёл - враг уйдёт, жизнь не кончится.

Выходите тогда вы на белый свет,

Раздавайте казну вдовам-сиротам,

–  Раздавайте бездомным, калеченым…"

Ночью потемну, нелюдским путём,

Поскакали бояре храбрые,

Повезли казну на Лучков угор.

Да увидели их во тьме ночной,

Углядели колдуны тугарские.

Натравили погоню, науськали…

Говорит тогда один из бояр,

Говорит своему он товарищу:

"Нет тебе тут ни славы, ни почести.

Не с Руси ты сам, так зачем тебе,

Из немецких земель приехавши,

Класть здесь голову, не в своей земле?

Ты скачи дорогой обочною,

Уведу я тугар вослед за собой!"

Говорит ему боярин другой,

Из немецких землеь приехавший:

"Нет в далёкой земле, что под кралем²⁸ моим,

Нет у нас такова обычая -

Друга бросить, спастись, чтобы дальше жить -

Нет такого завода-правила!

Мы поскачем с тобою и далее,

А что будет - на то воля Божия…"

Александра Ильинична закрыла тетрадку. Пламя в керосинке горело ровно, похожее на острый наконечник копья. Энтони сидел, сцепив перед глазами пальцы. Потом отрывисто спросил:

–  Лучков угор - это что?

–  Не знаю, - вздохнула Александра Ильинична.
– Вот разве что есть отсюда в тридцати километрах, на цнинском берегу, деревушка Лучки…

ГЛАВА 28.

–  Значит, клад всё-таки есть, - задумчиво сказал Энтони и поморщился, придерживая правой рукой плечо - телегу подкинуло на ухабе. Так же задумчиво я ответил: