Завещание рыцаря
Шрифт:
– Удивительно было бы, не будь его…
– Почему?
– спросил Энтони.
– Без этого наша история будет незаконченной, - серьёзно пояснил я, и Энтони, поморгав, вдруг ухмыльнулся:
– Да, ты прав… - но тут же вновь стал серьёзным и вздохнул: - Мне не верится, что так может быть. Выстрелить в небо с закрытыми глазами и сбить самолёт…
– Бывает и так, - возразил я. Энтони кивнул:
– Да, наверное, бывает… Но что если эта баллада… былина - просто выдумка, совпадение?
– Нет, вряд ли, - я поёрзал на врезавшемся в зад бортике телеги, нашёл пока ещё неотсиженное место и начал обстоятельно пояснять, развеивая не столько сомнения Энтони, сколько свои собственные.
– Ты послушай. Я этих былин кучу прочитал. Знаешь, что
– …исказившийся от времени рассказ о реальном историческом событии, - закончил за меня Энтони.
– Мне хочется надеяться, что ты прав. Очень хочется.
– Вообще-то всё очень логично, - продолжал я.
– Есть пограничная крепость. В ней - казна, или собственно княжеская или собранная в начале зимы с местного населения дань, которую не успели отправить в Рязань. Нападает враг, враг сильный и однозначно победоносный. Князь, как и положено хорошему правителю, думает не столько о себе, сколько о том, как и чем станут жить после ухода или изгнания врага уцелевшие люди. Он и поручает двум надёжным воинам тайком выбраться из крепости и укрыть казну в заранее подготовленном тайнике или просто в удобном месте. Воинов замечают татары, гонятся за ними… А дальше былина либо утеряна, либо Александра Ильинична не записала.
– Они могли и не добраться до цели, - покачал головой Энтони.
– Тридцать километров скакать от врага! Тогда мы ничего не найдём - их останки лежат где-то в лесах, а клад - и Святой Грааль с ним!
– увезён татарами.
– Послушай… - я помедлил, собираясь с духом.
– Послушай, ты правда веришь в эту чашу?
Какое-то время Энтони молчал, покачивая головой то ли в такт движению попутной подводы, то ли собственным мыслям. Шустрый пожилой мужичок в старом соладтском кителе, подобравший нас на лесной дороге, почмокивал губами на лошадь. Такая привычная дорожная пыль висела за телегой, и я лениво подумал, что уже и не представляю, как можно жить по-другому-встал утром и идёшь до вечера с небольшими перерывами, а вокруг всё то же - лес и лес, но одновременно очень разный, всегда новый…
– Обрёл в тяготах похода великое сокровище, - сказал Энтони, и я, уже почти забывший о своём вопросе, вдрогнул.
– Я не знаю, о чём ещё мог так сказать рыцарь тех времён.
– Ну что же, может, и мы обретём его… в тяготах похода, - без иронии заключил я, - если найдём этот Лучков угор и если монголы по своей привычке не упёрли чашу, чтобы хлестать из неё кумыс, - и повернулся к возчику: - А вы не скажете, деревня ваша, Лучки - она старая? Когда построена?
Этот вопрос стал уже просто контрольным, определявшим наше с Энтони отношение к населённым пунктам.
– А как же, - охотно откликнулся возчик, оживлённо поворачивая к нам довольное лицо - наконец-то пассажиры и его приняли в беседу!
– Старая, ещё до нашего века построена, - в его устах это прозвучало, как "до нашей эры".
– В каком это году-то, мне тогда говорили… - он почесал кнутовищем лоб под кепчонкой.
– А!
– вспомнил и выговорил с важностью: - В одна тысяча семисотом. Круглая дата!
– Семисотом?
– я похолодел.
– Вы точно знаете?!
Должно
быть, в моих словах прозвучало настоящее отчаянье, потому что возчик на полминуты честно задумался и твёрдо сказал:– В одна тысяча семисотом. Племяш мой тогда говорил, они в школе праздник обсуждали - через два-то года триста лет будет!
Я повернулся к Энтони, но тот как ни странно, был спокоен:
– А откуда такое название - Лучки?
– осведомился он, снова потерев плечо - заживающая рана дико чесалась.
– Лучки-то?
– переспросил возчик.
– Нннны, з-зараза… - он подстегнул лошадь.
– Лучки? А вот, - он ткнул кнутовищем влево.
Там лес обрывался - резко, словно отсечённый мечом - и сверкала зеркальной рябью под ярким солнцем Цна. Широкая, не меньше километра здесь. На воде виднелись несколько лодок. А на противоположном берегу поднимался высокий холм с плоской вершиной.
– Лучков угор, потому и Лучки, - пояснил возчик и заморгал глазами опасливо, когда его пассажиры, только что выглядевшие скорее уныло, вдруг в один голос завопили, повалили друг друга в свежее сено и, продолжая орать, забарахтались в нём…
…Не знаю, бывают ли так счастливы настоящие археологи, когда после долгой, кропотливой работы наконец понимают, что можно напрямую приступить к изысканиям. Наверное - нет. Может, это и самонадеянно - так думать, но на свете не было людей более счастливых, чем я и Энтони, когда мы сгрузились с подводы напротив Лучкова угора.
Мы не спешили. Сначала искупались, а потом растянулись на песке, по временам довольными взглядами окидывая противоположный берег. Этот здоровенный холм деться никуда не мог - и однозначно был тем, что нам нужно. Энтони выиграл игру, которую играл с давнего детства.
Что выиграл я? Не знаю. Даже если просто эти дни в лесах - со всей их жутью!
– это большой выигрыш. Больше тех денег, что лежат дома. Честное слово - больше.
– Всякий раз, когда я чего-то достигал, меня охватывало горькое чувство потери, желание найти что-то новое, - процитировал Энтони. Я понял, что именно процитировал - и не ошибся: он посмотрел на меня и добавил: - Мэри Стюарт, "Последнее волшебство".
– Ну, мы ещё не совсем достигли, - возразил я. Энтони поднялся на ноги и, глядя на противоположный берег, странным голосом произнёс:
– Во всяком случае, мы дошли до места, где, скорее всего, окончил свой путь граф Мерсии сэр Энтони лорд Колвилл, мой дальний предок… Пойдём искать лодку, Эндрю.
Когда Энтони поднялся к пещере, он задыхался. Собственный доспех весил три стона, не меньше - у обвисшего на плече руса, да он сам - около тринадцати стонов. Энтони нёс на себе полтора своих веса…
Осторожно уложив друга на снег, головой ко входу, Энтони выпрямился. Медленно оглянулся.
Мир был чёрно-бел. Белый снег, чёрная вода, чёрные деревья на фоне белого неба. Чёрная тропа, протоптанная им на белом склоне, пока он носил в пещеру груз. Вдали клубились тучи - начинался буран.
На противоположном берегу двигались фигурки всадников. Передний поднял руку, низко свесился с седла. Взвизгнул, выпрямляясь, так, что было слышно у пещеры, махнул рукой и бросил мохнатого конька в ледяное прибрежное крошево шуги…
Энтони мельком подумал о луке - хорошем английском луке, из которого стрелял мальчиком в лесах вокруг замка. Двенадцать лет назад - жизнь, целая жизнь прошла в песках Палестины, нильских болотах, бескрайних снегах этой страны, где закончит свой земной путь сэр Спенсер Энтони, английский рыцарь… На миг он прикрыл глаза, вглядываясь в прошлое - шумел весёлый зелёный лес его доброй Англии…
…Потом он вернулся в чёрно-белый холодный мир.
– Антон… - послышался хриплый голос.
– Антон…