Завещание рыцаря
Шрифт:
– А ты кем мечтаешь стать?
– спросил Энтони, снова берясь за вилку.
– Историком.
Так и не донеся вилки до рта, англичанин положил её обратно и уставился на меня, словно я сказал что-то странное. Потом почесал нос, смешно сморщил его и сказал:
– Очень удачно. Очень!
Глава 5.
На мой взгляд чай, заваренный Энтони, пить было невозможно - слишком крепкий, да ещё и с молоком. Но Энтони совершенно спокойно выпил обе чашки и спросил:
– Какая фирма?
– Чёрт его знает, - я уже сгорал от нетерпения услышать рассказ
– "Майский Чай", по-моему…
– Покупай только "Липтон", - посоветовал Энтони совершенно серьёзно. Я поклонился:
– Непременно последую вашему любезному совету, сэр.
Англичанин засмеялся и хлопнул меня по плечу - довольно крепко:
– Прости… Ну, где удобней устроиться? Рассказ долгий…
– Пошли ко мне в комнату, - я махнул рукой.
Но в комнате Энтони первым делом обратил внимание на мой кассетник. И поморщился, чем меня страшено оскорбил. Магнитофончик у меня был не какой-нибудь "Фунай" или "Кансай", а настоящая японская "сонька", я на него в прошлом году сам заработал. Ясно, конечно - дворянство, всё такое, собственный замок (кстати, не спросил, есть ли он?), но "Сони" и в Африке "Сони". Я прямо так Энтони и сказал.
– Прости, не имел в виду ничего плохого, - Энтони устроился в кресле, обхватив руками поднятое колено.
– Ну и жара… Магнитофон хороший. Просто наша семья не покупает ничего японского.
– Ещё новости, почему?!
– поразился я.
– Мой дед Роберт командовал партизанским отрядом в Бирме, когда японцы захватили её. В 1942 году его схватили, пытали в кемпетай и обезглавили. Кемпетай - это… - начал он, но я прервал:
– Японская тайная полиция, я знаю.
– Да. С тех пор… ну, ты понимаешь.
Понимал ли я? Не знаю… Зимой я носил хорошую немецкую куртку, а дед мой был в немецком лагере для военнопленных. И жив остался чудом. Я хотел сказать об этом Энтони, но не решился…
– Так какую работу ты мне хотел предложить?
– напомнил я, устраиваясь на неубранной кровати.
– Я слушаю.
Энтони сплёл вместе пальцы и хрустнул ими. Потом подогнул под себя ногу. С сомнением посмотрел на меня, словно всё-таки не был уверен, можно ли мне доверять. Кивнул, отвечая на какой-то внутренний вопрос. И заговорил - не очень громко, глядя в стену сбоку от меня…
– Наш род - очень древний. Первый Колвилл документально зафиксирован в хрониках, относящихся примерно к середине ХII века, но, по косвенным сведениям, среди наших предков были короли ещё донормандской Мерсии Пенда, Оффа и Бургред, а это уже VI-VIII века… Почти все мужчины в нашем роду служили Британии с оружием в руках. Бои с викингами, потом с норманнами и уже за норманнов, крестовые походы… Вот в 1221 году один из Колвиллов, графов Мерсисайд, присоединился к герцогу Людвигу Баварскому, который повёл рыцарей на помощь воинам 5-го крестового похода, которые только-только взяли штурмом крепость Дамиетту в Египте. Но 5-й крестовый поход окончился для европейцев неудачно. Разлился Нил, войска султана Аль Камила напали на армию крестоносцев возле Мансуры и разбили её, а потом отбили Дамиетту… Но моему предку было всего семнадцать лет, он стал рыцарем совсем недавно и хотел и дальше сражаться с неверными… Кстати!
– Энтони щёлкнул пальцами.
– Его звали так же, как и меня - Энтони. Сэр Энтони… Короче говоря, он долго пробыл на Востоке, а в 1228 году присоединился к Фридриху II, императору Германии, начавшему 6-й крестовый поход… После окончания похода сэр Энтони просто исчез.
Насколько я мог судить, история по тем временам
самая обычная. Если меня что и заинтересовало - так это поразительная осведомлённость Энтони о "делах давно минувших дней". Я-то лично не знал, кем был мой прадед! Хотя это и не причина для гордости… Очевидно, Энтони заметил, что рассказ не слишком меня заинтересовал, потому что поспешно продолжил:– Но дальше! В 1242 году в наш замок пришло письмо. Его привёз вернувшийся из вашего плена шотландский рыцарь, он сражался против Александра Невского… я вот не помню - где…
– Чудское Озеро, - подсказал я заученно.
– 5 апреля 1242 года, Ледовое Побоище.
– Наверное. Короче говоря, шотландец это письмо завёз по дороге домой. До нашего времени не дошёл рассказ о том, как письмо попало к нему, кто дал его в плену шотландцу, но только письмо было написано сэром Энтони! Написано в 1237 году, на территории Руси, в Рязанском Герцогстве!
– Княжестве, - поправил я. Энтони кивнул:
– Ну да… За те восемь лет, что прошли между окончанием 6-го крестового похода и написанием письма, сэр Энтони каким-то образом оказался у вас! Но даже это само по себе совершенно неинтересно в сравнении с тем, что он пишет!
Энтони вскочил и выбежал из комнаты. Я даже не успел ничего подумать, как он уже влетел обратно, неся в руке несколько листочков плотной бумаги. Англичанин плюхнулся рядом со мной и бросил эти листки мне на колени:
– Вот! Это то самое письмо! Ну, конечно, не оригинал, а ксерокопия, оригинал хранится у нас дома…
Я с интересом посмотрел на цветные ксерокопии. Написано было ярко-чёрными чернилами, крупно, разборчиво, и буквы узнавались легко, но, как я не пытался прочесть, ничего не получалось, хотя английский я знал неплохо.
– Это что, староанглийский?
– спросил я наконец, отчаявшись прочесть хоть словечко. Энтони секунду непонимающе глядел на меня, потом вздохнул:
– Фух! Это не английский вообще, это латынь!
– А, ну, конечно, - ядовито буркнул я, - как это я не догадался… Отвык, наверное, уже три дня ничего по латыни не читал…
– Да я переведу, всё нормально, - Энтони забрал листки.
– Сэр Энтони был грамотным, одно время учился в бенедиктинском монастыре. Тогда немногие умели писать и читать, даже короли могли были неграмотными…
– У нас грамотных было много, - возразил я.
– А в Новгороде, на севере - почти все. Даже простые люди.
Энтони посмотрел на меня немного обиженно, но спорить не стал и вообще замял эту тему. Держа листки на колене, он начал довольно медленно, с запинками переводить. Ещё бы - ведь ему нужно было сначала перевести в уме с латыни на английский, а потом ещё с английского на русский…
Вот что я услышал…
Дорогая моя матушка!
Пишу эти строки с прискорбием и тоскою. Смерть моя близко, но не она меня страшит - я умру, как подобает рыцарю и христианину - а мысль, что более не увижу я ни белых скал на берегах нашей весёлой Англии, ни нашего замка, ни вас. Утешаюсь тем, что гибну за христианское дело и спешу пересказать обстоятельства своей гибели.
Вам уж, верно, известно, какой неудачею окончился наш поход в Святую Землю. Неверные владеют Иерусалимом, и не вижу я силы на одоление их - разве что Господь наш в своей милости пошлёт ангела с огненным мечом и поразит нечестивые полчища своим гневом. На что надежды мало, ибо ордена, поставленные охранять дело Христа на Вос-токе, погрязли в склоках, интригах, разврате и беспутстве.