Завещание с простыми условиями

Двери без скрипа отворились, и сама того не желая, я вошла в гостиную. Из большого, наполовину зашторенного, окна комнату заливал сумеречный свет стремительно угасающего дня, бледно озарявший картины и папирусы на стенах. На потолке, диване и креслах уже лежали темные тени.

И стояла гробовая тишина, которую нарушал только ход старинных часов.

В этой темноте и тишине я неверными шагами подошла к портрету.

Очертания пейзажа и фигуры на его фоне были едва видны, но еще вполне различимы, и я увидела знакомые лес, реку, зеленый луг.

Отец стоял на мосту в той же позе.

Ну все, посмотрели — и будет!

Но он опять будто поймал мои глаза в ловушку.

Куда ты спешишь, Марта?

Пусти меня!

Упавший из окна и тут же исчезнувший яркий луч на миг исказил красивое бледное лицо отца, и мне показалось, будто он усмехнулся.

Преодолевая невероятное сопротивление, я изо всех сил пыталась перевести взгляд, но это было сильнее меня.

Я как завороженная смотрела в его глаза, а он опять взирал на меня без усмешки, спокойно и строго.

Внезапно лес за его спиной шелохнулся.

Я судорожно сглотнула слюну.

Померещилось?..

Вдруг комната начала быстро наполняться ароматами; в нос ударил резкий запах аптечной ромашки, затем слабо повеяло клевером, тут же его перебил тысячелистник…

Собрав все силы, не отрывая взгляда от портрета, я на негнущихся ногах попятилась к двери.

Ты уже уходишь? Неужели ты меня совсем не любишь? Ты так редко заходишь ко мне! Побудь еще немного…

Глаза отца упрашивали, умоляли, звали…

И держали — держали, как самый прочный канат.

Теряя сознание, я спиной продвигалась к двери.

Черный лес зашумел, как перед бурей; луг застрекотал, река бешено забурлила и начала выходить из берегов… И вдруг вода хлынула через препятствие рамы и полилась прямо на пол!

В этот момент я достигла дверей, не слушающейся рукой нащупала ручку, и, переборов неодолимую силу, перевела, наконец, взгляд с портрета на камин; затем, не медля, развернулась и пулей выскочила в прихожую.

Оказавшись в полной темноте, объятая ужасом, я не могла понять, где же лестница в мою комнату. Как безумная, я заметалась по прихожей, натыкаясь на стены; трясясь, как в лихорадке, начала ощупывать их в поисках проема, но повсюду были стены, стены, стены… Наконец, руки провалились в пустоту, и все мое тело рванулось туда, в эту спасительную отдушину. Без сил, я опустилась на ступеньки и тяжело задышала. Голова ужасно кружилась. Пол подо мной качался, как палуба.

Не имея сил подняться на ноги, я стала ползком перемещаться по ступеням вверх. Лестница то и дело уплывала из-под ног.

Пропади она пропадом, эта чертова квартира! Сейчас соберу свои манатки и утром перееду назад, на улицу Некрасова…

Если тебе удастся пережить эту ночь.

Внезапно перед моими глазами все поплыло, и, не успев добраться до дверей спальни, на последней ступени я потеряла сознание.

ГЛАВА 8

Очнулась я там же, на каменных ступенях. С первого этажа, через окно под лестницей, проникал слабый свет. Наверно, уже утро. Голова ужасно болела; тело ныло так, будто из него всю ночь вытрясали внутренности. Кряхтя, как древняя старуха, я поднялась и, шатаясь, побрела в спальню. На улице стояла прежняя беспросветная хмурь. Я опустилась на застеленную простыней из настоящего китайского шелка кровать, но даже не обратила внимания на ее струящуюся легкость. В голове роились обрывки мыслей. С трудом собрав их воедино, я начала укладывать свои нехитрые пожитки в пластиковый челночный баул.

Но неожиданно прервала свое занятие. Обида змеей душила меня. Я что, душевнобольная? Нет.

Нет?..

На старой квартире у меня никогда не было ни видений, ни галлюцинаций; ничего не казалось и не мерещилось. А тут…

Я отставила баул в сторону. Осмотрела просторную уютную спальню. Коснулась взглядом полупрозрачных шелковых штор. Потом встала и вышла с сигаретой на балкон. Промозглый воздух вмиг выветрил утреннее сонное тепло, лицо облепила октябрьская свежесть. Разбросанные мысли приобрели четкость.

Я вспомнила всю свою жизнь, с самого детства. Мы с мамой всегда жили очень скромно, а бывали времена, когда и просто сидели без копейки. Мама работала учительницей русского языка и литературы в школе. Дачи у нас не было, богатых родственников — тоже. Никаких новомодных нарядов, дорогих телефонов, украшений и прочего я никогда не имела, несмотря на то, что мама работала на полутора ставках. Мой богатый папа-академик никогда о нас не вспоминал. А ведь, как выяснилось, прекрасно знал о нашем и, в частности, моем существовании! И вот теперь, когда справедливость, наконец, восторжествовала, и я получила причитающееся мне по закону, я собираюсь отказаться от наследства? И опять топать на работу в ботинках, которые ношу четвертый год и фиолетовой куртке с искусственным мехом, купленной в магазине «Дешево и сердито»? Из-за чего?! Из-за какого-то дурацкого куска холста? Да я сейчас же вышвырну его с двадцать второго этажа, а Корсакову объявлю, мол, забыла запереть дверь и меня обокрали. На нет и суда нет!

Охваченная решимостью, ловко таща за собой больную ногу, я влетела в гостиную и, не глядя на портрет, сорвала его со стены и побежала назад в спальню.

Мне показалось, что портрет извивается в моих руках. Ну что ж, пусть корчится! Я распахнула окна балкона и глянула вниз. Никого. В следующую секунду портрет отца полетел вниз с головокружительной высоты. Я проводила его взглядом. Когда он, на глазах уменьшаясь до крошечного пятнышка, долетел до земли, донесся еле слышный треск.

Вот и чудненько. Вот и слава богу!

В ту же секунду возникло ощущение невероятного облегчения. Я наконец-то вдохнула полной грудью. Тяжесть, много дней сковывавшая душу, куда-то ушла.

Мне захотелось петь и парить от радости. Как на крыльях, я слетела вниз, на кухню, и весело принялась готовить гренки и кофе. Мне даже показалось, что на улице чуть просветлело. Решено — после завтрака отправлюсь гулять!

Пока варился кофе, я не спеша опять заглянула в гостиную. Место возле часов непривычно пустовало. Однако атмосфера комнаты все еще оставалась какой-то угнетающей. Пользуясь моментом, я, наконец, собрала осколки вместе с рюмкой и вымыла пол.

Во всем теле чувствовались бодрость и прилив сил.

Позавтракав, я облачилась все в ту же фиолетовую куртку, джинсы и ботинки и, весело напевая, вышла из дома. Обошла дом кругом.

Портрета нигде не было.

Тем лучше.

Вопреки ожиданиям, на проспекте стояла все та же пасмурная и сырая погода. По тротуару по-прежнему беззвучно брели бестелесные тени людей в темных одеждах, по дороге бесшумно катились очень дорогие машины, время от времени перемежаясь с трамваями и такси.