Завещание Вагнера
Шрифт:
В ослеплении ненависти они называли Лию беспутной, ничтожной, бессовестной... их раздражало ее смиренная поза, ее красота...
Она была не дурна собой, лицо тонко очерченное, волосы вьющиеся как у цветка гиацинта, голос, как у ангела...
Ее голос пьянил, смирял...
Они же вопили, и выли как волки: не должно ее быть среди нас...
Она говорила, что упала к ним с неба...
Они недоумевали... как такое возможно?..
Лия насадила сад, а они пришли с топорами... они и ее рассекли бы на части, если бы узнали, кто она...
В
Мавр говорил: все люди по происхождению одинаковы...
Мое происхождение осложнялось некоторыми посторонними обстоятельствами... я ведь тоже был сиротой, я упал с неба... и это возбуждало людей против меня...
Почему?..
Помню, Мавр говорил: в боге надо искать объяснений существования этого мира...
Вселенная поражала меня гармонией своего устройства и странным безразличием, равнодушием...
Мавр явно имел общение с богом...
Лия стояла в середине между Мавром и мной смертным, но ближе ко мне, чем к Мавру... она была моим ангелом... я в ней нуждался, а она не имела нужды даже в самой себе...
Она чувствовала себя блаженной, жила не для себя, для других...
Я вспомнил все утра и вечера, когда она являлась мне в видениях и в разных обликах...
В наших отношениях не было случайности или принуждения, но только то, что сообразно с природой...
Город нам не был нужен...
Мы оставались равнодушными ко всему происходящему...
Мы жили на острове...
В книге Лии я нашел историю рождения близнецов, и как бы переселилась в них и без всякой преднамеренности...
Близнецы обращались друг к другу на своем языке и созерцали себя...
Это созерцание развивало их ум...
Помню, как я, движимый неопределенной какой-то бессознательной силой, тяготением устремлялся к богу, но видел его еще смутно... в три года это неопределенное влечение стало определенным, бессодержательное оно наполнилось содержанием, смутное превратилось в видения мне от бога... мне захотелось туда, где он, но лучше бы мне не желать этого...
Ум направил меня к богу...
Я созерцал... это созерцание отлагалось в уме в виде множества представлений...
У меня была способность без усилий и исканий находить в этом множестве представлений нужное мне представление, и пользоваться им как своим...
Лия была для меня самым возвышенным существом, лучше всех и ближе всех прочих... она разливала вокруг себя светлое сияние...
Я помню лицо брата... я сохранил в себе многие его черты...
Смерть разделила меня с ним, второй бог...
Потом ушел Мавр, за Мавром Лия ушла... я пытался ее удержать, но неуспешно...
Смерть представила мне все это как естественно необходимое и в другом свете, она поразила меня беспомощностью, лишила сил...
Я очнулся на кладбище на дне ямы... не знаю, сам я туда сошел или кто-то спихнул... и заслуженно... я никому не был нужен, даже самому себе...
* * *
Возможно,
я впадаю в преувеличение...Все смутно, дробится...
Книга Лии не представила мне сколько-нибудь счастливого разъяснения тайны моего рождения...
Мавр говорил, что у меня был брат, но он умер...
Подчинена ли смерть богу?.. да и есть ли смерть?.. ведь Христос и человек и спаситель, своей крестной смертью он попрал смерть, вырвал ее жало... или это некое утонченное богословское построение, тайна, в которую трудно вложить понятное содержание...
Здесь я переношусь в область нетленного...
Лия являлась мне ангелом в образе, который она носила... я же никуда не приходил, ни ходил... я лежал и не вставал... однако каким-то образом перемещался в пространстве и времени, мог даже летать без крыльев...
В этом есть очевидное противоречие моим словам: я пребывал камнем на ложе, и, тем не менее, жил такой жизнью, которая предполагала публичность обнаружения, правда, слишком своеобразное, вызывающее у меня недоумение...
Что это?.. как будто земля уходит из-под ног, гора стронулась и поползла в воду, ставшую кровью...
Закат ее сделал такой...
Камни вокруг кишат как муравьи, снуют, одни туда, другие сюда, спешат, переговариваются, обмениваются мнениями...
* * *
Я задумался и едва не проехал свою остановку... я поспешно покинул трамвай, глянул на гору, она и не думала трогаться с места, но закат пылал...
На месте дома вдовы догорали руины...
Я вдруг понял, что случилось что-то страшное...
Лия оставляла у вдовы близнецов, когда задерживалась в театре или у нее случались приступы...
У вдовы не было детей, и она с радостью брала близнецов на ночь и относилась к ним как своим собственным...
О вдове, впрочем, как и о Лии, рассказывали всякие истории, иногда утешительные с невнятными последствиями... может быть, это и сблизило их...
Между ними была трогательная и полная уважения привязанность...
В книге я не нашел подробностей случившегося... всего несколько строк, без какой бы то ни было завершенности...
Подобная незаконченность была присуща Мавру...
Случалось в книге обнаруживались и пропуски, пробелы, по всей видимости, идущие от реальности...
Лия как бы смирялась с тем, что ей придется оставить эту пустоту незаполненной...
И это касалось не только интимного...
Пустота была воплем, выражающим бессилие, и звучала как прелюдия к безмолвию вечности...
Для меня не было ничего более страшного, чем пустота, из которой я вышел...
Мне взбрело в голову представить эту пустоту... и я очутился на дне Черной Дыры, если у нее есть дно...
Взгляд не успевал запечатлевать увиденных там мной зрелищ...
Это область поэзии...
Поэзия не описывает ничего, что не соскользнуло бы в темноту непознаваемости......
Я открыл глаза и в смятении увидел эту пустоту на месте дома вдовы...
Пустота постепенно наполнялась подробностями...